Проституция в древности - Эдмонд Дюпуи

Другой разновидностью куртизанок были авлетриды. Как и диктериады, это были чаще всего чужестранки. Они были артистками, музыкантшами и танцовщицами и выступали на больших публичных балах и в тавернах; можно было также приглашать их на дом[45]. Они танцевали, аккомпанируя себе на флейте, что приносило им немалый доход, но они смотрели на свои танцы и игру только как на средство для еще большего очарования, еще большего привлечения к себе мужчин. Этот вид проституции несколько напоминает современную нам проституцию маленьких театральных и кафе-шантанных артисток, хористок и фигуристок в балетах и феериях. Они охотно дарили свою благосклонность тем, которые делали им выгодные предложения, но это не были проститутки в обычном смысле этого слова. Часто, правда, в конце пира они отдавались тому, кто больше платил — продавались как бы с аукциона.

Авлетриды обладали несравненным даром внушать страсть и будить чувственность сладострастными звуками своей музыки, позами своих танцев и выражением своего лица. Но еще больше влияли они на чувственность своими ласками и поцелуями. Они пользовались большим успехом у греков, которые в силу своего темперамента предавались особенно утонченному разврату. Некоторые из древнегреческих историков, как Геопонт и Эпикрат, упоминают об авлетридах. П. Дюфур, ссылаясь на этих историков, приводит несколько интересных выдержек, — из которых можно заключить, что страсть к женщинам, была одинаково могуча как у афинян, так и во всей Греции вообще, от края до края. Надо отдать им справедливость: это были наиболее любящие и наименее жадные из всех куртизанок. «Они вызывали такие взрывы восторга своей опьяняющей музыкой, что слушатели в исступлении срывали с себя кольца и ожерелья и отдавали их авлетридам. Искусная флейтистка не успевала собирать дары, преподносимые ей за один вечер, когда она приводила всех в восторг своей музыкой. Случалось, что во время пира они получали в подарок всю золотую и серебряную посуду дома. Каким дождем цветов, драгоценных камней и золота осыпалась флейтистка за каждый новый, еще более опьяняющий мотив, танцовщица за каждое новое, особенно выразительное па или телодвижение, и с какой удивительной ловкостью ловили они на лету эти дорогие приношения! Таким образом, куртизанки этого рода обогащались особенно легко, и потому им не трудно было скопить себе солидное состояние — стоило только войти в моду.»

«Лучшие семьи в Александрии носили имена Миртионы, Мнезис и Потинии, говорит историк Полибий, несмотря на то, что Мнезис и Потиния были флейтистками, а Миртиона была одной из тех покрытых позором публичных женщин, которых мы называем диктериадами». Миртиона, как и Мнезис и Потиния, были любовницами Птоломея Филадельфийского, царя Египетского. Обаяние, которое внушали танцовщицы и музыкантши, заставляло забыть об их возрасте, звании и профессии. «Афиней рассказывает, что аркадийские послы были отправлены к царю Антигону, который принял их с большими почестями и устроил в их честь блестящее празднество. Послы эти, суровые и почтенные старцы, уселись за стол, пили и ели с суровым видом, не говоря ни слова. Но вдруг фригийские флейты подали знак к началу танцев; танцовщицы, закутанные в прозрачные ткани, вошли в залу, тихо покачиваясь на концах пальцев; затем движения их понемногу ускоряются, они снимают покрывала с головы, плеч, и наконец, обнажают все тело. Теперь они совершенно нагие, если не считать крохотных панталон, которые едва прикрывают среднюю часть туловища; танец делается все более сладострастным и жгучим[46]. Послы мгновенно воспламеняются при виде этого необычайного зрелища и, не считаясь с присутствием царя, покатывающегося со смеху, бросаются на танцовщиц, не ожидавших такого приема, но готовых выполнить долг гостеприимства». Любовь авлетрид не всегда была продажна. Женщинам этим были присущи некоторые возвышенные чувства, которыми они были обязаны благородству своего искусства (музыки, танцев) и независимости, какой они благодаря ему пользовались; заражаясь сами возбуждением празднества, на которое их приглашали, они переживали те же ощущения, какие сами вызывали у зрителей, возбужденных одухотворенностью их музыки и танцев, — и они пылали огнем неподдельной страсти в потому не позволяли третировать себя как обыкновенных проституток. Эти, обыкновенно красивые молодые флейтистки, всегда беззаботные, смеющиеся и увлеченные своим искусством, пользовались большой любовью афинского населения, которое шумными криками восторга встречало их появление на празднествах. Многие из них сделались особенно знамениты.

