История штурмана дальнего плавания - Иосиф Тимченко

За всю путину только однажды, когда наш сейнер самостоятельно возвращался к порту Поти на очередную ночную стоянку, перед заходом солнца встретили в море большое темное пятно, которое казалось в центре настоящим бугорком. Обсыпав сетями это место, мы выбрали в итоге около 90 тонн рыбы. Часть этого улова разместилась в грузовом трюме нашего сейнера, а остальное было передано непосредственно из нашего кошелька двум другим, подошедшим по вызову, сейнерам из группы Гослова.

За время рыбацких будней постепенно накапливались навыки не только по ремонту сетей или придонных тралов, но и определенная морская практика. Например, по управлению шлюпкой при подходах к необорудованному берегу при наличии волнения или прогнозирование погоды на ближние сутки по различным метеорологическим признакам[20].

В зависимости от характера прибрежного дна (приглубый или с малым уклоном), а также от его грунта (каменистый или песчаный) определяется, оказывается, наличие опасностей при высадке на берег. Если прибрежное дно с малым уклоном и грунт песчаный, то обязательно параллельно береговой черте проходит гряда (одна или несколько) уменьшенных глубин[21], не позволяющих подойти вплотную к берегу. Если прибрежное дно с большим уклоном или грунт каменистый либо с морской галькой, то гряда уменьшенных глубин отсутствует. При наличии волнения не следует оказываться лагом к фронту набегающих волн, т. к. при выходе волн на мелководье возможно опрокидывание шлюпки, поэтому надлежит использовать выброс шлюпочного якоря[22] и плавный затем спуск кормой к берегу, потравливая бурундук[23].

С окончанием путины на средиземноморскую ставриду наш сейнер «Секстант» возвратился на базу Гослова для сдачи на склад кошелькового невода и принятия на борт придонного трала. За период непродолжительного пребывания в порту Новороссийск удалось побывать дома, выслушать настойчивые доводы со стороны Валентины о прекращении плавания, решить ряд вопросов по обеспечению спецодеждой. Особую гордость составили забродные рыбацкие сапоги, с голенищами значительно выше колена, приклепляемые к поясу. Такие сапоги все рыбаки носили с нескрываемым форсом, при выходе в город голенище заправляли гармошкой по-мушкетёрски. Однако после смены этих сапог на обычную обувь казалось, что идешь босиком. Пообещав Валентине вернуться к её запросам после траловой экспедиции, снова ушёл в море к берегам Грузии со своим экипажем сейнера «Секстант».

Переход на другие орудия лова, требовал обучения экипажа новым условиям работы. Поэтому в судовой роли появилась новая должность «трал-мастер» (специалист по работе с тралом). Не зря среди сотрудников Гослова бытовала байка, что ряд молодых матросов при оформлении на работу в отделе кадров на традиционный вопрос: «Ловили ли раньше рыбу?» отвечали, не сговариваясь, приблизительно одинаково:

— Да, конечно, в школьные годы на удочку с поплавком…

В этой связи первые сутки с тралом занимался весь экипаж, обучаясь не сложным, но достаточно специфичным условиям труда.

С периодичностью в два часа осуществлялся подъём трала на палубу, поэтому вскоре вымотавшийся полусонный экипаж был переведён на двухсменный режим работы. В промежутках между подъёмами трала рыбаки, не раздеваясь, падали на кормовую площадку и засыпали, работа по тралению обычно продолжалась непрерывно с шести утра до полуночи. Субботние и воскресные дни при этом были обычными рабочими днями. Среди рыбаков ходила поговорка по поводу приостановки траления в штормовую погоду: «Задует родной — даст выходной…»

Результатом полусонной работы могли быть травмы, что иногда и случалось.

В период непогоды, когда отстаивались сейнера в порту Батуми, один из наших матросов, всегда обстоятельный и дотошный даже в мелочах, побывал на танкере, стоящим под погрузкой, для беседы с его матросами:

— Правда ли, что рабочий день на торговых судах составляет всего 8 часов, а в случае переработки или авралов выплачиваются сверхурочные, называемые «овертаймом»?

Безусловно, работа рыбаков с транспортными моряками не попадала ни под какое сравнение. Можно было только по-доброму им позавидовать. Следовал один вывод — надо учиться!

При донном тралении в трал попадала не только морская живность (морской кот, морская лиса, камбала, различные другие придонные рыбы), но также и различные предметы — глиняные черепки, бутылки, ракушки рапана, развороченная антенна от радиопеленгатора и т. п. В один из дней захватили тралом какой-то весьма большой предмет, вероятно, затонувшее судно. Пришлось вырывать трал не лебёдкой, а с разгона рвануть всем корпусом сейнера, потом, естественно, занимались ремонтом трала. Одно из судов Гослова подобным образом затралило сбитый в войну самолёт. Все такие неблагополучные места, обнаруженные при тралении, фиксировались на карте штабного судна, а позже и на картах сейнеров, получающих наряд для траления в заданном районе, как правило, у берегов Грузии.

Траловая навигация по продолжительности зависит от реальной погоды. В нашем случае она продолжалась до второй половины декабря, когда уже в северной части Чёрного моря начались морозы. Сейнеры потянулись на базу к порту Новороссийск, в основном без приличных уловов. В районе Туапсе, где вблизи береговой черты производилась заготовка дров из хвойного леса для вывоза морем, наш сейнер стал на якорь и с помощью рабочей шлюпки мы заполнили пустующий трюм ёлками к Новому году. Не возвращаться же домой абсолютно порожними! Ведь за период отсутствия реального поступления выловленной рыбы или морепродуктов заработная плата нам начислялась только 30 % от назначенных окладов.

С приходом домой теперь надлежало, наконец, будущему штурману решить — работать дальше на море или на берегу? Этого настоятельно требовала его зазноба Валентина. В этот раз при встрече она подпевала по-новому:

Замела метель дороги,Стынут руки, стынут ноги,А его всё нет и нет…

В смеющихся глазах прошлой грусти уже не было заметно. Как позже выяснилось, изменения произошли не случайно. А пока впереди встреча Нового, 1956 года.

К концу декабря возвратились в Новороссийск все суда Гослова. Так называемый «тюлькин» флот становился лагом друг к другу у разбитого ещё в период войны 5-го причала. С усилением морозов несение стояночной вахты было настоящим испытанием, отопления на судах не было, грелись вахтенные матросы, как правило, в крохотных камбузах, где имелись печки, работающие на дровах и на угле. Вскоре я основательно простыл, началась острая ангина. Пришлось уйти на продолжительный больничный. Сложив в сетку-авоську свой смерзшийся спортивный костюм, в виде ледяного куска, т. к. не довелось ранее где-либо его растопить и постирать, вместе с нехитрыми своими пожитками, уложенными в чемодан, но в забродных сапогах по-мушкетёрски, выехал в наш посёлок к родной матери на лечение. Новый год встретил в домашней постели, лечился.