Похоть - Эльфрида Елинек

Женщина вынуждена остановиться. Снег падал день и ночь. Горный воздух причиняет боль. Лучи, пробивавшиеся сквозь деревья, исчезли. Молодой человек тормозит так резко, что несколько книг, которые давно на него косились, валятся прямо на него. Они летят ему под ноги. Женщина боковым зрением видит за стеклом автомобиля голову, которая вчера явно набралась доверху, как все люди здесь, лишенные надежды, у которых почва парит под ногами. Они уже виделись где-то, но не сохранили об этом воспоминаний. Студент называет то одно, то другое дорогое имечко, которое должно быть ей известно. Вершины вокруг блестят под снежным покровом, протянувшимся до самых глубин, в которых в человеческой мастерской куется желание приобрести новый горнолыжный инвентарь.

Директор ждет в своем кабинете — неприступный, словно непомерный налог, и не приглашает нас войти, когда мы стучимся в дверь. Деревенские парни приходят к нему, отутюженные своими отцами и обжеванные домашним скотом, — они отваживаются шагнуть в социальный слой работников промышленности с самой низкой заработной платой. Очень скоро они узнают о существовании женщин и приветствуют их громким лаем, женщин, которые красят ногти красным лаком в машине перед красным светофором. Они — наши маленькие гости за накрытым столом, их пригласили, чтобы они своевременно заметили, как нежелательно их вторжение в социальное обустройство. Со своего места им даже толком не рассмотреть стола, щедро накрытого социальными нагрузками, они сидят, натянув на себя короткие кожаные штаны, и зычно кричат, обнаружив за столом своего депутата, который собирается выпить свежий концентрат их жизненного сока прямо из банки. Сыны земли, для любви сотворенные и для страданий. Однако годом позже они уже восторгаются только одним — сумасшедшей ездой на мопеде или на подержанном «фольксвагене», так что волосы хлещут по голове. И река по соседству, бодро текущая мимо, впускает их, наконец, в свои объятия, не задавая лишних вопросов.

Женщина так устала, что готова рухнуть всей своей еще вполне сносной фигурой, которую муж прячет от чужих глаз. На ней остановились глаза мира, пусть она и сделала только один шаг. Она погребена среди своих владений, которые высоко вздымаются от одного горизонта до другого и пенятся от специальных добавок. Потом появляются усердные деревенские жители со своими отважными собаками и под нескончаемые разговоры о ее трудах и намерениях откапывают ее из-под лавины. Никто из них не знает, как она выглядит, но то, что она на себе носит, звучит как хвалебная песнь, которую выслушивает община по воскресеньям в церкви! Тысяча маленьких голосов и языков пламени, с трепетом тянущихся к небу из сумрачной мастерской, в которой газеты препарируют людей и лепят из их глины горшки. Директор заботится о полной корзине с покупками, и он полновесный хозяин в доме. Женщины в деревне служат лишь гарниром к мужскому мясу. Нет-нет, я вам не завидую. А мужчины, словно гнилая солома, падают на компьютерные распечатки, где расписана их судьба вместе со сверхурочными, на которые она обречена, чтобы радостно прикоснуться к лучшим струнам жизни. Времени пошутить и поиграть после работы с детьми у них не бывает. Газеты вертятся, как флюгер на ветру, а служащие бумажной фабрики в хоровой песне дают волю своим чувствам. В школе они еще были ничего себе, хотя я точно не знаю. Им приходится все это забыть, когда они становятся учениками на производстве и в торговле или становятся черными дырами в плотной ткани спортивных соревнований. Для них устраиваются всемирные игры молодежи, но когда они об этом узнают, уже слишком поздно, и они по-прежнему скатываются вниз по мягкому склону перед своим домом, который ведет их не иначе как к обледенелой дороге в ближайшую табачно-газетную лавку, в которой они узнают, кто победил на сей раз. Все это они видят по телевизору. Они тоже хотят, чтобы их приготовили так же изысканно. Спорт для них — святая святых, священная вещь, до которой они могут дотянуться со связанными руками. Спорт похож на вагон-ресторан в поезде, ведь без него можно обойтись, но он соединяет бесполезное с неприятным. И по нему можно куда-нибудь пройти.

Жене директора следует покинуть темноту и сесть в машину, чтобы не простудиться. Ей не стоит сопротивляться, но не стоит и обособляться, как это любят делать женщины, когда они сначала ставят перед своей семьей еду на стол, а потом отравляют ее жалобами. Мужчина целый день живет, видя перед собой ее прекрасный образ, а она вечером нудит и ноет. Из своих лож перед телевизором, на бруствере которых цветы и листья образуют колючее заграждение, они рассматривают тугие луки, натягиваемые другими, и бессильно ослабляют свое собственное желание. Женщины надевают праздничную одежду, готовят еду на три дня, уходят из дома и бросаются в реку или в водохранилище, ведь известно: как постелешь, так и поспишь.

