Последний секрет Парацельса - Ирина Градова

– Я все понимаю, – ответил между тем Виктор. – Потому и обращаюсь к тебе. Люда мало с кем близко общалась, но тебя всегда считала своей самой близкой подругой. Денис тоже тебя любит, поэтому он непременно послушается, если ты… То есть, я, конечно, понимаю, что ты ничего не можешь гарантировать, но прошу: пожалуйста, будь поубедительней, ладно?

Я кивнула, но в душе уже знала, что не стану убеждать Дениса принять предложение отца. Во-первых, я была уверена, что он все равно этого не сделает, а я лишь испорчу с ним отношения, так как на данном этапе он может несправедливо решить, что я принимаю сторону Виктора. Во-вторых, и это самое главное, у меня в голове созрел план, согласно которому я могу и предотвратить попадание мальчика в Елизаветинскую больницу, и одновременно выполнить последнее желание моей подруги.

Я едва успела к первой операции, ругая себя за непредусмотрительность. Охлопкова предлагала мне взять отгул, но я решила, что мне хватит времени проводить Люду в последний путь. С другой стороны, Лицкявичус поручил мне важное дело, и следовало выполнить его как можно скорее, поэтому откладывать разговор с Самойловым на потом я не хотела.

Рутина захлестнула меня, едва я спустилась в «подвал», где располагались операционные. Пять часов кряду я оттуда не вылезала: три маленькие операции продлились дольше, чем планировалось, и освободилась я только в половине четвертого. Времени на отдых не оставалось, так как я опасалась, что заведующий патологией успеет уйти домой, если я пойду на поводу у собственного утомленного организма. Поэтому я быстренько подкрасилась, чтобы выглядеть более презентабельно, замазала круги под глазами карандашом телесного цвета и рванула к Самойлову.

– Агния! – изумился он при виде меня. – Второй раз за столь краткий срок – что бы это значило?

Лицкявичус предупредил меня «не гнать волну», поэтому я только поведала Самойлову все ту же жалостливую историю. По моей версии, Шилов страшно переживает, что мог допустить ошибку во время операции, а потому очень хотел бы знать результаты вскрытия Полетаева. Однако в морге оказалось, что тело пропало, и теперь Олег совсем извелся и хочет знать, куда оно делось и почему – особенно в свете нападения на его друга Багдасаряна.

– Бог с вами, Агния, душечка, что значит – тело пропало? – развел руками зав. – Не могли же его выбросить, в самом деле! Не сомневаюсь, что в бумагах все четко: если кто и потребовал выдачи трупа, то это должно быть отражено в документах. Труп, сами понимаете, не криминальный, значит, у нас нет никаких оснований отказывать в его выдаче. Вот посмотрите… Сейчас-сейчас…

Он принялся рыться в бесконечных папках, неаккуратно сваленных на столе. Создавалось впечатление, что Самойлов этим столом вообще не пользуется, потому что среди завала просто невозможно было разместиться. Когда мне уже начало казаться, что завпатологией не найдет документы, он с победным восклицанием потряс в воздухе тонкой папкой.

– Вот, я же говорил! Глядите, Агния, милочка: все точно как в аптеке. Или как в морге, если желаете. «Полетаев Сергей Дмитриевич, 1958 года рождения», – прочел он надпись на обложке. – Правильно?

– Можно взглянуть?

– Разумеется, – пожав плечами, ответил Самойлов и протянул мне папку. Внутри находилось всего три бумажки формата А4. Первая содержала краткий отчет о предположительной причине смерти, где, как и принято, весьма туманно указывалась внезапная остановка сердца. Вторая являлась заявлением некой Инги Петровны Лаврушиной о выдаче тела Полетаева. В заявлении в графе «степень родства» значилось: сестра. Третьим документом оказался отказ от проведения вскрытия Полетаева.

– Сестра? – удивилась я. – Но Полетаев утверждал, что у него вообще не осталось родственников!

– Ну, этого уж я вам сказать не могу, Агния! – развел руками Самойлов. – Хотя, с другой стороны, сами посудите: этот Полетаев – тот еще кадр, кому он вообще мог понадобиться, кроме родного человека?

Конечно, он прав, но все же меня кое-что смущало.

– Знаете, Яков Петрович, – сказала я, – странно, что здесь есть отказ от вскрытия. Судя по словам санитара, Багдасарян успел его провести…

– Не может этого быть! – потряс головой завпатологией. – Иначе эта бумага не имела бы смысла, вы не находите? Видимо, санитар что-то напутал. Как, кстати, его фамилия? Распустились там совсем, обнаглели!

