Дорога на Берлин - Борис Горбатов

У него воспалены от бессонницы глаза. Он похудел. Волосы его выгорели. Лицо в пыли.

- Побереги себя, Вася! - тихо шепчет она и вдруг отворачивается от него и, не глядя, застенчиво и чуть слышно шепчет: - Я люблю тебя, Вася!

- Любишь? - удивился и обрадовался он. Схватил ее руки. - Сказала-таки, наконец! - Он нежно смотрит на нее и тихо выпускает ее руки из своих. - А сказала... не вовремя. Эх, Галя! Не вовремя сказала. Вот теперь я буду свою жизнь жалеть... мечтать о счастье... а это нельзя сейчас. Нельзя. Не надо.

- А я ведь не труса люблю. Я люблю героя, Вася. - Она тихо берет его руку: - Ты не жалей ни себя, ни меня, ни жизни... Ты только... береги себя от напрасной смерти. А если надо... Ну что ж. Я ведь люблю тебя. Навеки.

Кирпичная пыль с развалин летит на них.

...Сигнал.

Атака.

Ночь.

Прямо на зрителя бегут бойцы.

Луна на штыках.

Хрипло кричит передний:

- Шпрее, ребята!

И вбегает на мост.

...Мост "Мольтке-старший".

Трамвайная линия через мост.

Две баррикады.

Надолбы из рельсов.

Труп немца на железных перилах.

Мы видим, как ползут по мосту саперы.

Подрывают надолбу.

Взрыв. Камни и рельсы летят в воздух.

Мы видим этот мост на карте у Дорошенко.

У Дорошенко еще перевязана голова. Он сидит на табурете у телефона. Тычет карандашом в карту - мост "Мольтке-старший". Шепчет:

- Взять этот проклятый мост, взять!

Пробегают по мосту солдаты.

Бой на мосту.

Огонь со всех сторон.

Увязшая на мосту пушка.

Мелькают лица Слюсарева, Пети, Савченко...

Вот кто-то из них, высоко подняв винтовку над головою, вскарабкался на берег уже за мостом.

Стоит, широко расставив ноги.

Дорошенко отмечает на карте: мост взят. И впивается глазами в следующее препятствие: белый дом на берегу Шпрее.

...Яростный бой за белый дом.

Бой гранат, фаустпатронов, штыков и ножей.

Немецкая самоходка бьет по нашим из двора дома.

Она бьет метко и зло, словно выплевывает жертвы.

Какой-то белокурый солдат подбирается к ней ползком.

И, лежа, с размаху бросает связку гранат.

Горит самоходка.

Припадает к земле мертвый белокурый солдат. Мы не знаем его имени.

...Вслед за Дорошенко по мосту "Мольтке-старший" бежит телефонист с аппаратом.

Вьется тонкая жилка проволоки за ними...

Они пробежали мост. Упали наземь берега.

- Связь! - яростно кричит Дорошенко.

Когда он сердится, на повязке проступает кровь.

Телефонист лежит рядом с ним.

Проворно подает трубку.

- Белый дом взяли, товарищ генерал! - кричит Дорошенко в трубку. Атакуем красный дом - канцелярию Гиммлера.

Бой у красного дома.

От дома остались одни развалины.

И бой идет в развалинах.

В обломках лестниц.

У слуховых окон.

В подвалах.

Рукопашные схватки.

Перекошенные лица. Хриплые крики. Руки на горле.

Штык о штык. Нож в зубах. Хрипение умирающих. Граната, брошенная через окно. Гарь. Дым.

Запах пороха, крови и паленого мяса.

- ...Селиванова мне! - кричит Дорошенко связисту. - Селиванов где?

- Я ищу, товарищ полковник, ищу! - оправдывается телефонист. - Они переносят связь. Они, кажется, уже взяли дом Гиммлера.

...А Вася Селиванов с несколькими бойцами врывается в дом.

За ними - стихает бой, оседает пыль, умолкает шум.

По мертвым, разрушенным комнатам нижнего, полуподвального этажа идет Вася.

