Крылья истребителя - Александр Покрышкин

Когда мы пришли в назначенный район, мой самолётный радиопередатчик молчал. Говорили ведомые. Каждый докладывал, какова обстановка на земле и в воздухе, где находятся «ильюшины». Вдруг в эти доклады вмешался голос рации наведения. Наш командир Дзусов, по обыкновению немного растягивая слова, сообщал:

— Выше вас «мессершмитты».

Я был спокоен за верхний, ярус — там находилось наше прикрытие. Лётчики моей группы точно выдерживали строй, следя за каждым движением моей «сотки». Однако я понимал, что с секунды на секунду следовало ожидать событий. Внутренне подобравшись, я по радио призвал ведомых к вниманию и пристально вгляделся вниз. Там как раз происходило то, что я и предполагал. Несколько «мессеров», прижимаясь к земле, караулили в стороне, выжидая, когда «ильюшины», закончив атаку, станут отваливать от цели. Момент самый выгодный для нападения, ибо в это время боевой порядок штурмовиков обычно несколько нарушается.

— Пошли вниз!

Мы появились как раз кстати. Два «мессершмитта» на бреющем торопились зайти в хвост «ильюшиным», закончившим штурмовку.

— Пропустим, — предупредил я по радио ведомых.

Мне хотелось, чтобы все последующие действия нашего патруля были хорошо поняты и усвоены ими. То, что мы пропускали немцев вперёд, для штурмовиков не было опасным, поскольку они ещё находились за пределами действительного огня «мессершмиттов». Тем временем наш воздушный патруль, напротив, оказывался в удобной для атаки позиции — в хвосте у немцев.

— Атакую ведущего, прикройте меня!

Немец вспыхнул как раз в тот момент, когда он, видимо, увлечённый погоней, собирался открыть огонь. Внезапная гибель напарника, повидимому, сильно подействовала на второго немецкого лётчика, он отвалил в сторону. Один из моих ведомых пытался было погнаться за немцем. Пришлось резко окликнуть его. На первый взгляд желание лётчика тотчас устремиться к дрогнувшему противнику, чтобы тут же, на месте, добить его, казалось вполне законным. Но, сразу поняв моё резкое предупреждение, он остался на месте. Мои ведомые имели приказ самим в бой не вступать. Только в случае крайней необходимости и только по моему сигналу они могли вступить в схватку с противником. Основной их задачей сегодня было — прикрывать ведущего, наблюдать и оценивать события.

Дисциплинированность ведомых позволила спокойно продолжать наш своеобразный урок. За уходящими «ильюшиными» снова увязалась четвёрка немецких истребителей. Выскочив из-за холма, они было совсем близко подобрались к штурмовикам. Выжидать, как в первый раз, было невозможно. Поэтому я предупредил своих:

— Скоростная атака!

Мы свалились на немцев сверху. Это один из наиболее эффективных приёмов боя на малых высотах. Он прижимает врага к земле, сразу лишает его свободы манёвра. «Мессеры» заметались, но наш патруль прикрыл их плотной огневой крышкой. Я снова свалил ведущего немца. Он врезался в сопку и взорвался. Второго прикончила верхняя пара наших самолётов.

Предметный урок прекрасно удался. Целый день на аэродроме можно было слышать восторженные рассказы молодых участников полёта об этих двух скоротечных боях. Меня радовало, что они не упустили ничего, что было важным в воздушной обстановке. В бою они хорошо видели, оценивали события правильно. А это одно из важнейших условий в выработке боевого стиля лётчика-истребителя.

Весь курс обучения воздушному бою протекал в сжатые сроки. На другой же день после нашего показательного полёта молодые лётчики уже сами участвовали в боях. В воздухе я следил за каждым из них. Стало ясно, кто из них может стать ведущим, кого целесообразнее определить в ведомые.

В нашей системе воспитания мы придавали большое значение тактике группового боя. Лётчик должен понимать и чувствовать соседа. Это чувство «локтя» в сложной воздушной обстановке, которая была характерна не только для Кубани, значительно отличалась от того, что лётчики понимали под этим в довоенные годы. В те времена слётанность группы обычно считалась достигнутой в совершенстве тогда, когда истребители ходили в тесном строю, крыло к крылу. Это было красиво. Но это совсем было не похоже на тот боевой строй, который оказался нужным для победы. Война быстро отучила нас от парадного полёта, понятие слётанности истребителей существенно изменилось.

