Новые туфли хочется всегда - Лина Дорош

И мы подали заявление в ЗАГС. Вот тут-то всё и началось. Как будто анестезия перестала действовать. Я никак не могла переехать к Максу. Мне постоянно по необъяснимой причине было нужно «сегодня обязательно домой». Стала замечать за собой всякие странности. Вдруг я вспоминала, что завтра мне нужно пойти на работу в зеленых туфлях. А сегодня я в черных. И объяснить Максу, почему нельзя заехать и просто взять туфли с собой, я не могла.

Макс решил действовать шуткой и подарком. Он подарил мне красивый брелок, а на нем ключ, сказав, что пустой брелок дарить нельзя.

– От чего ключ?

– От моей квартиры.

– Зачем?

– У нас мало времени, – Макс говорил со мной, как с душевнобольной, – чтобы его не терять – вот тебе ключи. Представь, ты звонишь мне и говоришь, что уже идешь домой. Я иду в душ. Ты открываешь дверь своим ключом. Я уже выхожу из душа. Ты быстро заходишь в душ. Я открываю бутылку вина. Ты еще только выходишь из душа, а уже всё и все готовы! Потери времени минимальны.

Я понимала, что он шуткой пытается породнить меня со своим домом. Мне захотелось его «расколоть». Макс закончил излагать свою версию. Ни тени улыбки не промелькнуло на моем лице. Макс начал сомневаться, что шутка прошла. Я поняла, что самое время его добить, и голосом блондинки спросила:

– А почему у нас мало времени? – после вопросительного знака еще трепетно похлопала ресницами.

Макс меня чуть-чуть не задушил – он радовался, как ребенок, что его шутка прошла. Я взяла ключи. Но внутренне продолжала вздрагивать. Жила у него с чувством, будто что-то украла.

Макс научился бороться с подобными приступами. Он понял, что меня попросту нельзя довозить до моего дома. И мы заезжали за туфлями в магазин. Новые туфли творили чудеса. Правда, только на один день. Еще мы шатались где-то допоздна, чтобы я уже начинала валиться с ног, и в полусне жених заносил меня к себе, точнее к нам – здесь мы должны были жить после свадьбы. Мы ходили в кино, театры, рестораны, слушали музыку. Но мне продолжало казаться, что у нас с Максом никак не появляются «наши места», «наша еда», «наша музыка», вообще что-то «наше».

И в то же время двухдневный недороман-недоразумение оставил непропорционально большой след в моем городе. «Здесь мы завтракали. Здесь мы ехали на завтрак. Здесь он сказал про мои сапоги. Здесь он повернул. Да-да-да! Под эту музыку мы чуть не пошли танцевать. Про эту рекламу он говорил, что – что-то, в общем, он про нее говорил. Здесь я вышла из его машины. По этой улице я ехала к нему в аэропорт…» Какой-то ужас – всё в моем городе связано с ним. Если я скажу, что тащила Макса именно в ту харчевню, где мы завтракали с Марком, – вы уже не удивитесь. Причем я настаивала, чтобы мы ехали именно ТОЙ дорогой. И когда Макс свернул не в тот переулок, со мной случилась истерика. Макс ничего не понял, но очень испугался. А я продолжала себя накручивать: «С посторонним человеком у меня столько общего. Мне всё так дорого, что связано с Марком. А с моим будущим мужем – почти ничего». А Макс меня успокаивал. Заваривал чай и закутывал в плед. Ставил мою любимую музыку. Или увозил на воздух пить вино в гамаке. Я засыпала и просыпалась другим человеком. Мне было уже очень хорошо с Максом. И так до следующего приступа. И чем ближе становился день свадьбы – тем чаще повторялись эти непонятные приступы.

Однажды утром произошло странное событие. Хотя оно было не таким уж и странным, просто задело меня очень сильно. До глубины души. До той самой глубины, на которой я обнаружила свое чувство к Максу. Меня так поразил сам факт – у меня есть чувство к Максу, что, какое именно чувство, я в тот момент не разобралась. И потом не стала разбираться, потому что больше не опускалась на такую глубину.

