Крылья истребителя - Александр Покрышкин

Сближение заняло порядочно времени. Не беда! Мы были твёрдо убеждены в своём успехе. Так оно и случилось. Заметив, наконец, нас сзади себя, немец попытался ускользнуть от атаки резким снижением. Более чем с восьми с половиной тысяч метров мы начали крутое пикирование. С дистанции в сто метров я расстрелял вражеского стрелка. Затем перенёс огонь на правый мотор. Не выходя из пике, немец рассыпался на куски.

«Свободная охота» быстро стала любимой формой деятельности лётчиков нашей части. Командир правильно определил, насколько важна непрерывность этой охоты. Мы вели свободный поиск врага не только в периоды затишья на фронте, но и в более горячее время.

Выполняя эту задачу, наш командир как бы раздвигал границы того участка фронта, над которым наши истребители изгоняли и уничтожали вражеские самолёты. Воздушное патрулирование, вылеты по вызову рации наведения он сочетал с обязательным выделением нескольких пар «свободных охотников», которые, зная расположение вражеских аэродромов, уходили на маршруты немцев, искали там врага и нещадно уничтожали его, радируя в то же время своим воздушным патрулям, чтобы те приготовились к перехвату прорвавшихся немцев.

Довольно часто в такую «охоту» командир выделял и меня с Голубевым. Выполняя эти задания, мы сбили большое количество немецких самолётов. Именно в свободной охоте я сбил «юбилейный» — пятидесятый вражеский самолёт. Это был «физелер-шторх», — немецкий самолёт связи. Машины этого типа, похожие на стрекоз, курсировали между немецкими штабами, перевозя срочные оперативные документы и штабных офицеров. Выследив их трассу, я атаковал и сбил немецкого связиста.

Вскоре на своём участке фронта мы добились такого положения, когда немцы, по словам пленных, считали, что здесь дерутся только советские асы. Один из сбитых нами немецких пилотов спросил:

— Как зовут русского аса, который сбил меня?

Этот немец, повидимому, считал себя асом. Фюзеляж его самолёта был расписан различными значками. Сбил его наш средний, обыкновенный лётчик. Немец даже несколько опешил, когда узнал это.

Немецкие асы заносчиво именовали себя «рыцарями воздуха». Они по-дикарски украшали свои машины амулетами, были суеверны и, как это ни покажется странным, по природе своей трусливы, хотя среди них встречались и опытные пилоты. Но в большинстве случаев они предпочитали лёгкую добычу. В войне они видели средство обогащения. Об этом со всей откровенностью сказал нам сбитый немец. Он заискивающе смотрел на нас, советских лётчиков, полагая, что ведёт с нами профессиональный разговор. Глядя на этого немца, я невольно сравнивал его с моими однополчанами. Другие цели, другое вдохновение жили в душе советского лётчика!

Поиск врага в воздухе — это было только одной стороной той «свободной охоты», которая у нас культивировалась. Мы приучались нещадно бить противника, где бы он ни был — в воздухе или на земле. Борьба за господство в воздухе — это не только воздушные бои. Массированные удары наших бомбардировщиков и штурмовиков по аэродромам, авиабазам серьёзно ослабляли немцев. Мы — «свободные охотники» — тоже включились в эту «наземную» борьбу с вражеской авиацией. Наша тактика и здесь основывалась на стремительном, неожиданном, соколином ударе.

Как-то раз, чтобы подытожить опыт, генерал собрал истребителей-охотников на специальную конференцию. Один за другим лётчики выходили на трибуну и рассказывали о своих методах, своей тактике. Наши аэродромы тогда располагались по берегу Чёрного моря. Немцы, запертые в «крымской бутылке», сносились с материком только морем и по воздуху. Многочисленные «юнкерсы-52» и «фокке-вульфы-200» совершали регулярные рейсы между Крымом и румынскими берегами.

На конференции мы вспомнили опыт лётчиков-сталинградцев. В историю воздушной войны они вписали увлекательную страницу побед, блокируя с воздуха группировку Паулюса. Наша тактика «свободной охоты», применённая над морем, могла стать губительной для немецкой транспортной авиации. Я получил разрешение на такую «охоту». Чтобы увеличить время пребывания в воздухе, мы поставили на наши самолёты дополнительные бачки с горючим.

