Принцессы Романовы: царские дочери - Марьяна Скуратовская

«Фурья зависти» – это, конечно же, главная обидчица покойной палатины: императрица Мария-Терезия. Она, кстати, ненадолго пережила палатину, скончавшись в 1807 году и оставив по себе недобрую память.

Брак Александры Павловны и эрцгерцога Иосифа так и остался единственным – и неудачным! – опытом родства между Домом Романовых и австрийскими Габсбургами.

В 1807 году известный скульптор И. П. Мартос создал по просьбе императрицы Марии Федоровны памятник Александре Павловне, который был установлен в Павловске, на берегу речки Славянки. Мраморный памятник на постаменте из лабрадора оказался очень удачным. Василий Жуковский был так потрясен красотой этой скульптурной группы, что даже посвятил ей стихотворение:

И ангел от земли в сиянье предо мнойВзлетает; на лице величине смиренья;Взор в небо устремлен; над юной головойГорит звезда преображения.

Стихотворение снабжено прозаическим отрывком, описывающим памятник: «Художник умел в одно время изобразить и прелестный характер и безвременный конец ее; вы видите молодую женщину, существо более небесное, нежели земное; она готова покинуть мир сей; она еще не улетела, но душа ее смиренно покорилась призывающему ее гласу; и взоры, и рука ее, подъятые к небесам, как будто говорят: да будет воля Твоя. Жизнь, в виде юного Гения, простирается у ее ног и хочет удержать летящую; но она ее не замечает; она повинуется одному Небу – и уже над головой ее сияет звезда новой жизни…»

Во время Великой Отечественной войны фашисты буквально сравняли Павловск с землей: так же как Петергоф и Екатерининский дворец с парком. Часть парковых скульптур была вывезена в Германию, а часть – не представлявшую интереса для Рейха – не поленились взорвать. Так был уничтожен и памятник Александре Павловне. Правда, сохранилась мраморная композиция, которую Мартос представлял императрице в качестве образца для будущего памятника: она хранится в Русском музее.

Усыпальницу Александры Павловны в Иреме посещали в 1814 году ее старший брат, император Александр I, и сестры – великие княгини Мария и Екатерина Павловны.

А за четыре года до них, в 1810 году, могилу посетил русский генерал В. Б. Броневский, оставивший запись об этом: «Дворец в Офене теперь совершенно пуст; палатин после смерти своей супруги никогда в нем даже на время не останавливался. Во дворце мебель, все вещи сохранялись в том виде, в каком они были при жизни Великой княгини. Так, на открытом фортепиано лежала тетрадь русских арий; эрцгерцог отметил своей рукой песню „Ах, как скучно мне на чужой стороне“, которую его супруга пела в последний раз в жизни. Привратник узнав, что мы русские, тотчас привел к нам священника, живущего здесь при гробнице Александры Павловны, – имя магическое для обожавших ее венгров… Жители всегда называли ее покойною королевою. Гробница ее находится в деревушке, населенной сербами в 10 верстах о[т] города. Отец Николай (Музовский) заслужил здесь великое уважение. Крестьяне протестантского исповедания приходят к нему из дальних деревень, он читает им Евангелие на немецком языке; по праздникам же посещают церковь его добрые сербы из соседних деревень… Всякому известно, с каким восторгом Александра Павловна принята была на пути ее к столице Венгрии и в самой Вене. Благосклонность ее, доступность, кротость, пленительное обращение и неземная красота, подобно магическому жезлу, покорили сердца благородных венгров; вся нация видела в ней опору, надежду и утешение. Политические мечтатели не замедлили распространить пустые слухи, основанные на чрезмерной преданности и любви к ней народа, особенно славян греческого исповедания, которым через покровительство ее, доставлены многие преимущества, касающиеся до свободного последования обрядам своей церкви. Сии пустые слухи огорчали Великую княгиню; она однако ж своим откровенным поведением умела рассеять несправедливые подозрения осторожного двора, но не могла охладить очарованной ею нации. Любовь народа при последних днях ее жизни достигла до фанатизма. Недостаточное движение до разрешения ее от бремени, которое не совсем было счастливо, и твердая пища, как полагают здешние медики, были главнейшей причиной преждевременной ее кончины. Но другие уверяют, что она умерла в девятый день от родов по обыкновенным причинам, и сие гораздо вероятнее. К несчастью, имели неосторожность объявлять любопытному народу каждый день по два раза, что королева находится вне опасности, как вдруг ее не стало, и невозможно было скрыть ее смерти. Сначала никто не хотел верить, но вопли горести и отчаяния, унылый звук колоколов и печальный вид придворных привел в движение народ, между коим и доселе не истребилось ложное мнение о причине ее смерти, и те из них, которые допущены были до гроба, видя бездыханное тело обожаемой королевы, думали, что она только покоится сладким сном, требовали и умоляли возвратить ей жизнь. Опустим завесу на сие печальное происшествие; не будем верить несправедливым толкам легковерных людей и не будем обвинять народ добрый, но всегда легкомысленный».

