Стальная хватка империи - Васильев Сергей Александрович

Артиллерист забористо, по-морскому выругался, бросил на планшет карандаш и рывком поднялся с места, одновременно расстегивая кобуру револьвера.

– Как же не вовремя! Мы так хорошо накрыли Того! Сколько их?

– Не меньше сотни! В основном с миноносцев, что на камни налетели. Было больше. Первую волну наши пулеметчики посекли, а потом по ним врезали с воды прямой наводкой, а англичане ударили в тыл, в окопы ворвались…

– Англичане? С чего ты взял? Откуда они тут?

– Поручик пехотный сказал, до того как убило его. Пароход еще вечером шастал, вроде как германский, могли с него высадиться…

– Ладно, потом разберемся… Пошли, покажешь, откуда пойдут!

Они поднялись на контрэскарп как раз во время очередного залпа. Длинные языки пламени, вылетевшие из стволов и разорвавшие ночное небо, моментально ослепили, а грохот залпа заставил невольно присесть, оставив после себя нудный неумолкающий звон в ушах.

– Вот там и там нехристи поднимаются, – уверенно указал казак направление движения неприятеля. – А по-другому и не получится: скалы…

Решение пришло моментально. Офицер нырнул в боевую рубку, уже зная, как и чем встретит врага.

– Никифоров! Слушай внимательно! Стволы – в ноль! Развернуть на тридцать градусов влево, ориентир – одинокая сосна, правее два, зарядить холостым. Да, только пороховой заряд, и не жадничай! Огонь по красной ракете!

Точно такую же команду получила вторая башня. Стволы орудий нехотя отворачивались от вражеской эскадры и нащупывали новую цель. Треск ружейной перестрелки слышался все ближе, и вот на склоне, на фоне светлеющего неба появилась редкая цепь защитников – жалкие остатки двух рот прикрытия, в чью задачу входила противодесантная оборона побережья.

В отступлении инфантерии с позиций артиллерист не видел ничего позорного, наоборот, удивлялся, что хоть кто-то остался в живых и более-менее организованно отходит после массированного обстрела главным морским калибром. Отступающие успели добежать почти половину расстояния до батареи, когда из-за откоса вымахнула и начала расползаться по небольшому плато темно-синяя волна военно-морских мундиров Японского императорского флота. Вот они остановились, грохнул нестройный залп, и несколько отступающих, будто споткнувшись, упали на пожухлую траву и больше не поднялись.

Капитан почувствовал, как у него повлажнели ладони при одной мысли, что пистолет может дать осечку и комендоры не увидят сигнал на открытие огня. Да нет, командир башни, прапорщик Никифоров, вполне самостоятельный и понимает, что делает и зачем. Должен сообразить… А если не сообразит? Вот и он сам вылез из под брони, кричит и машет руками отступающим…

Японские матросы, сломавшие строй в предвкушении расправы над ненавистной батареей, превратившись в многоголовую и многорукую толпу, жаждущую крови, почти настигли беглецов и почти прорвались к орудиям. До них оставалось не более тридцати шагов, когда с горы, господствующей над островом, взвилась в небо одинокая красная ракета, а в лицо атакующим плеснуло пламя из преисподней…

В Ормузском проливе. Спустя два часа после начала боя

– Вот и все, Дмитрич, – вздохнул поручик Жуковский, – пара корабельных залпов – и нет батареи, только наше орудие и осталось. И корректировщиков накрыли.

– Впредь нам, дуракам, наука, – согласно кивнул фельдфебель. – Коли выживем, конечно. Об заклад бьюсь, что они по вершине чисто для проформы вмазали. И правы оказались. Вдругорядь корректировочный пункт рядом с ориентирами не ставить, скромнее надо быть, вашбродь, скромнее. А то вон штабных, что в португальской крепости засели, еще издали в пыль разнесли, тоже чисто для проформы. А это грех смертный: они ж безвредные совсем, чисто кошенята, а потому бесполезные.

– И что сейчас предлагаешь? Без корректировки?

– Почему же без? Помните, флотские жалились, что у них кто-то малый дальномер спер?

