Рыжая-бесстыжая - Галина Романова

– Очнулась, сучка, – удовлетворенно пробормотал мужской голос совсем рядом. – Вот и ладненько. Вот сейчас и потолкуем.

В лицо ей пахнуло густым винным перегаром с примесью чеснока, и почти тут же последовало избавление от слепоты. Яркий луч солнечного света ударил по глазам, но уже через пару минут Насте удалось сфокусировать взгляд и рассмотреть мужика, покачивающегося на неверных ногах, и грязновато-красный платок в его руке, по всей видимости, и являвшийся истинной причиной ее незрячести.

– Здорово! – поприветствовал он ее и зычно рыгнул.

– Здорово, – решила Настя не грубить. – Спина…

– Что – спина? – не сразу понял тот.

– Спина болит, – стараясь растопить лед мужского сердца, как можно жалостнее просипела Настя и, для эффекта облизнув пересохшие губы, попросила: – Нельзя попить?

Мужчина растерялся и, подперев замызганной ладонью небритый подбородок, принялся размышлять, предоставив ей прекрасную возможность разглядеть себя.

Экземпляр был еще тот. Из современных крестьянствующих неудачников. Из тех, что ратуют за демократию в надежде на фоне реформ урвать землицы побольше, а потом сетуют и проклинают и реформы, и демократию, потому как, что делать с этой самой землей, не знают, а в большей степени и не хотят знать. Отсюда и леность в движениях крупного мужского тела, и тупость взгляда мутноватых неопределенной расцветки глаз, и злобная гримаса искаженного завистью к чужим успехам рта.

Мужик, чей портрет с такой легкостью дался Настене, между тем не торопился выполнять просьбу. Он походил из угла в угол, шаркая грязными унавоженными подошвами ботинок. Помычал что-то нечленораздельное. Наконец выдал:

– А я это… не знаю…

– Чего? – осторожно поинтересовалась Настя, по-прежнему проявляя завидное чувство такта.

– Можно ли… – Он выпятил вперед толстенную нижнюю губу и несколько раз озадаченно ею причмокнул. – А вдруг нельзя… Ты это… потом в сортир захочешь, а я тебя развязать не смогу…

«Слава тебе, господи! – едва не расплакалась от радости Настя. – Наконец-то нашлось объяснение и еще одному ее недугу. Она, оказывается, просто привязана. А то взбредет же в голову…»

– Ладно, пойду спрошу. А ты лежи тут…

Можно подумать, у нее есть выбор. Хорошо, что хоть осмотреться можно теперь без тугой повязки на глазах. И она принялась вовсю крутить головой, пытаясь выхватить глазами как можно больше подробностей окружавшей ее обстановки.

Помещение, по всей видимости, было чердаком, поскольку перекрещенные буквой «л» стропила могли быть только основанием крыши. Пыльный пол, печная труба, веревки с прищепками. В углу какие-то корзины и мешки. Ничего заслуживающего внимания. Никаких «случайно» оброненных ножей, стекляшек и прочих неизменных «находок» удачливых героинь ее любимых женских романов. Да и имейся они в наличии, подползти к ним и попытаться обрезать путы она вряд ли бы смогла, поскольку затылок явственно ощущал холод металлической трубы, к которой ее привязали. Пришлось призвать на помощь все терпение и дожидаться возвращения меланхоличного крестьянина.

Вернулся тот не сразу и не один. Сопровождающим оказался дюжий молодец, косая сажень в плечах. Лобастая голова, казалось, вросла в плечи. Ноздри широкого носа почти выворочены наружу, толстые губы беззвучно шевелились, очевидно, по рту перекатывался всеми любимый «Орбит».

– Чего надо? – голосом, лишенным любезности, поинтересовался лобастый.

– Пить, – кротким голосом ответствовала Настя и полуприкрыла глаза. – И в туалет бы надо.

– Во-во, – радостно затыкал в ее сторону пальцем крестьянин. – Я же говорил, что начнет выкобениваться…

– Не мельтеши, – оборвал его лобастый. – В штаны тоже не сходишь. А она лежит уже почти сутки.

Он нагнулся над Настей, перекатил ее каким-то образом и через несколько мгновений освободил от металлического штыря, оказавшегося впоследствии трубой газоснабжения.

– Становись на ноги, – скомандовал он и с довольной ухмылкой принялся наблюдать за ее неловкими попытками скоординировать движения. – Залежалась ты, мать… Придется тебе немного размяться…

Внутри, разумеется, все похолодело от этого его многозначительного «размяться». Что, спрашивается, мерзкий ублюдок хотел этим сказать? Как он собрался ее разминать? Если похотливый проблеск в глазах указывает как раз на один из предполагаемых вариантов, то лучше бы ей продолжать лежать себе потихоньку и не дергаться…

– Идем-ка со мной, красавица, – протрубил между тем гигант и двинулся к выходу с чердака.