На его лице - упоение боя. Слава. Удача. Победа.

Ударом сапога распахивает он какую-то дверь и останавливается, подняв над головой гранату.

Но в подвале никого нет.

Он бросается тогда к окну и - замирает.

Видна через окно площадь, большая, изрытая траншеями и канавами, и в конце ее - знакомое по фотографиям черное здание с колоннами.

Вася застывает у окна. Стоит и смотрит.

Полуподвал наполняется людьми. Приходят связисты, солдаты.

Располагаются на полу. Вошел Автономов. Увидел Галю. Тихо беседует с ней.

Но Вася Селиванов ничего и никого не видит. Он смотрит в окно.

- Товарищ капитан! Товарищ капитан! - шепчет ему связист. - Вас! - и подает трубку.

Машинально берет Вася трубку и, продолжая смотреть в окно, отвечает:

- Да. Я... Что? Да. Взял. Теперь? Теперь стою у окна и вижу... черные стены здания... Кажется, это рейхстаг. - Он опускает трубку и только сейчас замечает, что вокруг него много людей.

Он смотрит на них, узнает.

И говорит просто, показывая в окно:

- Рейхстаг, товарищи!

...Раннее утро над Кеннигсплацем в Берлине.

30 апреля 1945 года.

Вася стоит у окна и смотрит. Рядом с ним Галя.

Тихо вокруг. Мертва площадь.

Ее камни, ее асфальт, ее канавы и рвы, ее скрытые ловушки - все молчит.

В подвале не спят люди.

Они еще не получили никакого приказа, но всей кожею своею чувствуют: скоро бой. Последний и, может быть, самый яростный за всю войну бой.

Они спокойно ждут его.

Слюсарев черпает деревянной ложкой тушенку из консервной банки, ест и говорит:

- Рейхстаг возьмем - тут войне и конец!

- Так-таки и конец? - перебивает другой солдат, пожилой, светлоусый. Это ты где-то вычитал?

- Сам догадался, - спокойно отвечает Слюсарев, облизывает ложку, прячет за голенище. - В рейхстаге, слышь, сам Гитлер сидит. Гитлера споймаем - и войне конец.

- Тю-тю! - засмеялся светлоусый. - Гитлер небось уж давно где-нибудь в Аргентине. Смотался!

- Как же он может смотаться, когда Берлин у нас в кольце, в окружении!

- А он на подводной лодке сиганул, - предположил Петя.

Слюсарев, усмехаясь, посмотрел на него.

- Ну, подводную лодку он, допущаю, достанет. Это возможно, но где ж он в Берлине море возьмет, а, Петя?

- Так он на аэроплане до моря полетит... - неуверенно предположил Петя.

- Нет, мне его тут найтить желательно, - сказал Слюсарев. - Я с ним поговорить хочу. Один на один. На три слова.

Автономов прислушивается к солдатской беседе.

- А хорошо бы... - задумчиво сказал светлоусый солдат, - хорошо бы войне конец. Д-да... К севу не обернемся, а к уборке как раз... хорошо-о!

- Надоела война? - спросил корреспондент.

- Что и говорить!

- Маета, разорение...

- Ну, теперь скоро кончим! - сказал Слюсарев.

- Как-то жить будем? - Разорен мир-то...

- Ничаво! Хорошо жить будем!

- Д-да... - сказал светлоусый, - жить... хорошо бы! Жить хочется!

- Небось и семейные наши заждались.

- Нелегко-то им, старикам да бабам.

К солдатам вдруг подходит капитан Селиванов. У него сосредоточенный вид - и все встают, подтягиваются, подбирают оружие.

Вася смотрит на часы.

- Через полчаса пойдем на штурм, - говорит он негромко. - На штурм рейхстага. - И вдруг, неожиданно для самого себя, улыбается светлой, лихой, мальчишеской улыбкой. - Вот хоть и не знаменитые мы, а это нам выпала великая честь: водрузить знамя победы! - Он осматривается вокруг. Начальнику штаба батальона: - Ширяев! Дай знамя!