Макс собирался на работу. Я почему-то оставалась дома. Всё утро, пока он собирался, я пребывала в состоянии то ли задумчивости, то ли сосредоточенности. Я готовила ему завтрак, но я не готовила ему завтрак. Руки что-то делали сами. Даже не вспомню, что я тогда приготовила, потому что мыслями была где-то не на кухне Макса. Я в очередной раз сходила с ума. Не вспоминала, а память сама прокручивала отдельные кадры в беспорядочной последовательности. Кадры встречи, завтрака и прощания с Марком.

Макс не спрашивал, на чем я так сегодня сосредоточена. Или на ком. Он, казалось, ничего не замечает. Вел себя как обычно. Проснулся. Шутил. Поцеловал меня. Шутил. Завтракал. Шутил. Брился. Шутил. Одевался. Шутил. Надел ботинки и пальто. Шутил. И только в дверях он задержался. Посмотрел на меня пристальнее обычного, но одарил своей самой обычной обезоруживающей улыбкой. И сказал с этой улыбкой, выглядывая из-за двери:

– Не заводи любовника, пожалуйста.

От неожиданности я ничего не смогла ответить. Секунды хватило, чтобы очнуться от своего забытья. Вдруг посмотрела на него другими глазами. Почувствовала, как его слова падают во мне куда-то глубоко. Падают-падают, будто на дно моря. На дне, на песке я увидела портрет. Песчаный портрет. И это был не Марк. Это был Макс. И передо мною стоял Макс. По-прежнему улыбался и говорил, прижавшись щекой к входной двери:

– Я серьезно. Я могу побриться налысо или перекраситься в радикально черный или белый цвет. Изменить цвет глаз. Линзами. И даже акцент любой могу изобразить. Буду изображать акцент, пока тебе не надоест. Я могу стать другим, могу постоянно меняться. Я всё могу, чтобы тебе было со мной весело, чтобы каждый день тебя радовать и удивлять. Только, пожалуйста, не заводи любовника.

Если бы он просил, если бы был жалок – я бы не смогла ничего ему ответить. А он говорил так спокойно и бодро, так легко говорил. Он был абсолютно уверен в том, что говорил. Он своей улыбкой вытягивал меня из состояния сосредоточенности. И вытянул. Я смогла очень легко ответить:

– Хорошо.

И потереться своим носом о его нос. И улыбнуться. Улыбнуться ему, а не своим мыслям. Прижаться щекой к входной двери и провожать его взглядом, пока он заходил в лифт. Потом я вернулась на кухню и пила чай. Думала, почему в моем странном видении на дне был песчаный портрет Макса. Не показалось ли мне?

Я бы совершенно забыла слова Макса о том, что не надо заводить любовника. Он сам напомнил мне об этом. И не раз. Всякий раз, когда утром замечал мой отсутствующий взгляд, он напоминал, что я ему дала обещание не заводить любовника. Постепенно у меня в мозгу четко отпечаталась фраза «заводить любовника». Правда, я еще не знала, что с ней делать. Пока «заводить любовника» отлично ложилось на наши отношения с Максом, потому как свадьбы еще не было. И я не жила у Макса постоянно.

Мне по-прежнему очень важно было иногда приходить к себе домой. Быть в своей тишине или своей музыке. Дома меня не преследовали мысли ни о Марке, ни о Максе. Это была свободная от их присутствия зона. Я брала фотокамеру и ползала по квартире, выбирая интересные ракурсы предметов. Или надевала джинсы, кроссовки и шла на улицу, чтобы снять деревянную скамейку. Обычно из сотни кадров оставалось штук пять, но эти пять можно было поместить в папку с именем «медитация». Я включала эти снимки как слайд-шоу и освобождала голову от мыслей. Приходило ощущение легкости. Даже свободы. Но не было радости. Я не чувствовала себя счастливой. Я чувствовала себя невестой. На следующий день ехала к Максу. Он был счастлив. Но назавтра или через день мне снова нужно было ехать домой.