Улыбка Лизы. Книга 1 - Татьяна Никитина

– Получается, что так. Есть сколько угодно примеров, когда при смертельной опасности скорость работы мозга возрастала в десятки раз. Да ты, наверное, и сама об этом читала. В единицу времени обрабатывается намного больше информации, чем обычно, а субъективно люди воспринимают это, как замедление времени. Или многим с возрастом кажется, что время летит с каждым годом всё быстрее. Почему? А потому, что снижается скорость обработки информации из-за старения мозга. Индивидуальное время человека уплотняется и оттого воспринимается как ускоренное.

Его слова напоминают ей об утреннем разговоре с сыном в тот день. Пашка хотел поделиться чем-то очень важным для него, но она не нашла времени выслушать. Состояние панической тоски вновь охватывает Лизу, а Миша, не замечая отрешённости, проступившей на её лице, рассказывает про наивные попытки предков закрепить время в пространстве: про загадочные башни-нураги в Сардинии; многоступенчатые зиккураты шумерийцев; таинственный Мачу-Пикчу в перуанских Андах с его косыми плоскостями храмов; каменные гигантские зеркала на Тибете.

Они не сразу слышат телефонный звонок из соседней комнаты. Миша теперь всегда первым бросается к телефону, оберегая её от нежелательных сообщений следователя.

– Слушаю… Добрый вечер… Да, здесь… Минутку, – оживлённо говорит он, прикрывая ладонью трубку.

«И радуется в душе, что это не следователь Балабанов», – думает Лиза.

– Звонит какой-то Пол Мельци. Наверное, из журнала по поводу твоей статьи? – кричит из комнаты Миша. – Лиза, ты будешь говорить с ним?

– Кто? – переспрашивает она скорее машинально, чем осознанно, и продолжает неподвижно сидеть, разглядывая на противоположной стене фотографию четырёхлетнего Пашки. Частица пойманного объективом времени, упрятанная в деревянную рамку на стене. Золотистыми волосами, вьющимися кольцами и чрезмерно отросшими за лето, он похож на прехорошенькую девочку. А может, на ангела? Она всё временила тогда с походом к парикмахеру – не хотелось состригать эту красоту. Ей и сейчас хочется оставить всё как было.

– Лиза, ты возьмёшь трубку? – напоминает Миша. Она кивает головой и едва слышно роняет: «Да, он из журнала».

Глава девятая

Сер пьеро да винчи

ФЛОРЕНЦИЯ. 1472 ГОД

Главный нотариус Синьории сер Пьеро да Винчи, натянув поводья до упора, повернул мула с крутой каменистой тропы, петлявшей между поросших лесами холмов западного склона Монте-Альбано, на хорошо наезженную дорогу, что пролегла между Пизой и Флоренцией. По сторонам раскинулись оливковые сады, сбегающие в ущелье серебристой волной. Седые кроны коренастых деревьев в этом году сплошь усыпаны крупными чёрными ягодами. Урожай маслин обещает быть отменным, прикидывал сер Пьеро доходы от продажи масла по осени. Год назад, похоронив отца, он перебрался во Флоренцию, где по случаю совсем недорого приобрёл богатый дом на виа Делла Престанца, близ Палаццо Вьеккьо. В своём доме он вводил обычаи, принятые в знатных семействах Флоренции, а недавно, будучи в Пизе, прикупил раба-эфиопа.

От матушки, незабвенной донны Лючии, он унаследовал добродушный нрав и посему ладил со всеми, не прилагая к тому особых усилий. Врагов не имел, а благодаря милостям Всевышнего состояние его прирастало новыми виноградниками. Но, как не бывает всегда безоблачного неба, так и в жизни каждого найдётся облачко, омрачающее полноту счастья – Господь не желал продолжения его рода. Первую жену Альбиеру выбрал ему отец Антонио. Она принесла изрядное приданое, но за шестнадцать лет супружеской жизни так и не сумела родить сына или дочь. Дети появлялись на свет мёртвыми, а пять лет назад Альбиера и сама скончалась, не разродившись младенцем мужеского полу. К выбору второй жены сер Пьеро подошёл основательно, не полагаясь на везение и милость Божью. По его просьбе свахи подыскали несколько семейств, в роду коих женщины каждый год приносили по младенцу. Вот так и вошла в его дом дочь нищего чесальщика шерсти – шестнадцатилетняя Франческа Ланфредини. Сер Пьеро подписал брачный контракт, не торгуясь из-за приданого, но минуло пять лет, а Франческа ни разу не понесла, не одарила его наследником. Чем он так прогневил Бога? Будучи не скаредным, но бережливым, жизнь вёл скромную, не бражничал, денег для церквей не жалел, положил дорогую могильную плиту на семейную гробницу в Винчи, да и на милостыню нищим не скупился, о Леонардо заботился, как о законном сыне, потому как всегда помнил слова матушки: «Береги, сынок, что Господь посылает. Стань ему отцом». Иногда его посещала мысль, что мальчишка оный и есть главное испытание, ниспосланное ему Господом.

