Москва. Загадки музеев - Михаил Юрьевич Жебрак

записной книжники размером в ладонь. Если оценивать пропорции, то оторвана примерно треть листа, левая часть записки. Текст написан мягким, не сильно заточенным карандашом изящным почерком. Холмс сразу определил бы пол, возраст и профессию писавшего, но Петр только отметил вкус к хорошим вещам – блокнот был не из простых. Почему бумага смялась и разорвалась при извлечении? На сгибах записка потерта. Должно быть, ее после составления долго носили в кармане, еще и придавливали телефоном или кошельком.

Вот что увидел Петр на бумаге:

…ожник рисовал Исуса Криста

…узее под торре

для сверх тепла

Иисуса Христа рисовал не зожник, сторонник здорового образа жизни, а художник. Первая строчка «Этот художник рисовал Иисуса Христа». Петр изучил заглавную букву имени Христос – х и к близки по написанию, но перед ним отчетливо выведенная карандашом буква к. Вряд ли записку составлял неграмотный, скорее иностранец, отсюда и торре во второй строчке.

…узее под торре. Если первое слово иностранец снова не исковеркал, то оно означает музей, не из фузей же под башнями стреляют. Торре в записке означает башню. В музее под башней. Торре и Кристо так мог написать по-русски испанец или итальянец.

для сверх тепла. Тут догадок не было – соломенная кровля, шуба, двойные рамы… Петр выбрал двойные рамы – в них удобно прятать. Что прятать? Подлинных голландцев? Тогда, скорее, стенные сэндвичи или утепленная крыша.

Полностью записка представлялась Петру так: Этот художник рисовал Иисуса Христа в его музее под башней в/на/под сделанном для сверхтепла.

В сборных собраниях всегда много художников, изображавших Христа. Петр был уверен, что ему нужен персональный музей или музей-квартира. В животе потянуло голодной пустотой. Сейчас бы чаю черного. По-походному – с лимоном и сахаром… Раз возник чай, значит он взял след: одна коллекция – один творец.

У кого из художников, писавших Христа, есть музеи? Ге, Крамской, Нестеров прославились религиозной живописью, именно поэтому музеев не удостоились. Не жаловали в советское время иконописцев. Мастерская Павла Корина доступна только специалистам. Россия, грянувшись оземь, обратилась в державу православную, тем не менее, не сняты пока печати с изографа Донского монастыря. Мастерскую Корину устроили в отдельно стоящем здании прачечной. Труба там могла быть, а вот вышки Петр на прачечной-музее не помнил.

У Виктора Васнецова есть музей, в доме лично им нарисованном. Там и бревенчатая луковичная башенка выглядывает из-за забора. Васнецов выслужил право на музей по детскому ведомству, как сказочник. Хотя расписывал храмы и в усадьбе Абрамцево остались иконы его работы.

Не сразу, но вспомнил Петр еще одного художника. Для энциклопедии он пейзажист, мастер пленэра, зародивший моду на этюды. Но академию-то окончил по классу исторической живописи. Евангельская тема волновала этого художника с юности. Путешествовал по Палестине, зарисовывал места жизни Христа, искал иудеев-натурщиков и одевал их в одежды под старину, сшитые его женой. Он и усадьбу, в которой устроен его музей, построил на деньги, вырученные от продажи картины с евангельским сюжетом. Тридцать тысяч заплатил царь за полотно «Кто без греха?» Петра всегда удивляла перекличка этой суммы с той, полученной за предательство.

Петр осматривал усадьбу со своей туристической группой два месяца назад, тогда они прошли сто верст по Оке. Башню над домом не просто помнил, но мог рассмотреть в деталях на телефоне. Убежище предательски озарилось включенным экраном – Петр листал фотографии. В Борках, так называл свое имение Василий Поленов, множество разномастных домиков – флигели, сарайчики, беседки.

Причем выполненные в разной технике – должно быть, художник любил пробовать новое не только на холстах – оштукатуренные, фахверковые, сложенные из валунов и бревенчатые. Петр предложил каждому школьнику выбрать постройку, соответствующую его характеру. И сделать портрет на фоне альтер эго. Бой был только за избушку с верандой из гнутых стволиков – на нее претендовали три девочки. В остальном разошлись мирно. Завхоз Сергей взял коровник с толстенной соломенной крышей. Городская группа не верила подлинности настила – ну, какая солома в XXI веке, синтетика! Сергей постучал по лбу и лизнул дождевые охряные потеки на каменной стене: «Сено, натуральное сено, нюхайте, дурачье!»

Вечный неудачник, изрезанный при первом купании раковинами, отправился к лодочному сараю. Записной шутник Артем позировал перед фанерной кормушкой с двускатной крышей: «Вы сказали дом, я выбрал». Сестра Лени, Ульяна, ходила в вышитом вручную льняном платье, пела под гитару кельтские песни и каждый сорванный цветок считала личной обидой. Ульяна – Петр как раз рассматривал ее портрет – выбрала ветряную мельницу.

На фоне башни сфотографировался командир Леня. Хозяин сам проектировал все строения в усадьбе. Тонкий знаток европейской архитектуры – многие побывали в парижах-неаполях, но не все потом перерабатывали свои впечатления в декорации для императорской и частной сцены – Василий Поленов выстроил мастерскую наподобие итальянского загородного дома. Назвал аббатством. Не за внешнее сходство, а в мечтах об уединении. Леня попросил сфотографировать его на фоне огромного узкого окна башни аббатства. Петр еле уговорил его для фотографии надеть штаны – командир отряда считал, что растянутые плавки на его худющих ногах как нельзя лучше соответствуют силуэту здания.

Из пары Васнецов – Поленов Петр однозначно проголосовал за Поленова. Его евангельский цикл состоял из полсотни работ и почти на всех присутствовал классический поленовский усталый с дороги Христос в шапочке. И башня над мастерской Поленова больше соответствовала средиземноморской торре-кампаниле, чем выгнутая кокошником кровля надстройки васнецовского дома.

Воздух загустел, посинели окна, звуки снизу редели и становились громче. Собор запирали. Петр размял затекшие ноги, глянул за парапет – никого. По невидимым ступенькам спустился вниз и… уперся в закрытую дверь. Подсветка фонариком подтвердила – снаружи задвинут засов. Петр попробовал надавить плечом, расшатать – металлическая створка не поддавалась.

Чрево Иерусалима

Петр Дивин ночевать в храме не планировал. Слиться из монастыря, причем именно слиться, он собирался после закрытия, но для этого необходимо попасть вниз. Затворник обошел первый ярус, внимательно осматривая углы и переходы. Этот уровень объединял Воскресенский собор и ротонду над кувуклией. Широкие коридоры заканчивались незаконченными приделами. Когда-то Никон собирался освятить алтарей в этом соборе по числу дней года. Наследники в меру сил выполняли грандиозный замысел патриарха. Вверх уходили граненые столбы в наростах сумрачной сероватой лепнины. Мерцавшие внизу паникадила казались кронами осенних лип в глубоком овраге. Новых лестниц внимательный осмотр не открыл. Все по-честному – монастырь оказался местом спасения и заточения.

Поднялся еще на один уровень – на галерею, опоясывающую ротонду. Здесь он уже