Ричард Длинные Руки — бургграф - Гай Орловский

— Когда благородные рыцари произносят слово «женщины», подразумевают благородных дам. Простолюдинки для них... не совсем женщины, которых обязаны защищать. А вы защитили меня уже второй раз.

Я поморщился, никому не нравится, когда замечают то, что хочешь скрыть, ответил с графской небрежностью:

— А почему благородному рыцарю не защитить одинокую женщину? Особенно если подворачивается повод дать оплеуху не просто так, а за правое дело?

Она произнесла медленно, как мне почудилось, всё же с некоторым разочарованием:

— Так это просто совпадение?

— Конечно, — заверил я. — Через неделю я буду далеко-далеко от этого города. А единственными спутниками будут вечно пьяные моряки и рыба за бортом корабля... Говорят, еще там морские дивы с вот такой грудью и рыбьими хвостами.

Я улыбнулся ей снисходительно-покровительственно, она в ответ улыбнулась тоже, мягко и по-женски. у нее хоть и нет хвоста, но вот грудь на месте, морские дивы позавидуют.

— Как скажете, сеньор...

Уже возле дверей я повернулся и хлопнул себя по лбу:

— Ах да! Еще со мной будут два моих верных спутника. — Она вскинула брови.

— Для них тоже приготовить комнаты? — Я покачал головой.

— Не стоит, пожалуй. Один предпочтет спать у моей постели, вот такие у него причуды, а второй и вовсе предпочитает конюшню, где хорошо и вкусно пахнет сеном.

Она поняла, заулыбалась. Я кивнул и вышел, на крыльце задержался, давая глазам привыкнуть к яркому солнцу, что бьет прямо в лицо.

Из левой стороны сада донесся быстро приближающийся конский топот. Судя по грохоту копыт, сюда мчится целый отряд, я насторожился, сделал шаг назад, упершись спиной в дверь. За деревьями замелькали всадники, их человек десять, нещадно топчут кусты малины и смородины, прут напрямик, уверенные, наглые.

Мне показалось, что скачут так уже не первый раз, вон поломанные не сегодня кусты, я велел себе не трусить, спустился с последней ступеньки на землю. Умнее бы отступить с дороги, но злое чувство заставило обнажить меч и выйти навстречу.

Передний всадник очень уж не понравился: могучий мужик с квадратным рассерженным лицом, отсутствие шеи, голова сидит прямо на плечах, руки толстые и мускулистые. Взмыленные кони храпят и роняют грязно-желтую пену с удил.

Передний придержал коня, я играл обнаженным мечом, пуская ему солнечные зайчики в глаза. Он прищурился, рявкнул зло:

— Ты кто такой?

— Тот, — ответил я, — кто здесь по приглашению хозяйки. А кто вы, что вторглись в частные владения?

Он фыркнул, оглядел меня с высоты седла, как никчемную букашку.

— Ты понимаешь, что бормочешь? Нас девять человек!

— Да хоть тысяча, — ответил я. — Это частное владение. Разве закон не запрещает вторгаться?

За спиной начали похохотывать и рассматривать меня с тем интересом, как в другое время и в другом месте рассматривали Дон Кихота на его Росинанте и с тазиком на голове. Вожак прорычал раздраженно:

— Я — Вильд, старший сын самого Бриклайта! И потому езжу там, где изволю!

— Вот как? — поинтересовался я. — Ты так ездишь и через земли членов городской управы? Или только через земли беспомощной женщины?

Он побагровел, глаза метнули молнии, но спутники умолкли, посматривали на меня чуть ли не с сочувствием. Я поиграл мечом снова.

— Знаете что, — сказал я. — Не будем нагнетать... Скажем, я вас предупредил. Сейчас отпускаю даже без штрафа. Но в следующий раз, если поедете вот так, я сумею...

Один из-за спины босса сказал почти благожелательно:

— Парень, закон занимается важными делами. А с такой мелочью мы управимся и сами.

— Хорошо, — ответил я уступчиво и сошел в сторонку с тропки. — Думаю, я тоже сумею управиться... помогая закону, понятно.

Оба расхохотались, как удачной шутке, уже собирались унестись, настегивая коней, но Вильд придержал коня и сказал люто:

— Смотри, чужак! Ты мне очень не нравишься. Я могу тебе просто свернуть шею.

— Убрать меч? — спросил я. — Уберу. А ты слезай, посмотрим. Я обещаю переломать тебе только руки и ноги. Я добрее.

Он поколебался, хоть он и на коне, но видно же, что я почти на голову выше, сухого жилистого мяса на мне больше. И хотя он привык ломиться сквозь препятствия, как лось через кусты, но не дурак, сообразил, что дам хороший отпор. В другой раз бы и рискнул выместить на мне всю злость, но только не на глазах своих людей, а то вдруг в самом деле окажется бит.

Он процедил наконец:

— Ты чересчур... дурак. Мы будем ездить, где и ездим. Но тебя в другой раз предупреждать не стану.

— Я вас тоже предупредил, — сказал я мирно. — Езжайте. И передайте всем, что отныне сад закрыт для посторонних.

Они унеслись, в ту сторону, в какую и направлялись, а я смотрю им вслед, меч всё еще в руке, но во рту горечь и запоздалое раскаяние. Ну какого хрена задрался еще и с этим? Видно же, что этот Вильд, как он назвался, — подлый человек. Не столько даже подлый, это я так, перегнул, но не привыкший отступать, а я заставил отступить перед лицом его команды. И хотя с дороги ушел вроде бы я, дал им проехать, но бросил ему вызов, даже предложил схватку, а он... отказался, чего простить мне уже не сможет.

Такие вот приходят на новые земли, убегая от несправедливости баронов, быстро обустраиваются на новом месте, споры с такими же переселенцами решают кулаками да дубинками, до убийства доходит редко, но постепенно одни богатеют и набирают мощь, другие остаются на том же уровне, а третьи нищают, разоряются. Этому Вильду... нет, его отцу Бриклайту, о котором он сказал с такой гордостью, удалось с землей, домом, скотом и хозяйством, сам уверовал в свою непогрешимость и непобедимость, вот теперь и сынок ломится, не обращая внимания на препятствия.

Ни на те, которые ломать надо, ни на те, которые ломать... нехорошо.

Глава 10

Первые поселенцы спускались к морю через могучий лес, упиравшийся вершинами в небо, потом протоптали тропку. На дома рубили лес, понятно, с краю, тем самым отвоевывая пространство. Прошло два поколения, и уже на месте леса, спускавшегося прямо к воде, — поля с гречкой, рожью и пшеницей, овсом.

на диво хорошо прижились сады: ветки гнутся и трещат под тяжестью краснощеких яблок, медовых груш, слив размером почти с кулак. Прижились абрикосы и персики, апельсины, их охотно скупали оптом и развозили в другие города и земли королевства.

Я вновь окинул взглядом огромный сад, захвативший огромное пространство от леса и до полоски воды, полюбовался широкой аллеей... когда-то широкой, а сейчас с двух сторон теснят хищные заросли малины, ее корни умеют взламывать даже самую утоптанную землю.

Между деревьями вымахала крапива, чересчур быстро разрастается сирень, терновник. Как и везде, культурные деревья отступают под натиском тех, которые прижились среди них, а сирень и малина так и остались дикими, да вон еще крыжовник победно захватывает пространство, не позволяя в своих колючих зарослях пробиться даже чертополоху.