Добродетельная донна Лючия – третья жена Антонио, похоронившего до неё двух и одиннадцать детей, унесённых в разное время то моровой язвой, то потовой лихорадкой. Женщина богобоязненная, но безмерно добрая, в дела мужа не вмешивалась, в споры не вступала, ни в чём ему не перечила, но всё делала, как подсказывало сердце. Это она выходила полумёртвого мальчишку, подобранного поселянами на скалистых уступах Монте Альбано. Никто и не помышлял тогда, что он будет жить.

– Предоставь всё Богу решать. Не жилец он. Ужель не видишь? – брюзжал девяностолетний Антонио, а Лючия, забросив домашние дела, дни и ночи не отходила от постели найдёныша. Прикладывала к гноящимся ранам примочки, отпаивала травяными отварами да козьим молоком. Месяц пролежал он в беспамятстве, а когда пришёл в себя, стало ясно – память к нему не вернулась. Говорить учился заново и, как щенок, приласканный случайным прохожим, по пятам следовал за Лючией, помогая по хозяйству. Она первая стала звать его Леонардо, тоскуя по внуку. А Катерине ничего не сказали. Она так и не узнала.

По осени, когда младший брат, Франческо, объезжал пахотные участки, мальчишка оказался весьма полезен при подсчёте урожая. Узнав вес одного мешка, он живо рассчитал количество зерна, положенного им по договору. Неграмотный Франческо приобрёл незаменимого помощника, чему был несказанно рад, а Леонардо – ещё одного защитника от нападок старого Антонио. Неприязнь старика к мальчику порождалась его леворукостью, что в деревне издавна почиталось дьявольской отметиной.

– Силы Господни! Что же этот козий выкормыш, ведьмино отродье вытворяет!? – кричал на всю округу, опершись на палку, скрученный старостью Антонио, завидев, как мальчишка куском угля испоганил выбеленную стену пристройки к дому. Лючия и Франческо вступились за Леонардо, а потом удивлялись безмерно – мазня на стене при дальнем рассмотрении превращалась в каменные кручи и горные тропы, открывавшиеся взору с их подворья.

Сей случай убедил сера Пьеро отдать мальчишку в обучение художественным ремёслам. В следующий свой приезд в Винчи он привёз двадцать листов писчей бумаги и карандаши: два угольных и один сланцевый, но не развлечения ради, а дабы показать потом рисунки знакомому мастеру, понимающему в художествах. Сын башмачника Андре Вероккьо начинал ремесленником у ювелира, а теперь имел лучшую боттегу во Флоренции. Не раз оформлял сер Пьеро ему купчие на покупку и аренду помещений и отстаивал интересы оного в тяжбах с заказчиками. Посему и завязалась между ними дружба.

Брови на пухлом лице Андреа Вероккьо вскинулись кустистыми дугами, когда сер Пьеро выложил перед ним рисунки Леонардо.

– У кого он учился?

Сер Пьеро расплылся в улыбке, довольный впечатлением, кое произвели рисунки мальчишки.

– Он нарисовал перспективу. Смотри! Видишь, как ему удалось отобразить пространство? – удивлялся Андреа.

– Ну так что? Возьмёшь ли его в обучение?

– Приводи завтра.

В «перспективе» и «отображении пространства» сер Пьеро смыслил мало, можно сказать, ничего, но чутьё подсказывало: сделка обещает быть выгодной. Оплатив учёбу Леонардо в художественной мастерской, он мог рассчитывать на прибыль, когда мальчишка откроет собственную боттегу и потекут заказы, а зодчие и живописцы Флоренции без работы никогда не сидели.

– Чем бы ты хотел заниматься по жизни? – начал он разговор с Леонардо.

– Не знаю, а чем можно? Могу ли я учиться медицине?

– Это весьма долго и непомерно дорого, а тебе надобно самому зарабатывать на жизнь. Ты бы мог стать ювелиром, а я оплачу твою учёбу в боттеге.

– Хорошо, я готов.

Через год Леонардо заканчивает обучение у Вероккьо и получает квалификацию мастера в Гильдии Святого Луки. Сер Пьеро уже присмотрел для него помещение на виа Проконсоло – из трёх комнат и с просторным подвалом, где он сможет открыть собственную боттегу.

Погруженный в воспоминания главный нотариус Синьории не заметил, как добрался до своего дома на виа Делла Престанца. Зажатый другими строениями, тесно примкнувшими друг к дружке, дом казался узким и высоким – в два этажа, но с уютным патио и большой террасой, выходящей на Палаццо Векккьо. Сер Пьеро, выросший меж горных холмов, где воздух напоен ароматом трав, а не гниющими нечистотами с улиц, давно мечтал о вилле в долине Арно.