Любовь Жигана - Сергей Зверев

Так и не ответив самому себе, что же он в этом случае сделает, Серж метнул быстрый взгляд на поблескивающий в электрическом свете скальпель на столе с инструментами и вновь впился глазами в приходящего в себя Константина, перед лицом которого он держал небольшое квадратное зеркало. Серж приготовил это зеркало еще три дня назад, когда в деталях продумывал предстоящую операцию и представлял себе момент, когда Константин откроет глаза после наркоза. Первое, что он должен увидеть, – собственное отражение.

«Ну! – подумал Серж. – Ну же!»

Константин открыл глаза.

– Игнат… – повторил он еще раз, смотря на свое отражение в зеркале.

Жиган еще не понимал, что он видит. Не сразу вспомнил, где он, почему лежит на каком-то столе голым по пояс и по горло укрыт простыней.

«Больница? – мелькнуло у него в голове. – Ранен? Когда?»

Потом он вспомнил, зачем он здесь, быстро взглянул на Сержа, держащего перед ним зеркало, и не смог удержаться от желания посмотреть на свое отражение. На этот раз уже вполне осознанно, понимая, что именно рассматривает.

Его лицо. Его новое лицо.

Из зеркала смотрел совершенно незнакомый ему человек. Константин хорошо знал, как он выглядит. Во время вынужденного заточения в квартире в последние недели он часто и подолгу рассматривал себя в зеркале, пытаясь понять, случайно ли складывается его жизнь, или он сам программирует все те события, что случаются с ним.

Он хорошо понял, что его жесткое волевое лицо для многих из тех, кто вставал на его пути, было чем-то вроде визитной карточки. По лицу отчетливо читались черты характера. Особенно – ярко выраженное стремление побеждать противника, неумение отступать и уступать.

Человек, смотрящий из квадрата зеркала, подрагивающего в руке Сержа, был намного мягче, чем Жиган.

Как ни пытался Константин понять, что же именно сделал Серж с его лицом, но так и не сумел этого определить. Он не видел ни одного шва на этом новом лице, и тем не менее оно было совершенно другим, чем его прежнее.

Константин тяжело поднял руку и хотел коснуться своей щеки. Серж едва успел поймать руку на полпути к лицу.

– Не так скоро, дорогой мой, – сказал он. – Не спешите. Пару дней вам придется верить только глазам и не пытаться проверить свое ощущение с помощью осязания. Поверьте мне на слово – это вам не снится и не мерещится. Это на самом деле ваше новое лицо.

Серж убрал зеркало и довольно улыбнулся. Он, кажется, мог чувствовать себя спокойным. Он был удовлетворен реакцией Константина.

– Вам понравилось? – все же спросил он, хотя и понимал, что не надо об этом говорить, что он в чем-то проигрывает, спрашивая. Нужно бы проявить побольше выдержки и сдержанности, но сил на это у него не хватало.

– Не знаю… – пробормотал Константин. Он и в самом деле еще не мог этого понять.

Он ухватился руками за края стола, тяжело поднялся и сел. Простыня упала, обнажив грудь. Грудные мышцы рельефно напряглись, и Серж испытал легкий трепет при виде его мускулатуры, хотя и презирал себя за смятение, которое им овладело при мысли о физических возможностях этого человека.

– Дай мне фотографию, – сказал Константин с напряжением в голосе.

Серж протянул ему снимок, сделанный с помощью «Полароида» накануне операции.

Константин взял фотографию и долго вглядывался в нее. Потом он посмотрел на Сержа и нетерпеливо, резко потребовал:

– Зеркало! Дай зеркало!

Несколько раз он переводил глаза со снимка на зеркало и обратно. Серж перестал понимать, что творится в голове Константина.

«Неужели этому идиоту не нравится, что я с ним сделал? – подумал Серж. – Мне нравится и даже очень, а ему, видите ли, – нет!»

– Не похож! – подтвердил, наконец, свое первое впечатление Константин. – Совсем не похож. Это – другой человек.

Он попробовал улыбнуться, но, к его удивлению, это не получилось. Мышцы лица как будто спали и не желали просыпаться, как он их ни напрягал. У Константина даже возникло желание помочь своему лицу руками – раздвинуть губы в улыбку. Вместо улыбки у него вышло что-то, лишь отдаленно напоминающее легкую гримасу.

Серж, видя, что Константин, сделав это открытие, испытывает легкую панику, торопливо, может быть, даже несколько суетливо, поспешил пояснить:

– Это временно. Пройдет через пару дней. Обычное послеоперационное оцепенение мышц. Я просто забыл предупредить…

Сказав это, Серж почувствовал, что ему противно за эту суетливость. Разве так ведут себя настоящие гении? Гений в любой ситуации должен знать себе цену и не прогибаться ни перед кем.