Он еще продолжал ворчать, чем здорово напомнил мне рассерженного ежа, вытащенного зимой из норы, а я уже закрывала за собой дверь. Вопрос о фамилии санитара я проигнорировала, не желая «закладывать» парня, но, думаю, Самойлов вовсе не собирался принимать в отношении его какие-то меры, сказал просто так, для красного словца.

Оказавшись дома, я обрадовалась, что никого из домашних нет. Дэн, очевидно, отправился на какую-нибудь тусовку или снова пропадает в особняке у Пятницкой, а мама могла пойти к своей ближайшей подруге, нашей соседке. Значит, это надолго. Быстренько приняв душ и сварив кофе, я уселась за телефон. К моему удивлению, дома Леночки Изюмской не было, и ее муж проинформировал меня, что она, скорее всего, еще на работе. Тяжела, однако, доля заместителя ректора по кадрам!

С Леной мы вместе учились в меде. На протяжении всех лет она являлась нашей бессменной старостой, проявила себя страшно ответственной и невероятно работоспособной. На шестом курсе выяснилось, что административная работа нравится Леночке гораздо больше, чем медицина, так что неудивительно, что она осталась на кафедре. Сначала защитила кандидатскую, а потом стала заместителем декана на одном из факультетов. Теперь вот добралась почти до самых верхов, и мне это оказалось как нельзя кстати.

– Привет! – обрадовалась Лена, сразу узнав мой голос. – Что, надумала к нам?

– Ну, еще не окончательно, – уклончиво ответила я. – Слушай, кто там у вас клинической практикой распоряжается?

– Н-не знаю, – пробормотала задумчиво Лена. – А что? Если надо, я могу выяснить.

– Очень надо! Узнай, пожалуйста, ладно?

– А что случилось-то?

При всех неоспоримых достоинствах у нашей бывшей старосты имелся один очень существенный недостаток: она отличалась неукротимым любопытством.

– Ты решила заняться практикантами? – продолжала она, не дождавшись ответа. – Так это мы враз устроим: понимаешь, это же дело неприбыльное, народ открещивается, кто как может.

– Э-э… в общем, не совсем.

– То есть?

– Ну, честно говоря, мне нужно, чтобы один паренек со второго курса оказался под моим присмотром… И чтобы об этом больше никто не знал, даже он сам.

Лена тихонько присвистнула в трубку.

– Ой, что-то ты темнишь, Агния! – проговорила она с сомнением.

– За паренька просил отец, хотел, чтобы его распределили в ЦМСЧ-112, но сам он отказался и получил назначение в… В общем, неважно: он должен попасть в нашу больницу.

– Что за пацанчик?

– Денис Агеев.

– Агеев… Агеев… – забормотала Лена, словно пытаясь припомнить это имя. – Знакомая какая-то фамилия. У нас, кажется, депутат какой-то есть Агеев, нет?

– Это его отец. Слушай, а ты что, не знаешь про Люду Агееву?

– Про Лю… Про Мамочку, что ли? Ой, так это она за ним замужем, да? А Денис – их сын?

– Люда и в самом деле была за ним замужем.

– И она развелась? Господи, что на свете делается!

С Леной мы общались довольно редко и нерегулярно, но от общих знакомых я знала, что она замужем уже в четвертый раз и что новый муж моложе ее на десять лет.

– Лена, Люда умерла, – сказала я, не пытаясь преподнести новость в мягкой форме: у меня не было на это ни времени, ни желания.

В трубке повисло молчание. Мне показалось, что Лена всхлипнула – каким-то сухим плачем, похожим на кашель.

– Почему… Почему мне никто не сообщил? – спросила она тихо.

Я быстро передала ей обстоятельства смерти Мамочки и объяснила, что некому было оповещать бывших сокурсников. Разумеется, я не стала вникать в подробности и предпочла придерживаться официальной причины смерти – сердечный приступ.

– Так вот, Лен, – покончив с самой неприятной частью беседы, сказала я, – мне нужно, чтобы Денис пришел на практику именно в нашу больницу. Понимаешь, Люда написала мне письмо. В нем она просила, чтобы я позаботилась о парне. Он сейчас совсем один: мать умерла, отца ненавидит, а больше поддержать его некому. Денис еще слишком молод, чтобы одному справляться с такими трудностями, поэтому я хотела бы находиться к нему поближе.

– Я все поняла, – ответила Лена. – Сделаю, что смогу. Выясню, кто там его руководитель, надавлю на кое-какие рычаги – должно получиться. В конце концов, твоя больница – наша обычная площадка для практики, и к вам в любом случае придут несколько ребят со второго и третьего курсов, уже и разнарядка есть. Думаю, включить туда Дениса не будет проблемой. И все же, Агния, вы с Лариской должны были мне сообщить о том, что случилось!