Золоченая цепь - Дэйв Дункан

Ближе к концу этой незабываемой недели дела мало-помалу пошли на поправку. Даже не самые доброжелательные взгляды, которыми поначалу встречали маркизова Клинка в новом мундире, вдруг прекратились. Помощь со стороны гвардейцев поощрялась самим Королем.

Это произошло на приеме по случаю дня рождения. По обыкновению на Клинков обращали не больше внимания, чем на стенные росписи. Поэтому Дюрандаль стоял у стены в дальнем конце зала, наблюдая за тем, как Наттинг ждет своей очереди засвидетельствовать монарху свое почтение. Другие Клинки — как королевские, так и личные — собрались группами по несколько человек, но он стоял один. Как, похоже, будет и впредь.

Королева отсутствовала. Ходили слухи, что она вновь в положении. Графиня маячила в зале, но находиться рядом с Королем на таком мероприятии не могла. Поэтому у трона стояли только коммандер Монпурс, лорд-канцлер Блуфилд, Великий Инквизитор, чье имя хранилось в тайне, и впечатляющая матрона в белых рясе и шляпе — должно быть, Мать-Настоятельница Ордена Белых Сестер.

Присутствовали здесь, разумеется, и другие нюхачки. Проскучав около часа, Дюрандаль обнаружил ту самую Сестру, которая задержала его в самый первый день при дворе, — она стояла в одиночестве недалеко от него. Он как бы невзначай направился в ее сторону, но даже не успел подойти, как она, нахмурившись, повернулась ему навстречу. Оставшееся расстояние он преодолел открыто и поклонился ей, пожелав доброго утра. Ее ответ был разве что в рамках вежливости:

— Что тебе надо? — Она смотрела на вышитую на его груди золотую белку с откровенной неприязнью; значит, по меньшей мере одно их объединяло.

— Я подошел удостовериться, что от меня уже не так сильно воняет кузницей, Сестра.

— Молодой человек, нам не нравится, когда нас называют нюхачками. Твой вопрос одновременно вульгарен и оскорбителен.

Ведь это она первая завела разговор об обонянии, сказав, что от него дурно пахнет.

— В таком случае прошу прощения. Я обидел вас единственно из неведения — я ведь совсем еще свежевыкованный Клинок, только-только с углей. Но как вам вообще удается опознать заклятие?

— Этого чувства не опишешь. Скажем, словно мне нужно петь какую-то очень сложную песню, а ты стоишь рядом и во всю глотку распеваешь совсем другую, да притом фальшиво. Так тебе понятнее?

Ну, немного. Он выдавил из себя еще одну улыбку — возможно, не слишком убедительную.

— И что вы делаете, если улавливаете следы вражеского заклятия, Сестра?

— Зову Королевских Клинков, разумеется, — тряхнув головой так решительно, что высокая остроконечная шапка только чудом не слетела с ее головы, она зашагала прочь.

Быстрый взгляд вокруг показал, что Клинки и Белые Сестры нигде не стояли вместе. Значит, он узнал новую для себя вещь, задев при этом чьи-то чувства. Он вернулся на место наблюдать за продвижением своего подопечного — процессом более скучным, чем выведение новой породы дубов.

Когда — очень нескоро — настала-таки очередь маркизы присесть в реверансе, а маркиза — поцеловать августейшую руку, он с облегчением приготовился уходить (хотя прекрасно понимал, что эта церемония скоро сменится другой, еще более долгой, в банкетном зале). Тут Король поднял голову. Взгляд его янтарных глаз обежал помещение и остановился на Дюрандале так, словно снимал с него мерку на гроб… длиной ему до плеч как раз подойдет.

Король поманил его к себе.

Сталь и кровь! Неужели это конец? Изгнание в какую-нибудь неведомую пустыню? Дюрандаль шагал милю за милей по паркетному полу, и ему казалось, что пажи и герольды вот-вот заступят ему дорогу, уловив тайный знак Короля. Однако он добрался до трона целым и невредимым и отвесил положенный по этикету низкий поклон.

— У меня к тебе вопрос, сэр Дюрандаль.

Наттинг повернулся, чтобы посмотреть, что происходит.

— Мой господин?

Король угрожающе надул губы.

— После того нашего небольшого поединка… не мерялся ли ты ЕЩЕ РАЗ силами с коммандером Монпурсом?

Смерть и пламень!

Если у Монпурса и был недостаток, так это то, что его детское лицо легко заливалось краской, что произошло и сейчас. Король, должно быть, ощущал жар затылком.

— Да, сир, — отвечал Дюрандаль. — Мм с ним испробовали несколько новых приемов.

Час с лишним, на рапирах и на саблях, со щитами и без них, а также пару раз с кинжалами для отбивания удара…

— И кто победил на этот раз?

— Он, Ваше Величество, — хотя и с мизерным перевесом.

— Правда? Не странно ли это с учетом того, какую мясорубку ты устроил ему в первый раз? Он держался против тебя не лучше, чем я.

— Гм, ну… такое случается, сир.

— Неужели? — Король перевел взгляд на коммандера. Потом обратно на Дюрандаля. Медленно, очень медленно августейшая борода раздвинулась в белозубой улыбке, и Амброз IV разразился громовым хохотом, сотрясшим весь дворец до основания. Он хлопал руками по бедрам; слезы градом катились по его щекам. Он хлопнул Монпурса по плечу, и тот пронзил Дюрандаля еще одним испепеляющим взглядом.

Так и не обретя еще способности говорить, Король махнул рукой, отпуская его. Дюрандаль поклонился еще ниже и поспешно ретировался, утащив при этом за собой сбитого с толку маркиза. Затем ему, само собой, пришлось дать тому объяснения, а это означало признаться в том, что он временно передавал другому свои обязанности, осрамил Короля, восстановил против себя Гвардию и вообще устроил грандиозный скандал, поскольку вся эта история неминуемо получит огласку. Маркиза закатила небольшую истерику, требуя, чтобы муж немедленно уволил своего набедокурившего слугу. Она никак не могла взять в толк, что уволить его невозможно.

Худшее в работе Клинка, решил про себя Дюрандаль, это то, что ты просто не можешь тихо ускользнуть, когда это необходимо. Впрочем, возможно, у других Клинков, не обладавших его талантом нарываться на неприятности, такой необходимости и не возникало.

Представление гостей наконец завершилось, и все уселись попировать за здравие Короля. Скромный банкет состоял из двенадцати перемен. Клинки снова стояли у стен, но на этот раз Дюрандаль присоединился к одной из групп. Они были вежливы с ним, не более того. Они отпускали шуточки насчет людей в золотых мундирах, хотя старательно обходили молчанием белок или выскочек, изобретающих такую форму, ибо это могло повредить все еще свежим Узам Дюрандаля. Они отходили и подходили, без проблем посещая буфет в соседней комнате. Поскольку никто не предлагал Дюрандалю своих услуг, а сам он твердо решил не просить об одолжении, поесть он не надеялся.