Боа была матерью евнуха Филетера, который был сначала правителем Пергама, а потом и воцарился в нем; Партениза, подала в суд жалобу на одного гражданина, который ее ударил, но жалоба ее была оставлена без последствий, так как выяснилось, что она во-первых куртизанка, а во-вторых чужестранка. Пиралис танцевала так легко, что получила прозвище птички; Сигея, против чар которой не могла устоять самая неприступная добродетель; Формезия, умершая в объятиях своей подруга-любовницы. Но самой знаменитой среди всех их была бесспорно Ламиа. Флейтистка родом из Египта, она покорила Птоломея, которому принадлежала вплоть до морского поражения, нанесенного ему царем Димитрием Полиоркетом. Попав в плен к победителю, она сразу же становится его любовницей и госпожой в полном смысле этого слова, всецело подчинив себе царя Македонии. Только смерть царя во время одной оргии прекратила это господство. Автор «Истории проституции» описывает по Афинею и Макону любовные уловки, к которым прибегала эта знаменитая флейтистка, чтобы покорить своего царственного любовника. «Она пользовалась с удивительным умением как днем, так и ночью: ночью она заставляла его признать, что равных ей нет на свете, днем она писала ему милые письма, забавляя его живыми и остроумными оборотами; она опьяняла его звуками флейты, но всего больше действовала на него лестью: «Могущественный государь, писала она ему, ты позволяешь, чтобы гетера писала тебе, ты не считаешь унизительным для твоего достоинства уделять несколько минут времени моим письмам, и ты отдаешь мне самого себя. О, мой повелитель, когда вне дома я слышу голос твой, когда я вижу тебя, украшенного короной, окруженного стражей, войском и послами, тогда, клянусь Венерой Афродитой, — тогда я дрожу и страшусь тебя; тогда я отвращаю от тебя свои взоры, как я отвращаю их от солнца, чтобы не быть ослепленной, тогда я узнаю в тебе, о Димитрий, победителя городов. Как взгляд твой ужасен и дышит воинственностью! Я едва верю глазам своим и говорю себе. — О Ламиа, неужели с этим человеком ты разделяешь свое ложе».

Плутарх в своей «Жизни знаменитых людей» очень подробно рассказывает историю любви Димитрия и Ламии. Он описывает македонского царя человеком такой совершенной красоты, с такой благородной, величественной осанкой, что ни художники, ни скульпторы не могли уловить черты его лица. Лицо его выражало одновременно мягкость и суровость, жестокость и притягательность; живость, гордость и пыл юности соединялись в нем с видом героя, с геройским величием и истинно царским блеском. Таков был герой Афин, победитель Ефеса, покоритель городов, супруг нескольких королев, но всего более развращенный любовник флейтистки. «В своем эротическом экстазе Димитрий доходил до того, что лежа ночью на ложе своей любовницы, галлюцинировал, слыша ее музыку, слыша вновь те мотивы, которые она играла ему во время ужина, восхищаясь особенно чарующими отрывками. (Ait Demetrium ab incubante Lamia concinne suavitergue subagitatum fuisse) — Нечистые испарения тела Ламии были Димитрию во много раз приятнее лучших благовоний Азии, cum pudendum manu confricavisset ac digitis contrectavisset». Плутарх приводит также несколько любопытных случаев, ярко рисующих нам власть Ламии над сыном Антигона. Впрочем, Ламиа была не единственной его любовницей — их у него было много. Так, например, великий греческий биограф и моралист приводит следующий случай. Однажды, узнав о болезни Димитрия, старик отец пришел его проведать. На пороге он столкнулся с прекрасным юношей, выходившим из покоев Димитрия. Войдя к сыну, старик сел у его постели и хотел измерить его Пульс, но Димитрий уверил отца, что жары у него больше нет. Я знаю об этом, сын мой, сказал Антигон; я даже, видел, как он выходил из твоей комнаты. Ламиа хорошо знала все порочные страсти знаменитого полководца и с большим умением удовлетворяла их. Впрочем, порочностью своей они стоили друг друга.

Поэт Филипид в нижеследующих словах описывает, что Димитрий и его любовница сделали с Партеноном.

Он принял Акрополь за трактир.Он ввел куртизанок в жилище Девы.

Ламиа действительно заставила своего любовника устроить ей спальню в храме Минервы. Сама афинянка, она широко пользовалась властью победителя над своими соотечественниками.