– Так это…

– А Чемоданов нашел. Под кустиком валялся, – невозмутимо пояснил фельдфебель. – Не Чемоданов, само собой, валялся, а дальномер. Маленький Кузнецов с ним сидит вон в тех камушках, под мешковиной. И телефон для него Чемоданов в портовой конторе нашел, в Бондарь-Басе еще. Хороший телефон, американский, фирмы «Белл». Так что считайте, вашбродь, а мы тут меры примем. Эй, болезные! Брезент поправить! Водой смочить! – заорал он. – Живо, живо, ишаки, банником обдроченным деланные! Чем меньше пыли, тем позже нас накроют!

Солдатики забегали, расправляя и прибивая кольями расстеленный перед восьмидюймовым жерлом брезент и поливая его грязной, пахнущей гнилью водой из здоровенной бочки.

– Наводи, Дмитрич, – вздохнул поручик, – у тебя опыта побольше будет. Пару выстрелов успеем дать. А там…

– Надо три, – вздохнул в ответ фельдфебель, – чтобы для гарантии. Что за два попадем, не ручаюсь. Акопян! – крикнул он.

– Здесь, господин фельдфебель!

– Бери Петренко, Чагина и Кузнецова-болыпого. Хватайте под мышку по картузу, к ним шашки динамитные, из тех, что от саперов остались. И зажигалки не забудьте. Добираетесь вон до тех камней, что в четверти версты правее и чуток пониже, пристраиваете меж камнями заряды, с интервалом шагов двадцать между ними. Через семь минут поджигаете шнуры – на две минуты режьте, да поровнее, чтобы как батарейный залп выглядело, – и ноги в руки. Держи вот.

Он протянул носатому фейерверкеру дешевые часы-луковицу, их выдали всем унтерам пару месяцев назад. Тот отдал честь и рванул к дальнему блиндажу.

– Мы, вашбродь, молчим, пока по вспышкам главный калибр не разрядят. По четырем-то они обязательно отработают, не побрезгуют. А потом им для перезарядки стволы по носу да по корме ворочать, потом обратно… Две минуты у нас будет. Как они пальнут, так и мы. Мокрожопые-то проспали, как обычно, так что с утюгами этими, – он кивнул на наползающую справа броненосную колонну, – только нам и разбираться. Наводим не по головному, а по второму в колонне: у первого башни закрытые, не пробить. Все, добег черт носатый. Командуйте, вашбродь.

– Дистанция шесть восемьсот шесть, скорость восемнадцать верст! – заорал сидящий с телефонной трубкой у уха Чемоданов.

– Дальномер у флотских в богомерзких милях да кабельтовых размечен, – пояснил фельдфебель, приникая к прицелу, – срамота! Кузнецову ажно табличку для перевода рисовать пришлось.

Поручик присел за бруствер, приложил к глазам бинокль, прикинул…

– Упреждение… девять тысячных, или полкорпуса. Угломер на шесть восемьсот! На сопровождение! Все от ствола! Воду приготовить! Стрелять после залпа по Акопяну!

– Сопровождайте, черти! – рявкнул фельдфебель на артиллеристов, занявших позиции у ворота горизонтальной наводки. – Вот так! Крути влево, чуть быстрее… Притормози… Во, так и вертите!

В четверти версты справа длинно грохнуло. Орудия в башнях и барбетах, прекрасно видимых с позиции английских кораблей, зашевелились, затем по темным силуэтам пробежали вспышки…

– ОГОНЬ!

Последнее уцелевшее орудие батареи выстрелило за мгновение до того, как земля между ним и разбитыми ранее позициями соседей превратилась в ад. Несколько шестидюймовых фугасов легли перелетом, расчеты засыпало охряной крошкой.

– Откат нормальный! – заголосил замковой.

– Заряжай! – скомандовал поручик. – Живо, живо! Дмитрич, ты как?

– Живой! – ответил тот, наблюдая за поднявшимся всплеском в сотне метров от идущего вторым броненосца.

– По целику хорошо, дальше сто двадцать! – крикнул покрытый пылью Чемоданов.

Батарейцы вертели рукоятки лебедки, поднимая к старому орудию очередной восьмипудовый снаряд нового образца.

– Брезент поправить! Воду на брезент! – приказал Жуковский.

Броненосцы снова рявкнули, на этот раз средним калибром, вколачивая снаряды в тучу пыли, поднявшуюся на месте предыдущих попаданий.

– Орудие готово! – крикнул замковой.

– На дальномере шесть триста девяносто! – сообщил Чемоданов.

– Упреждение… восемь тысячных, угломер… шесть пятьсот! По готовности… Огонь!