Первый же вылет принёс победу. Мы с Голубевым сбили два транспортных немецких самолёта. Один ожесточённо отстреливался, ибо мы допустили ошибку, атакуя его сверху. Пришлось немало повозиться с ним и истратить гораздо больше боеприпасов, нежели мы рассчитывали, прежде чем эта трёхмоторная машина упала в воду и утонула со всем экипажем. Другой «Ю-52» был зажжён одной атакой снизу. Для этого нам пришлось итти бреющим, едва-едва не касаясь гребешков волн фюзеляжами самолётов.

Дополнительные бачки с горючим позволили нам пробыть на «охоте» очень долго. Дзусов потом рассказывал, что он очень беспокоился за нас. Мы вели поиск врага на сухопутных самолётах. Под нами было море. Малейший перебой в работе мотора, который в обычных условиях полёта над землёй не вызывает тревоги, здесь был неприятен. Дзусов поддерживал с нами связь по радио. Он знал, в каком квадрате моря мы находимся, что делаем, с кем дерёмся. Он опасался, что мы слишком увлечёмся. Море есть море. После того как мы сбили второго «Ю-52», по радио нам передали:

— Пора возвращаться…

Хотелось ещё поохотиться, но, пожалуй, командир был прав. И мы повернули к берегу.

Весна и лето сорок третьего года были для всех советских лётчиков горячей страдной порой. Ведь именно в это время была уничтожена большая часть тех четырнадцати тысяч самолётов, которых лишились немцы в этом году. Борьба с врагом в воздухе протекала на фоне победоносного наступления советских войск, начатого ещё на Курской дуге. Мне не довелось непосредственно участвовать в этом сражении, которое, по определению товарища Сталина, поставило немецкую армию перед катастрофой. Наша часть в дни битвы на Курской дуге базировалась несколько южнее, мы только косвенно содействовали разгрому огромных немецких сил под Орлом и Белгородом. Первые за время войны победные салюты, данные в Москве в честь этого большого успеха советских войск, радостно отозвались в наших сердцах. В каждом новом воздушном бою, возникавшем над боевыми порядками наших наступающих войск, мы старались достичь наибольшего успеха. И то, что потом в приказах товарища Сталина не раз упоминалось название нашей части, служило для нас самым высоким признанием наших успехов, звало к ещё большему упрочению доброй воинской славы нашей гвардейской части.

Ось наступления войск фронта, в составе которого мы действовали, проходила на юге. В результате тяжёлых боёв был освобождён Мариуполь. Это совпало и с радостным событием в моей личной боевой жизни — Советское правительство ещё раз высоко оценило мои усилия в борьбе с врагом — в Мариуполь я вошёл дважды Героем Советского Союза.

В развернувшемся наступлении мы действовали преимущественно с целью уничтожения неприятельских бомбардировщиков. Хотя задачи истребителей и многообразны, но всё же одной, самой основной из них, по существу, всегда определяется и поиск противника и уничтожение его в воздушном бою. Мы учили своих лётчиков, что их тактика всегда должна исходить из этой главной задачи, которую ставили перед собой. Эта цель вырисуется тем более отчётливо, чем более лётчик будет проникнут идеей всемерной поддержки своих сухопутных войск.

В боях мы старались воспитывать у наших лётчиков стремление к тому, чтобы они всегда и во всём были самыми активными помощниками пехотинца, танкиста, артиллериста, сапёра — бойца любого рода сухопутных войск. Тесное содружество «земли» и «воздуха» обеспечивало успехи Советской Армии. Мы, лётчики-истребители, завоёвывали господство в воздухе именно для того, чтобы обеспечить своим сухопутным войскам свободу манёвра.

Чем немцы стремились повлиять на этот манёвр? Что являлось их ударной силой при попытках воздействия с воздуха? — Бомбардировочная авиация! Значит, чем больше наш истребитель собьёт вражеских бомбардировщиков, тем большую помощь он окажет сухопутным войскам. Бомбардировщики противника всегда являлись главной целью для советского истребителя.

Случалось порою, что некоторые лётчики не совсем твёрдо уяснили себе это требование. В наступлении наших войск часто и на земле и в воздухе складывалась довольно острая обстановка. Враг усилиями своих танковых и авиационных сил всячески пытался приостановить продвижение наших войск. Как-то раз вместе с другими офицерами нашей части мне пришлось поехать в штаб одного общевойскового соединения, чтобы договориться о деталях совместных действий. Прибыв туда, мы вынуждены были выслушать упрёки по адресу истребителей соседней части.

— Мы не можем утверждать, что они действуют плохо, — сказал командир стрелковой дивизии. — Они сбивают много «мессершмиттов», это мы видим своими глазами, но вражеские «юнкерсы» частенько «висят» над нами…