Знак Сокола - Дмитрий Хван

Конечно, не стоило ожидать, что такая работа будет скорой, но она была необходима по нескольким причинам. Самая важная из них состояла в том, чтобы замкнуть цепь первой волны экспансии Ангарии. Сейчас, когда первоангарцы ещё были полны энергии, нужно было максимально прочно закрепиться на рубежах. Уже потом расширять эти рубежи предстояло их потомкам. И хотя Соколов думал о большем, многим казалось - вот он, край. Корветы должны были закрепить ангарское княжество на побережье Японского моря. Хотя почему Японского? Сейчас имя это было вакантно, у ангарцев имелась возможность назвать его на своё усмотрение. С помощью корветов ангарская власть планировала встать твёрдой ногой в заливе, который члены пропавшей экспедиции знали как залив Петра Великого. Там планировали основать Владивосток. В том же районе должны были расселиться все поморы. И туда же, на причудливо изрезанные скалами, заливами и бухточками, окаймлённые многочисленными островами берега планировали переселить всех айнов из устья Амура. Богатый самыми разнообразными дарами моря край с прекрасной природой и более мягким климатом, должен был стать непременным владением Ангарска. И уже оттуда можно было осуществлять сотрудничество со всеми странами и народами региона, а также отстаивать свои интересы, защищая Приморье от непрошеных чужаков.

Сидя на ящиках, покрытых непромокаемой тканью, Славков с грустью смотрел на проплывающие мимо зелёные берега. Родные берега? Он поймал себя на мысли, что действительно родная Белозерская земля с какого-то момента исчезла для него. Что она где-то там, в густоте белого тумана, в рассказах отца и старшего брата. Далёкая и недоступная, отчего-то холодная и недобрая. Он не понимал, почему так стало. Сташко не помнил ничего плохого, что бы с ним там случилось, но и ничего хорошего он не мог сказать о прошлом. Будто и не было его. Крепко задумавшись, он и не сразу заметил, что к нему кто-то обратился.

- Привет, ты чего нос повесил, братишка? - подошёл к Славкову широкий в плечах парень лет двадцати пяти. - Не грусти, домой успеешь ещё вернуться. Иль по девахе какой грустишь? Тогда да, оно дело такое, - стукнув прикладом винтовки о доску палубы, он присел рядом со Степаном и протянул тому руку. - Аким!

Славков пожал протянутую ладонь и произнёс в ответ:

- Сташко.

- Откуда будешь, дружище?

- C Ангарска, - ответил тот, после чего, подумав, добавил, - а вообще, с Белозёрья.

- А я с Мезени, с Беломорья, - широко улыбнулся Аким. - Вот так мы с тобой на Беловодье и оказались! А ты тоскуешь! Эх, Сташко, нет тут времени тосковать!

- Погодь, - буркнул Славков. - Нешто Беловодье тут?

- А то! - воскликнул помор, вскинув руки. - Скоро сам увидишь, как на Байкал-батюшку выйдем.

- Был я там, знаю, - кивнул головой Сташко.

- Ну вот, а ты я смотрю, в артиллеристах ходишь? - Аким указал на значок артиллериста второго класса, висевший на кителе его собеседника. - Доброе дело. А мне одна дорога - в моряки, иного не дано.

- Парни говорили, на следующий год уже на воду корветы спустим? - спросил Славков. - Сладим ли?

- Сладим! - воскликнул помор, хлопнув товарища по плечу. - Нешто мы сладить корабль не сможем? Вот умора будет! А через два года будем Владивосток с тобою, Степан, ставить! Чуешь?

- Владеть Востоком будем! - с готовностью ответил Сташко.

Пароход, тем временем, приближался к Усолью, чтобы забрать там ещё два десятка молодых ребят с горящими от гордости за себя глазами. Не каждому дано стать членом первых морских команд! Только лучшие этого достойны.

Глава 4

Забайкальское воеводство. Селенга, июнь 7152 (1644).

Лошадь шла уверенно и размеренно, лениво помахивая хвостом. Когда же звенящие на жаре насекомые особо докучали животине, то она, потряхивая ушами и фыркая, качала головой. Дорога, накатанная телегами, тянулась по выпасному лугу, который раскинулся с обеих сторон колеи. В высокой траве шуршала, стрекотала и попискивала жизнь. Полуденное солнце стояло высоко, было душно и жарко. Телега частенько подрагивала на неровностях, и тогда позвякивала железная утварь и инструменты, сложенные там. На ящике с гвоздями сидел, облапив винтовку Миклуш, рядом с ним, подложив под голову мешочек с горохом, посапывал разморенный на жаре Варас. Лошадью управлял Чоткар, сельский силач и объект мечтаний практически всех девушек из трёх марийских сёл на Селенге. Подвода держала путь от Селенгинска - основной крепости на реке до Петропавловки - одного из селений присланных царём Михаилом марийцев. Этих людей в основном расселили по Ангаре, а шесть сотен из них, составлявших третью часть из этого народа, отправили в Забайкалье, на распахиваемые там земли. Так и появились на забайкальской земле сёла Петропавловка, Душенино и Параньга. Располагались они одно за другим, растянувшись на полтора десятка километров. Первое село было в паре километров за ближайшим невысоким холмом, и лошадь, почуяв скорый обед, прибавила шагу. Какое-то движение отвлекло взгляд Миклуша, и подобравшийся парень заметил на склоне холма фигуры нескольких всадников.