Стремянка оказалась слишком уж шаткой, слишком уж длинной, так что к концу спуска Настена едва не лишилась чувств. Но крепкие объятия доморощенного джентльмена не дали ей свалиться с последней перекладины.

– Спасибо, – с совершеннейше искренней улыбкой поблагодарила она. – Чуть-чуть не упала.

– Чуть-чуть не считается, – засопел вдруг он, и, как ей показалось, в этом его сопении не обошлось без смущения. – Идем, покажу фронт работ.

Пройдя по грязным половицам коридора, они вышли через плохо выструганную дверь на улицу. Свежий воздух и яркий свет все же преуспели в том, что не удалось стремянке, – Настя начала заваливаться на бок.

– Да что ты в самом деле! – переполошился ее пленитель и посоветовал: – Слабовата ты для работы-то.

– Ничего, ничего, – попыталась она ободряюще улыбнуться. – Ведите, я готова…

Но, как оказалось, готовой к тому, что ей предстояло, она совсем не была. Длинный хлев, где хрюкали и визжали штук тридцать парнокопытных, ударил в нос аммиачной вонью. Грязь, смрад, копошащиеся туши – это лишь немногое из того, что уловил настороженный взгляд Анастасии. В замешательстве потоптавшись у порога, она осторожно ступила внутрь.

– И что я должна буду делать?

– Для начала – заработать себе на ужин, – нагловато ухмыльнулся лобастый, мгновенно похоронив внутри себя все задатки благовоспитанного молодого человека. – А там посмотрим, чем тебя еще порадовать. И не вздумай смыться. Отсюда до ближайшей деревни километров тридцать, никак не меньше. Все ноги в кровь стопчешь. А мы тебя все равно догоним. И уж потом оторвемся по полной программе, будь уверена.

«Собственно, что вам мешает сделать это сейчас?» – вертелся у нее на языке вопрос, но высказывать вслух она его не решилась.

Однако лобастый, удивив ее феноменальной проницательностью, хмыкнул и пояснил:

– А сейчас мы этого сделать никак не можем. Не было на этот счет никаких указаний, а то бы уже давно тебя распластали прямо там, на чердаке. Так что ты уж решай сама, чего тебе больше хочется: поработать или нам помочь.

Заржав, словно стоялые жеребцы, парни хлопнули дверями хлева и удалились, оставив ее в почти полнейшей темноте. Лишь спустя какое-то время глаза ее попривыкли к полумраку, и, взяв приткнутые к стене вилы, Настя приступила к принудработам.

Прав был тот, кто сказал, что человеку свойственно привыкание, ой, как прав. Неделя каторжного труда, и вот уже Насте стало казаться, что в этом переворачивании пластов жирного, смрадного поросячьего навоза и есть ее истинное предназначение. Конечно же, мысли ее при этом не отдыхали ни минуты и без устали прорабатывали несколько вариантов побега, но, памятуя о предупреждении Андрея (так звали лобастого), пускаться в бега она пока не собиралась. В конце концов, неизвестно, где лучше. Пусть здесь и эксплуатировали ее сверх всякой меры, но зато кормили и убивать вроде как пока не собирались. А вот город родной в настоящий момент зиял огромной черной дырой устрашающей неизвестности. И уж если являться туда, то только с именем убийцы на устах, узнать которое ей было просто необходимо.

Лежа по ночам без сна на жестком ложе, состоящем из деревянного топчана и блинчатого матрасика, она старательно сортировала каждое слово, услышанное за день. Отсеивала ненужные и пустые и пыталась расшифровать завуалированные. На последние парни не были горазды. Если Андрей чувствовал, что его родной братец, отличавшийся поразительным тупоумием, вдруг начинал сворачивать с безопасной темы на запретную, он мгновенно комкал беседу и, сунув того кулаком в бок, спроваживал в дом. На Настю же он в таких случаях лишь прикрикивал:

– Чего уши развесила? Работай давай! Придет время, обо всем узнаешь…

Этого времени она и ждала. Ей во что бы то ни стало нужно было выяснить – зачем она здесь. В том, кем являются на самом деле пленившие ее люди, она почти не сомневалась. И это открытие, сделанное ею буквально в первые дни пребывания здесь, очень даже ее порадовало. Чувствуя, что разгадка совсем близко, с побегом она особенно не торопилась.

А убежать, вопреки предостережениям Андрея, было несложно. Хотя поимка дорого могла ей обойтись, Настя совершенно искренне надеялась на то, что работающие на соседнем поле жители окрестных деревень смогут укрыть ее от гневного ока разнузданных молодцев. Но время для побега еще не наступило, в этом она на все сто была согласна с тюремщиками. Она должна была дождаться появления главного действующего лица, и, судя по срокам, ждать ей оставалось недолго…