Ускользающий мир - Марина Ефиминюк

— Как только, — он запнулся и после паузы, словно раздумывая, как назвать меня, продолжил: — Ева попросила меня приехать, то я сорвался с работы и вернулся в Город.

Имя Ева звучало так же пошло, как Женечка. Наверное, мое лицо вытянулось сильнее, чем у мамаши.

Врал он, надо признать, вдохновенно. Я стояла, как последняя дура, натянуто улыбалась и следила за тем, как мама меняется, останавливаясь на нежном снисхождении умудренной жизнью дамы. Похоже, бархатный голос и совершенная внешняя красота Лукки покорили ее, как в шестьдесят первом году первая советская ракета космос.

— Я и не думал, что наша неожиданная встреча может как-то вас с Олегом Германовичем расстроить. — Люкка пожал пухлую папину руку, испачканную в чернилах.

Отец не признавал компьютеры и писал свои разгромные рецензии только от руки, после чего мама, нацепив на нос очки, перепечатывала их двумя пальцами на старой печатной машинке.

— Расстроить? — Мамаша округлила глаза, — да, что вы. Мы с Олегом Германовичем просто немного, — она судорожно подбирала подходящее слово, — удивились.

— Она сказала, что закроет меня дома до конца моей жизни и отнимет кредитку, — без зазрения совести громко пожаловалась я Люкке, как будто тот мог быстренько переубедить родителей не предпринимать подобные решительные шаги.

Ужин, как ни странно, прошел гладко. Люкка с чарующей улыбкой отвечал на все мамашины вопросы, незаметно и виртуозно перемешивал тонкий коктейль лжи, что все звучало сущей правдой. Я так врать не умела. Господи, даже от малейшей неправды у меня отнимался язык, и слова превращались в нечленораздельный лепет.

— А вы живете в Городе? — Обстреливала мама вопросами.

— Я все больше в разъездах, — улыбнулся мой гость, положив в рот крошечный кусочек мяса.

И тут же запил съеденное водой, по-прежнему сохраняя вежливое выражение на лице. Когда я попробовала отбивную, она оказалась нашпигованной жгучим перцем.

— Путешествуете?

— В некотором роде, — снова кивнул Люкка.

— А чем вы занимаетесь? Я имею в виду работу. — Не унималась мамаша.

Я чувствовала, что мне кусок не лез в горло. Папаша накачивался "под шумок" коньяком, а я боролось с позорным желанием схватить бутыль и выхлебать алкоголь прямо из горла, чтобы хотя бы чуть-чуть расслабиться.

— Я занимаюсь перевозками, — отозвался мужчина туманно.

— О, у вас свое дело? — просияла мама от собственной догадки и пригубила вина, стрельнув в Луку одним из своих очаровательных актерских взглядов.

Ее поведение становилось просто неприличным.

— Скорее я наемный работник.

От нехорошо блеснувших темных глаз у меня екнуло сердце. Мама недовольно поджала губы, высчитывая про себя уровень зарплаты потенциального жениха и его перспективы карьерного роста. Судя по складке между бровей — перспективы ее не обрадовали.

— Коньячку? — Вступил в разговор отец, уже не слишком трезвым голосом.

— Пожалуй, нет, — сморщился Люкка, будто ему предложили хлебнуть яблочного уксуса.

На кухне мама без зазрения совести и совершенно откровенно заявила заговорщицким шепотом, стараясь спрятать под густо накрашенными ресницами мечтательный взгляд:

— Он действительно хорош, но, по-моему, слишком взрослый для тебя.

— Мама! — Скрипнула я зубами.

— Скажи сколько ему лет?

Сколько ему лет? Я запаниковала, а потом выпалила наугад:

— Двадцать четыре!

Как удачно соврала, два года — отличная разница в возрасте!

— На самом деле, мне двадцать восемь, — услышали мы одновременно бархатный голос, и я заметила, как у мамаши, разрезающей торт, дрогнула рука. — Но Ева, — отчего-то странно уменьшенное имя в его устах звучало до слез интимно, — боится, что вы не одобрите ее знакомство со взрослым мужчиной.

На красивой физиономии рисовалось лукавство, и я едва слышно зашипела в его сторону. Не оставалось никаких сомнений, что Люкка слышал каждое слово из наших тихих переговоров. Отвернувшись, я стала нарезать тонкими ломтиками лимон.

— Да, что вы, — беззаботно махнула мама ножом, перемазанным в масляном креме, — отец Женечки старше меня на пятнадцать лет. Просто наша Женечка, — она окинула меня недоумевающим взглядом, — сложная девочка.

Я зажмурилась и попросила про себя: "Только не говори это вслух!"

— У нее богатый внутренний мир.

Молитва все-таки не помогла.

Почему я не могу провалиться на месте или зайти в дверь чулана, а выйти уже в своей маленькой знакомой квартирке с обоями в цветочек?!

— Да, что вы? — Услышала я насмешливый баритон, и тюкнула острым лезвием ножа по пальцу. Кожу от едкой лимонной кислоты защипало, и выступила кровь. Кажется, от стыда у меня загорели даже уши.

— Да, да, поверьте! Она очень талантлива, очень! — Продолжала меня нахваливать мама, будто продавала на рынке за сходную цену. — Вы, наверное, знаете, что после литературного института Женечка решила написать собственный роман? Бедняжка, она ведь работает над этим своим романом сутками! Так переживает, что никому не дает его читать. Она говорила вам об этом?

— Нет, как-то не упоминала, — голос буквально измывался, я чувствовала, что Люкка буравил взглядом мой затылок.

— Да, да, Женечка настоящий трудоголик. В общем, стоит признаться, — щебетала мамаша, — мы уже и не думали, что она сможет с кем-то познакомиться. Ну, вы понимаете, Женечка не дурнушка, конечно, но и не писаная красавица… — Мама осеклась, догадавшись, что ее понесло. — Мы, честно, очень переживали с папой, а тут вы… Такой… — Вложила она в единственное слово многочисленные эпитеты мужской красоты. — Знаете, она очень, очень ранимая. Она такая, — и тут мама не нашла ничего лучше, как нараспев продекламировать четверостишье собственного сочинения: — "Возможно дура ты, но видит бог! Прекрасна, если просто приглядеться! Вблизи ты так походишь на цветок, а запах западает прямо в сердце".

"Я Пастернака не читал, но, знаю, сволочью он был известной!" Я кашлянула, чтобы заполнить неловкую паузу.

Мама подхватила торт и унеслась в гостиную, торопясь отобрать у отца остатки коньяка и жирную грудинку, которую ему запретил врач.

Я прижалась лбом к дверце навесного шкафа, боясь даже оглянуться. Люкка встал рядом, облокотившись о стол, и скрестил руки на груди.

— Без комментариев, пожалуйста, — сквозь зубы пробормотала я.

— Значит, день и ночь кропишь над романом? — Услышала я бархатный голос.

— Господи, хватит! Я и так сейчас умру от стыда! — Взмолилась я. Оказывается, он внимательно следил за моим нервным лицом, в глазах плясали самбу черти. Его губы отчего-то находились совсем рядом с моими.