- Гляди, Чоткар! - Миклуш приложил ладонь ко лбу и, морщась, указал на пригорок. - Казаки?

- А кому это ещё быть, дружище?

- По-моему, это не они.

- Значит башкиры, - пробасил равнодушно Чоткар. - А казаки должны быть рядом. Они вместе охраняют сёла.

- Ты бы лучше лошади ходу дал, - холодно ответил Миклуш. - Не похожи они ни на башкир, ни на казаков. Одёжка не та, степняки это.

- Да какие степняки? - воскликнул собеседник. - И не буди ты Вараса, он вчера всю ночь работал в башне. Ты когда степняков вообще видал?

- Видал, Чоткар! Видал! - нервными, а оттого резкими и неловкими движениями крестьянин снарядил таки винтовку. - У крепости были такие всадники, что с товаром пришли до местного воеводы.

- Эй! - прикрикнул на товарища крепыш. - Это буряты! Они с ангарцами заодно! - но всё же стеганул лошадёнку.

Миклуш однако, озирался по сторонам и шипел ругательства, выговаривая приятелю за то, что тот не стал ждать казаков, а решил уйти перед обедом. А сонный Варас только и хлопал глазами, не понимая, отчего один его друг взъелся на второго.

- Чего такое, братья? - проговорил Варас, с недоумением поглядывая на товарищей.

- Чего-чего? - подразнил приятеля Миклуш. - Вон, смотри чего! - он указал ему на четвёрку всадников, что беззвучно сопровождала телегу в сотне метров от них.

Мариец глаз не сводил с всадников, всё так же неторопливо сопровождавших одинокую телегу. Миклушу стало совсем тоскливо, когда такая же четвёрка появилась и с другой стороны. Теперь и Чоткару не нужно было ничего доказывать, нещадно нахлёстываемая кузнецом лошадь неслась вперёд, насколько ей хватало сил. Варас, тем временем, так же как и Миклуш, зарядил своё ружьё, напряжённо ожидая худшего. Степняки не заставили себя ждать и постепенно охватывали телегу марийцев с обеих сторон. А когда один из всадников натянул лук, грянул выстрел. Конь неприятеля, тонко заржав, упал на передние ноги. Упав затем на бок, животное придавило ногу замешкавшегося всадника, отчаянно завизжавшего от боли. Остальные степняки засвистели и загикали, а мгновение спустя в сторону мужиков было выпущено семь стрел и лишь две из них не нашли цели. К великой удаче, ни одна из них не стала смертельной. И пусть у Чоткара в плече сидело два оперённых древка, кузнец продолжал править лошадью. Миклуш, отломав наконечник, вытащил стрелу из предплечья Вараса, шипящего от боли. Марийцы успели выстрелить ещё четыре раза, свалив на землю трёх неприятелей. Большего они не успели сделать. В горло кузнеца вонзилась стрела и Чоткар, выпучив глаза и яростно хватая руками воздух, повалился назад. Варас потерял сознание от боли и шока, когда в его грудь воткнулись две стрелы, и он упал на ящики. Степняки, крепко сидя в седле, продолжали осыпать повозку стрелами, зажимая её с флангов и постепенно сближаясь. Миклуш сопротивлялся дольше всех. Он испустил дух, не успев выстрелить в последний раз, когда одна стрела пробила ему грудь, а вторая - шею. Уже через несколько минут усталая лошадь остановилась, беспомощно вскидывая голову. Освободиться от мешающих ей стрел в шее она не могла, а подрагивающие ноги предательски подкашивались. Прошло ещё немного времени, и она упала наземь, шумно и хрипло дыша. А в повозке уже хозяйничали враги. Сбросив тела убитых ими людей в придорожную траву, они принялись рассматривать содержимое мешков и ящиков, составленных там. Разочарованно глядели степняки на горох, картошку и прочие припасы. Не добавили им радости поживы и железные скобы, гвозди и прочий инструментарий. Ничего реально ценного ни на трупах, ни в повозке найдено не было. Лишь с одного из мертвецов сорвали маленькую серебряную ладанку. Тем временем, к столпившимся у телеги нескольким воинам подскакал сотник Ценгун.