Студент замечает, что у женщины на ногах — домашние туфли. Помогать людям — его профессия. Женщина стоит на снегу в обуви с тонкой, как бумага, подошвой, она из тех подкаблучниц, что проводят свою жизнь, поедая объедки пищи, отвергнутой их семьями. Она отпивает глоток из плоской бутылки, которую он прикладывает к ее губам. И она, и деревенские женщины, и все мы стоим, обратив лица, с которых течет пот, в сторону кухонной плиты, и отсчитываем количество столовых ложек, которыми сами себя раздаем. Женщина о чем-то шепчет молодому человеку, она попала по адресу, ведь и с ним уже бывало, что он в пьяном виде выпадал из-за дружеского стола на юридической попойке. Он пристально смотрит ей в глаза. Еще не успели всколыхнуться чувства, как она роняет сонную голову ему на плечо. Колеса машины, трогающейся с места, скрежещут. Зверь поднимается с лежки, он почуял добычу, и молодой человек в поисках мелкой монеты готов пошарить в обвислой оболочке этой женщины. Его ждет что-то иное, что-то новое, неприличное, неожиданное, и на это событие можно будет накинуть пошлое пальтецо приятельской беседы. Друзья-товарищи давно уже приволокли свою первую добычу и набросили на плечи шкуры, когда-то вычищенные заботливыми матерями. Настал момент бросить на растерзание собственным желаниям, нетерпеливо прыгающим на цепи, нечто вполне питательное, кусок плоти, вырезанный из другого человека. Пора стать большим и сильным и быть в центре, чтобы крупные рыбы в океане деловой жизни кружились вокруг тебя. Да, природа относится к этому всерьез, и мы радостно налагаем на нее путы, чтобы добиться от нее чего-нибудь против ее воли. Понапрасну буйствуют стихии, мы уже сели в автомобиль!

7

Куда ни кинь взор, всюду подавленные люди, словно потоки воды, падают вниз по ступеням и разукрашенным крылечкам в неизвестность и в бездну безразличия своих повелителей. Облаченные в робкие шкуры, они не выбираются за пределы установленной цели. Утром радио кричит во всю глотку, что пора просыпаться. И сразу же из-под них уходит теплая почва любви, пропитанные ее потом простыни. И вот они крутятся вокруг своих женщин, жамкают их и пачкают тщательно ухоженное добро. Время мягко проплывает мимо. Люди должны оправдать свое существование, прежде чем дотянут до пенсии. Прежде чем их полностью оплатят и им будет выплачено за все то, что они, закрыв глаза, всю жизнь считали своим по праву. Считали только потому, что им, гостям, позволено было оставаться внутри, в то время как их жены постоянно ими пользовались и тем самым сохранили им жизнь. Только женщины бывают по-настоящему дома. Мужчины продираются в ночи сквозь кустарник и выпрыгивают на танцплощадку. Бумажная фабрика снова выплевывает людей, после того как многие годы они приносили пользу. Но сначала они идут на верхний этаж и забирают свои трудовые книжки.

Госпожа директорша, тихая блондинка, живет среди них. Она даже не в состоянии приготовить хорошее жаркое, как это делают наши, чтобы снова ощутить радость жизни. К ней подводят малышей, чтобы она научила их топать и хлопать. Пока не умолкнет эта питательная музыка, а над горами не разнесется вой фабричной сирены. Рано утром отцы сонно направляют свои журчащие патрубки в унитаз; фабричные ученики просыпаются более грубым образом, в них врывается музыка, едва их пронзил звоном будильник. Полуобнаженные тела вырастают перед зеркалами ванных комнат с новой кафельной плиткой, на шее сверкают цепочки, петушки громко покрикивают из ширинок, и теплая струйка течет куда надо. Утренняя туалетная картинка, возможно, похожа на ваше отражение. Обращайтесь же с нею так, как бы вы хотели, чтобы другие обращались с вами!

Перед женой директора припарковался автомобиль. Зверь выглядывает из самого себя и прыжками направляется в лес, где он обретает тишину и покой. Правда, летом там, в лесу, покачиваются тяжело нагруженные поплавки жизни, которые люди оставляют на природе, чтобы облегчиться. В машине тепло, небо кажется намного ниже. Время клонится к закату, и возникает взаимная склонность. В лесу бродят косули, которым зимой приходится еще хуже, чем нам. Женщина плачется, уткнувшись в приборную панель как в жилетку, и роется в бардачке в поисках носовых платочков, чтобы утолить свою печаль. Машина трогается с места, сыплются беспощадные вопросы. Женщина распахивает дверцу медленно движущегося автомобиля и бросается в лес. Чувства переполняют ее, она должна выбить их из себя, как это делают наши влечения, если не запереть их как следует в подзорную трубу нашего тела. Так сказано в книгах, в которых задешево можно узнать о себе все, ведь ты сам себе дорог. Женщина машет руками в воздухе, словно вокруг нее кружатся мошки или какой-нибудь другой рой, падает, запнувшись за корень, расцарапывает себе лицо снежной коркой и исчезает в темном пятне леса. Нет, вон она, бежит там, впереди! Спотыкается об изогнутые черные ветки. И скоро она добровольно возвращается к своим веревкам и ошейникам, садится в машину, без всякого сопротивления позволяет приткнуть себя на сиденье. Она вырастает в себе самой и готова к своим услугам. Она слышит, как ее чувства приближаются, словно раскатистый гром, и мчатся сквозь полустанок ее тела, будто железнодорожный экспресс.