Групповой бой в воздухе требовал свободы манёвра для каждого пилота. Вместе с тем он требовал и определённой собранности, компактности группы, которые давали возможность командиру управлять действиями лётчиков, нацеливать их удары. Тесный строй уступил место большим дистанциям и интервалам. Эволюции самолёта командира группы, которыми он прежде подавал сигналы, заменила надёжная радиосвязь. Раньше, бывало, многие лётчики считали, что самое главное в слётанности группы в воздухе — держаться как можно ближе, что называется впритирку, друг к другу. Новые боевые порядки выдвинули перед лётчиками-истребителями иные требования. Как бы широк по фронту, растянут в глубину и эшелонирован по высоте ни был боевой порядок истребителей, каждый лётчик во время всего полёта должен был занимать в нём именно то место, которое определил командир.

От навыков лётчика строго выдержать своё место в этих трёх измерениях подчас зависел исход боя и даже личная судьба пилота. Осваивая тактику группового воздушного боя, вырабатывая его стиль, мы строго предупреждали молодых лётчиков: «Отставшего бьют». Тот, кто пренебрегал этим правилом, мог быстро стать жертвой «мессеров» — любителей лёгкой наживы.

Именно так случилось с одним из наших лётчиков, которого мы в шутку прозвали «Бородой». Он был неплохим истребителем, смело дрался, умел дерзать и добиваться победы. Но иногда «Борода», идя в строю, излишне горячился и, увлекаясь, мог принять поспешное решение. Он любил порою как бы немного «попартизанить». Вдруг отстав от всех или резко отвалив в сторону, «Борода» бросался на случайно проходившую мимо пару немецких самолётов и, чаще всего атакой издалека только припугнув, вражеских лётчиков, возвращался на своё место.

Кубанский воздух буквально кишел самолётами. В такой сложной обстановке нужно было как можно строже сохранять принятый воздушным патрулём боевой порядок. В тот день, о котором я хочу рассказать, в моей группе среди ведомых шёл и «Борода». Зная его слабую струнку, я время от времени оглядывался назад и, просматривая боевой порядок патруля, напоминал:

— «Борода», держи строй…

Вначале всё шло хорошо. Несмотря на большую высоту полёта и скорость, которую держал патруль, самолёт «Бороды» довольно точно сохранял интервалы и дистанции. Мы шли широко развёрнутым по фронту строем. Порою мимо нас проскакивали отдельные пары «мессеров». «Борода» неизменно докладывал мне о них по радио. В его голосе чувствовалось с трудом сдерживаемое нетерпение. Но я не вступал в бой с этими немцами. Для нашей мощной группы истребителей объект удара должен был быть другим.

Наконец появился достойный объект — группа «юнкерсов». Благодаря большой скорости мы сразу оказались в выгодном для атаки положении. Ударили по «юнкерсам» сзади, со стороны солнца, и сразу зажгли несколько машин. Заканчивая атаку, я заметил вторую группу немецких самолётов.

— Новая цель, — тотчас же предупредил я своих ведомых.

Чутьё подсказывало, что где-то тут, между двумя группами бомбардировщиков, обязательно должны быть «мессершмитты» сопровождения. Они, конечно, не преминут контратаковать нас. Поэтому наш воздушный патруль должен быть всё время в кулаке и ни в коем случае не растекаться по небу в погоне за удирающими немцами. Подав команду, я огляделся. Весь патруль был на местах. Нехватало только одного самолёта.

— «Борода», где ты?

Но едва успев спросить, я уже должен был отбивать контратаку восьмёрки немецких истребителей. Сбив одного немца и поставив патруль в более выгодное положение, я снова позвал «Бороду». Он не отвечал. Закончив бой без него и вернувшись на аэродром, мы узнали от офицера, дежурившего на радиостанции наведения, куда девался «Борода». Увлёкшись «юнкерсами» и видя только одних их, он оторвался от патруля и попал под огонь истребительного заслона немцев. Отколовшийся от коллектива пилот был подбит и только благодаря случайности приземлился не на вражеской территории, над которой мы вели бой, а в передовых цепях нашей пехоты. Это было хорошим уроком для всех нас, и в особенности для молодых лётчиков, постигавших сложную науку группового воздушного боя.

Было отрадно наблюдать, как они глубоко воспринимали искусство манёвра. В одном из них — Александре Клубове — мы верно угадали ведущую черту его характера: умение навязать противнику свою волю. Тренируя его на ведущего, я был его ведомым. По радио подавал ему команду, как строить манёвр, иногда заходил ему в хвост и показывал: вот так надо итти в атаку.