Константин встал. Серж тут же метнул быстрый взгляд на скальпель. Все рассуждения о том, как подобает вести себя гениям, сразу же вылетели у него из головы, и он спросил встревоженно:

– Это то, чего ты хотел, не правда ли? Я выполнил условия нашего договора.

– Я тоже их выполню, – ответил Константин. – Можешь не беспокоиться.

– Пару дней я, конечно, могу подождать, – тут же воскликнул Серж, голос которого дрожал от радостного возбуждения. – Но, боюсь, больше не выдержу. Дня через два мы отправимся «в закрома», как говаривал один весьма известный господин, – за деньгами?

Константин посмотрел на Сержа и вдруг засмеялся жутким смехом. Мышцы его лица оставались неподвижными, он даже не улыбался, но – смеялся. Смеялся из-под непроницаемой маски.

Все еще смеясь, Константин взял фотографию, чиркнул зажигалкой и поднес язычок пламени к углу снимка. Фотографическая бумага горела плохо, Константин смотрел, как черты его прежнего лица постепенно исчезают в пламени. Уголок обугленной фотографии и горстка пепла – все, что осталось от прежнего Жигана, от Константина Панфилова. Все! Наконец-то он навсегда расстался со своим прошлым.

Серж смотрел на него напряженным взглядом, думая о том, что ему удалось самое трудное – изменить божий замысел. И получилось очень неплохо – не хуже, чем было скроено богом. Это была редкая творческая удача Сержа, и он уже гордился ею, как одним из очень важных для себя достижений.

Наконец Константин перестал издавать хриплые звуки, которые не могли быть не чем иным, кроме смеха, и от которых ему самому стало жутковато, и сказал:

– Деньги ты получишь сейчас… Я не люблю тянуть с делами.

Панфилов вышел из «операционной» в соседнюю комнату, где на кресле лежала его рубашка, часы, джинсы.

Он нагнулся и поднял с пола «дипломат». Положив его на кресло, он щелкнул замками и приподнял крышку.

Серж увидел, что «дипломат» доверху, как ему показалось, набит долларами.

«Тут никак не меньше полумиллиона!» – подумал Серж, с трудом удерживаясь от желания вцепиться в этот «дипломат» и больше не выпускать его из рук.

Константин резко захлопнул крышку и протянул «дипломат» Сержу.

– Держи, – сказал он. – Они твои. Я доволен. Я тоже выполняю условия нашего договора. Ты их честно заработал.

– Все! – выдохнул Серж, прижав «дипломат» к груди. – Свободен!

Он вдруг поднял глаза к потолку и пробормотал еле слышно:

– Спасибо тебе! Я знал, что ты меня не бросишь! Я верил в удачу.

Константин понял, что благодарит Серж не его. Может быть, бога, может быть, еще кого-то, во всяком случае, его это не касается. Какое ему, в конце концов, дело до этого? Абсолютно никакого. Есть вопрос, который его волнует гораздо сильнее.

– Никто… Ты слышишь меня? Никто не должен знать, что ты сделал мне операцию. Никто не должен знать, что тот человек на фотографии имеет ко мне отношение. Никто! Ты хорошо меня понял?

Серж усмехнулся. Ему было наплевать на то, что собирался делать Константин дальше, на его прошлое и на то, почему он захотел изменить внешность.

Деньги Серж получил, и это – самое главное. Остальное его не касается.

Глава 7

Полностью расплатившись с Сержем, Константин не остался без средств к существованию. Денег, добытых им вместе с Макеевым, погибшим от рук бандитов, хватило и на то, чтобы купить чистые документы, и на то, чтобы приобрести квартиру, правда, не в самом центре Москвы, но недалеко от Садового кольца. И еще осталось немало, чтобы не беспокоиться хотя бы первое, впрочем, достаточно неопределенное время.

Константин долго привыкал к своему новому существованию. Вместе с приобретением нового лица и новой фамилии отпала необходимость прятаться и скрываться от посторонних взглядов, и это было непривычно, даже странно для Константина.

Выходя на улицу, он часто вздрагивал, встретив устремленный на него взгляд, оглядывался в поисках слежки. Чувство безопасности было непривычно и даже неудобно, словно новый костюм, сшитый не по мерке, словно чужая жизнь.

Впрочем, он был уже не Константином. Паспорт, который лежал в его кармане, утверждал, что теперь его зовут Кирилл Петрович Потапов и он коренной москвич. И это было еще одной обновкой, к которой он никак не мог привыкнуть.

Постепенно жизнь его входила в новую колею. Реалии существования Константина Панфилова по кличке Жиган все больше отдалялись в прошлое, и только имя брата, прочно засевшее в памяти, не давало окончательно забыть, кто он.