Те, кто знал и любил Александру Павловну, постепенно уходили из жизни: не стало Андрея Самборского и ее царственной матушки Марии Федоровны, умер брат-император Александр, его на троне сменил младший – Николай, который свою старшую сестрицу едва запомнил, только прощание с ней при отъезде… Покинули сей мир и все ее сестры… По-прежнему в маленьком храме-усыпальнице велись православные службы, но все страсти, бушевавшие вокруг как живой, так и усопшей палатины Венгерской, были практически позабыты.

И только в 1883 году, когда отмечалась столетняя годовщина со дня рождения Александры Павловны, в России вспомнили о печальной ее судьбе и о месте ее упокоения. К тому моменту церковь простояла восемьдесят два года, и в ограде ее образовалось маленькое русское кладбище для живших при церкви священников и членов их семей. Всего же подле усыпальницы Александры Павловны один за другим несли службу одиннадцать настоятелей Русской православной церкви. Действующий на тот момент настоятель иремского храма обратился в Петербург с прошением об очередном обновлении места упокоения палатины Венгерской, и император Александр III пожертвовал для церквушки, как писали в газетах, «новый иконостас в резной дубовой раме, новое церковное облачение, предметы церковной утвари». А 29 июля, в день рождения Александры Павловны, в Ирем из Штутгарта торжественно прибыли протоиерей Базаров, члены русского посольства в Вене и генерального консульства в Будапеште. И православные верующие из соседних деревень тоже собрались помолиться у стен храма об упокоении светлой души палатины Венгерской.

Один из популярнейших журналов того времени, «Исторический вестник», направил корреспондента в Венгрию и напечатал пространный отчет: «В десяти верстах от Будапешта, по старой венской дороге раскинулась небольшая деревенька Ирем, место погребения Великой княгини Александры Павловны, бывшей палатины Венгерской. Эта деревушка принадлежит эрцгерцогу Иосифу, сыну покойного эрцгерцога Иосифа, бывшего супругом Александры Павловны… При въезде в деревушку, среди небольшого садика устроен императорский надгробный храм, сложенный из цоколей (камней) местной каменоломни. Снаружи он имеет форму продолговатого четырехугольника, а внутри – форму правильного овала с невысоким сводом. Под полом находится склеп, в котором на каменном пьедестале поставлен гроб с останками Великой княгини, с бархатным покровом. На восточной стороне склепа – крест с надписью, где говорится, что он поставлен по благоизволению Александра I, по обету Венгерского палатина Иосифа в память супруги… Гроб с останками перенесен сюда только в 1803 г. В 1838 г. храм был обновлен и снова освящен. В 1879 г., по повелению эрцгерцога Иосифа (сына), снова было обновление храма: он был отремонтирован и выкрашен…»

Александра Павловна умерла в первый год нового XIX столетия. А за год до окончания этого золотого для России века в деревушке Ирем побывал русский путешественник, рассказавший потом на страницах газеты «Новости», что храм почти заброшен и усыпальница являет собой печальное зрелище: «Малая, ветхая церковь стояла вся в зелени при дороге. Но войти в нее было нельзя ни со стороны дороги, ни со стороны поля, где имелись небольшие ворота, но они были постоянно заперты. Приходится идти через какую-то комнату, ведущую даже не к церкви, а к соседним с нею полуразвалившимся постройкам – как сказали, к помещению причта. Никто, кроме псаломщика, здесь не живет, ибо семейному человеку жить здесь постоянно немыслимо. Для исполнения треб настоятелю и дьякону приходится ездить сюда из Будапешта. Сама церковь, хоть и построенная из прочного материала, пришла уже в ветхость: стены темные, грязные, высокий фундамент, на котором она стоит, местами разрушается. Внутри всюду следы сильной сырости, и только прекрасный дубовый иконостас, дар императора Александра III ко дню столетия великой княгини Александры Павловны, скрашивает всю неприглядную внешнюю и внутреннюю картину этой великокняжеской усыпальницы. Гроб стоит в подвальном этаже церкви. По узенькой, крутой каменной лестнице вы спускаетесь вниз; вас сразу обдает сыростью… На двух аналоях перед гробом лежат резные великокняжеские короны; гроб прикрыт большим, малинового цвета бархатным покрывалом; в восточной стороне склепа стоит крест…»