Преисподняя - Владимир Гоник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был заповедник безмятежности, довольства и покоя, остров счастья в море бед. Жизнь в Бору так разительно отличалась от всего, что творилось вокруг, что Першина то и дело брала оторопь и, ошеломленный, он подозрительно и недоверчиво озирался.
Ну, не могло такого быть, не могло! Чтобы гигантская немазанная телега государства так немилосердно скрипела, кренилась, едва ковыляла по ухабам, плелась кое-как, вкривь и вкось, через пень-колоду и вот-вот готова была рухнуть, рассыпаться на куски, и в то же время такая тишь, покой, сладкий сон. Что-то странное заключалось в существовании Бора, некий абсурд, причуда больной фантазии, извращенное воображение. Как, например, в том, что в проливной дождь по аллеям пансионата разъезжала поливальная машина и тугими струями хлестала асфальт.
Поразительно было отсутствие в пансионате наглядной агитации. Здесь не стояли стенды, не висели плакаты и транспаранты - ни один лозунг днем с огнем нельзя было сыскать. Понятно, это требовалось там, за оградой, для других, кого следовало понукать и куда-то вести - в даль, к химерам. А здесь, что ж, для себя это было ни к чему, лишние хлопоты, пустая затея.
Никакие перемены в стране не задевали Бора. Менялись вожди, правительства, конституции, сама коммунистическая партия рухнула, как гнилое дерево в непогоду под ветром, - в Бору ничего не менялось. Все так же точно в срок подъезжали продуктовые фургоны с разносолами, все так же тихие услужливые горничные каждые три дня перестилали хрустящее свежее белье, все так же бдила охрана, так же стригли газон, и все так же изобретательные повара угождали на любой вкус. И все так же сверкающие лимузины привозили и увозили сытых уверенных людей.
...Вход в шахту они обложили двумя группами. Решетка в нарушение инструкции была открыта: то ли кто-то открыл ее, то ли обычное разгильдяйство - не закрыли при последнем осмотре.
На высоте человеческого роста в боковой стене зияло большое черное отверстие, устье воздушного канала. Добраться туда можно было по железному трапу и мостику, Першин взял с собой проводника и одну из пятерок, вторая пятерка осталась внизу и рассредоточилась, охраняя подступы.
Стараясь не шуметь, они забрались в канал, крались, пригнувшись, выставив автоматы перед собой. Света в канале не было, пришлось включить ручные фонари: яркие лучи осветили грязный бетонный пол, округлые своды, голые в разводах и потеках стены и какие-то трубы, вентили, муфты, задвижки, редукторы...
Сильные фонари с трудом пробивали кромешный мрак. В глубине канала обнаружились герметичные двери с ручным и гидравлическим приводом, в случае нужды они отрезали поступление воздуха с поверхности.
Система запоров в метро была хорошо продумана: все шахты, коллекторы и станции могли быть мгновенно изолированы, в каждом тоннеле стояли огромные герметичные ворота, способные наглухо его перекрыть, станционные переходы имели особые металлические задвижки с резиновыми прокладками, чтобы отрезать одну часть станции от другой.
Канал уходил далеко в сторону от тоннеля, конца не было. Вздумай кто-нибудь атаковать их, в канале было как нельзя удобно: горящие в темноте фонари - отличная мишень.
Канал привел их в закрытую, похожую на бетонный мешок, камеру, и казалось, все, тупик, дальше нет пути. Першин поводил фонарем и неожиданно увидел неприметную железную дверь, за которой посвистывал ветер. Проводник не успел предупредить, Першин рванул дверь и ужаснулся: под ногами открылась пустота.
4
Проводника отбирали с особым тщанием: одни выглядели совсем дряхлыми, другие ничего не знали о тайных ходах и сооружениях, третьи смертельно боялись хоть на шаг приблизиться к секретным объектам компартии и госбезопасности - им даже страшно было подумать об этом.
"Несчастные люди", думал Першин, разглядывая робких пожилых людей, которые по давней выучке опасались сказать лишнее слово.
Десятки лет лживые проповедники вколачивали им в головы, что главное - это будущее, и надо напрячь силы, вот она, желанная цель - рукой подать. И они трудились, как муравьи, забыв себя, возводили общий муравейник, в котором лучше всего жилось бездельникам-поводырям, а желанная цель уходила все дальше, становилась зыбкой, размытой, невесть чем. Те, кто их звал и понукал, разумеется, жили припеваючи, как все лживые пророки, во все времена.
Мастер Поляков работал в метро пятьдесят с лишним лет. Выглядел он довольно бодро, хорошо знал и помнил систему ходов и коммуникаций. Першин отметил его среди прочих кандидатов, но не определил, на ком остановить выбор.
