Давай переживем. Жизнь психолога-спасателя за красно-белой лентой - Артем Коваленко

Юля еще на испытательном сроке, проходит стажировку, и наш начальник, зайдя к нам в кабинет, спрашивает, улыбаясь:

– Ну что, Юлия, когда в командировку поедешь?

– Хоть завтра, – спокойно отвечает она.

– Слышали? – удивляется начальник, все так же улыбаясь. Он поворачивается в мою сторону и говорит: – Вот завтра и поедете.

Юля, как ты могла? Мне остается лишь эта мысль и время на сборы в завтрашнюю командировку…

Глава 6

Осторожно, лагерь закрывается!

Снова служебная машина везет нас в пункт назначения. На этот раз мы едем с Юлией Анисимовой в палаточный лагерь для беженцев, но расположенный уже в другом месте – он находится возле города Новошахтинск. Этот палаточный лагерь – уже другой городок, другое микрогосударство, отличающееся во всем от пункта в поселке Матвеев Курган, где я провел почти все лето. Здесь даже цвет палаток другой – синий, вместо уже привычного армейского зеленого.

Силы и ресурсы после предыдущих командировок не восстановлены, и эта поездка уже изначально вызывает легкую тошноту. Жизнь в полевых условиях рано или поздно надоедает даже самому истинному романтику.

Палаточный лагерь расположен между двумя гигантскими терриконами. Раньше палатки стояли в непосредственной близости от пограничного пункта, но после прилета осколков лагерь экстренно перенесли подальше. Картина схожа с той, что была на пункте пропуска «Успенка». Вообще странно, что палаточный лагерь для беженцев ставится на самой границе с территорией, где идут активные боевые действия с применением реактивной артиллерии и авиации. Это, видно, вовремя поняли где-то на верхнем уровне, и палатки быстро перенесли на всех пунктах. Что говорить, если случайные прилеты осколков были зафиксированы даже во дворах частных домовладений, которые находились от границы на порядок дальше, чем стояли палатки. От такого попадания погиб один мирный житель.

Хорошо, что никто из числа беженцев и спасателей не пострадал от прилетающих осколков. Меня уже как-то отправляли в командировку без отражения в приказе – по документам я находился дома, и если бы со мной что-нибудь случилось, то никаких выплат моя семья не получила бы. Да и риск этот был непонятно ради чего, разве что только ради новой медали на китель кому-то из руководства.

Мы приезжаем в палаточный лагерь. Юля, как всегда, полна оптимизма, энтузиазма и прочих ресурсов. У меня эти ресурсы уже почти на исходе.

Здесь так же много палаток и людей. Алгоритм наших действий мне уже знаком – оказываем психологическую помощь, помогаем в организации отправок беженцев по регионам нашей страны.

Несколько раз доносится глухое эхо разрывов снарядов. В это время достаточно открыть карты Гугл, выбрать режим «спутник» – и можно рассмотреть фотографии разбитых пунктов пропуска.

В Новошахтинске живет мой товарищ Влад, с ним до летних событий мы ходили на тренировки по вольной борьбе. Влад иногда приезжает к нам в лагерь, и мы едем с ним на родник. Там я набираю воду в пятилитровые бутылки и отвожу в лагерь, к связистам, у которых мы поселились.

Когда мы забираемся на террикон, находим там множество использованных шприцев. Остается только вопрос, кому они принадлежат: беженцам или кому-то из спасателей. На эту тему у нас с Юлей происходит дискуссия.

С одним из спасателей договариваемся поехать в город – купить себе что-нибудь из продуктов. Я говорю ему, что мне нужно пойти предупредить своих связистов и узнать, что привезти им с «большой земли», – палатка связи находится в другом конце лагеря. Я иду, срезая путь, через палатки. Прихожу к связистам, беру у них заказы и иду обратно. Мой путь туда и обратно занимает не более десяти минут, но когда я возвращаюсь, то спасатель, с которым мы собирались отправляться в дорогу, уже спит пьяный. Меня удивляет не столько его поступок, сколько такое умение уложиться в столь короткий временной отрезок. В город мы не едем.

Обхожу территорию палаточного лагеря. Вижу, стоит семья – родители и два ребенка. Женщина спрашивает у меня, где можно найти такую форменную футболку, как у меня. Я прошу их подождать, иду к своему «тревожному» рюкзаку, беру футболку с белыми буквами «м», «ч» и «с» на спине и возвращаюсь. Дарю футболку подростку, а второму ребенку отдаю свой перочинный нож, предварительно спросив разрешения у его родителей. Здесь меня нельзя упрекнуть в растрате казенного имущества – футболки нам приходилось покупать за свой счет. Впрочем, не только футболки.

Мы разговорились с отцом детей, которым я подарил перочинный нож и футболку. Алексей – ополченец, он перевел через границу свою семью, чтобы оставить их в безопасности, а самому вернуться обратно.

В прошлом Алексей шахтер, уже успел принять участие в боевых действиях. Он до этого оставлял жену и детей в Краснодарском крае, а сам возвращался на Донбасс. Кстати, когда Алексей забирал семью из Краснодарского края и вез домой, то на границе украинские пограничники забрали у детей подарок отца – новую приставку, которую они везли с собой.

Мы с Алексеем каждый день много беседуем. Как-то он рассказывает мне:

– Отвез своих на Кубань, а сам поехал обратно. Приехал домой, выпил бутылку водки, а утром, собрав продукты, пошел к ополчению на блокпост.

Пока жена и дети Алексея находятся в лагере, он ходит в город и пробует там подработать грузчиком. От предложений финансовой помощи всегда категорически отказывается.

В наш палаточный лагерь периодически приезжает священник – настоятель близлежащего храма, иерей Олег Васильченко. В таких полевых условиях он совершает богослужения. Часто возле полевого храма можно заметить небольшую, но все же очередь – люди пришли на исповедь.

Как-то Алексей сказал, что у него о чем-то болит душа, – он не уточняет, но потом добавляет, что хотел бы поговорить со священником. После исповеди Алексей находит меня и говорит, что они едут обратно домой. Он так решил. Мы прощаемся.

Прошло больше года, мы созвонились с Алексеем по скайпу. В тот день, летом четырнадцатого года, он с семьей вернулся домой. Долго сидеть дома Алексей не смог и вернулся в свое подразделение, в котором принимал участие в боях в районе города Дебальцево.

Во время одного из видеозвонков, в самом конце нашего разговора, Алексей рассказывает мне, что иногда не может уснуть. Понимаю, что говорить про это ему очень тяжело, разговор идет примерно так:

– Вот, мешает спать иногда…приходит…стоит как будто и кровать шевелит, представь?

Я догадываюсь, кто стоит возле кровати и почему. Позже я убеждаюсь в том, что мои предположения были верными. Алексей продолжает:

– Когда мы зашли в Дебальцево, там уже всех их почти выбили… они всех своих раненых побросали там же, на месте… представь, лежат они, живые еще, а их руки-ноги собаки тянут – собаки голодные и дикие от этого… подхожу… (Алексей делает частые