Они сидели в конторе дистанции, на стене невнятно талдычило радио, как вдруг Поляков выругался, поморщился брезгливо и лицо его скривилось от досады.
- Ты чего, дед? - удивился Першин.
- Ничего, - мрачно отрезал старик. - Языком трепать все мастера.
Першин восстановил в памяти последние слова из динамика: какой-то функционер компартии настырно толковал о социалистическом выборе.
- По-моему, речь о социализме идет, - лукаво глянул Першин.
- Какой, к хрену, социализм?! О кормушке своей печется! Непонятно, что ли? Мозги пудрит, бездельник. Работать не хочет.
- Что-то я не возьму в толк... Объясни, пожалуйста, - попросил Першин.
- Да что объяснять?! Ребенку понятно. Социализм - это что, знаешь?
- Что? - прикинулся непонятливым Першин.
- Распределение! Одни работают, производят, а другие распределяют. Кто распределяет, тот все имеет. Потому как при кормушке состоит. Сами себя пристроили. Удобно, верно? Ни черта ни делаешь, а все есть. Вот они и гнут свое. Криком кричат: кормите нас! Понял?
- Понял. Доходчиво изложил.
В молодости Поляков воевал и всю свою жизнь гнул спину, работал под землей, но ничего не нажил, только и хватало, чтобы не умереть с голода да тело прикрыть. Но он хоть понимал суть происходящего, другие были убеждены, что так и должно быть, это и есть их добровольный выбор и судьба.
Да, старик все точно определил: все разговоры о коммунизме на самом деле были отчаянным воплем нахлебников: кормите нас! Лиши их кормушки, и все, конец. Потому и стояли они насмерть, и не было на свете такой крови и такого мора, на который они не пошли бы, чтобы отстоять кормушку.
...глянув вниз, Першин невольно отпрянул: под ногами открылась бездонная пропасть.
- Ствол, - подсказал за спиной старик Поляков.
Шахтный ствол выглядел, как широкий круглый колодец, выложенный чугунными кольцами. Першин посветил фонарем вниз, ему стало жутко от высоты: свет не достиг дна шахты.
В пролет выступали площадки из прутьев, соединенные железной лестницей, которая сверху вниз тянулась по всему стволу. Першин отрядил парные патрули вверх и вниз, их ботинки часто застучали по перекладинам.
- Командир... - Ключников осветил фонарем люк в бетонном полу.
Они попытались поднять крышку, но она не поддалась, и Першин подумал, что многие ходы и помещения проверить не удастся. Патрули вскоре вернулись: верхний коллектор имел выход в вентиляционный киоск, стоящий в тихом зеленом дворе на полпути между станциями метро, из коллектора можно было попасть и в старые, оставшиеся от строителей горные выработки, которые, в свою очередь, вели неизвестно куда; из нижнего коллектора патруль спустился в перекачку, но дальше не пошел, чтобы не заблудиться в разветвленных водоотводах.
Капитан приказал вернуться в тоннель, разведка продолжала движение. Все понимали, что это всего лишь беглый осмотр, с которого начинается долгая и тяжкая работа.
Москва спала, забывшись. Город выглядел вымершим - ни одного светящегося окна. Изредка на большой скорости проносились машины, но можно было из конца в конец проехать весь город и ни встретить ни одного прохожего. Москва, похоже, страшилась пробуждения. Каждое утро жители с опаской ждали ночных вестей и, узнав, погружались в тревогу.
Разведка приближалась к станции "Чистые пруды", когда идущий впереди Антон Бирс заметил бегущую вдоль пути крысу. Она была обычных размеров, отнюдь не свирепый мутант, и заметив людей, крыса стала испуганно метаться, пока не юркнула в круглую дыру под платформой.
Метровых крыс-мутантов, нападающих на людей, несколько лет назад придумал находчивый журналист, публикация взбудоражила всю Москву: легковерные читатели приняли выдумку за чистую монету и ударились в панику; служащие метро и городские власти долго потом доказывали, что все это вымысел.
Нет, крыса была обычных размеров, но ее появление наводило на размышления: где-то поблизости находятся запасы пищи - то ли склад, то ли кухня, то ли столовая или буфет.
На станции было безлюдно, горел слабый свет, разведчики поднялись на платформу и осмотрели все служебные помещения. В конце зала, за бюстом коммунистического вождя, убитого соратниками, железная лестница вела вниз, под платформу. На решетке висела табличка "Машинный зал. Посторонним вход запрещен", на дверном косяке Першин заметил электрический звонок с красной кнопкой. На звонок никто не вышел, один из разведчиков повозился и открыл замок. Добротная деревянная дверь годилась скорее важному кабинету, чем машинному залу станции метро, за дверью они обнаружили казенное помещение, похожее на кладовую или подсобку, следующая дверь вела неизвестно куда.