Норби и ожерелье королевы. Норби ищет злодея - Айзек Азимов

— Позволь мне представить тебе Марселя Ослэра, — сказал он — Мы с ним пережили немало приключений за те два дня, пока ты перемещалась… э-э-э… от Бемера в это место.

Он вкратце рассказал о Бастилии, разговоре с англичанином и загадочной пещере. Упомянул он и о скелете, но не стал говорить о своих догадках по этому поводу. Однако Олбани оказалась достаточно сообразительной.

— Если оправа от ожерелья лежала на скелете, то кости могли принадлежать мне, не так ли? — спросила она, прикоснувшись к своему ожерелью.

— Ну-у… — с несчастным видом протянул Джефф.

— Не распускай нюни, Джефф. Если кости мои, то тут ничего не поделаешь. Это мое будущее, но оно не высечено на камне. Скелет может быть частью того неправильного временного ответвления, о котором ты говорил. Если мы вернемся в правильное ответвление, то я умру не в палеолите, а где-нибудь в другом времени и в другом месте.

— Олбани права, Джефф, — согласился Норби. — Все дело в этом: в правильных и неправильных временных ответвлениях. Одно из них ведет в наше будущее и к пьесе на сцене музея, а другое превращает историю в нечто, где нас не существует. Разве ты не понимаешь?

Джефф отсутствующе посмотрел на него.

— Я не понимаю, — заявила Олбани. — К чему ты клонишь, Норби?

— Историю мог изменить тот факт, что Олбани забрала ожерелье в доисторические времена, создав тем самым свое временное ответвление. Таким образом, история изменилась бы в тот самый момент, когда Олбани исчезла из комнаты Бемера. Тогда бы мы с тобой, Джефф, и Фарго тоже стали бы исчезать из новой реальности, однако этого не случилось. Мы оставались вполне материальными и начали исчезать лишь после того, как переместились в будущее.

— Тогда что же изменило историю? — спросила Олбани.

— Нечто, случившееся в 1785 году, — ответил Норби. — Может быть, сразу же после того, как мы исчезли из Бастилии. Нужно переместиться в прошлое, выяснить, что это было, и вернуть все на прежнее место.

— Думаю, ты прав, — согласился Джефф. — В нашей истории король и королева Франции были казнены и страна на некоторое время стала республикой. Если бы скандал с ожерельем королевы так и не разразился, то Мария-Антуанетта не утратила бы своей популярности. Возможно, тогда бы революции не было.

— Интересно, — задумчиво произнес Марсель. — В мое время во Франции революционные настроения действительно были. Королеву не любили, хотя после рождения дофина она повзрослела и стала менее легкомысленной.

— Дофин умер в 1789 году, незадолго до революции, — сообщил Норби.

— Бедный ребенок! — вздохнул Марсель. — Тогда трон должен был унаследовать его брат.

— Нет, — возразил Джефф. — Был еще один наследник, не так ли, Норби?

— Совершенно верно, — подтвердил робот. — Информация содержится в моих банках памяти. 27 марта 1785 года, менее чем через два месяца после кражи ожерелья, у королевы родился второй сын, Людовик Семнадцатый. Разумеется, он не был коронован, так как разразилась революция. А потом он исчез…

— Да, но даже если революция действительно признана, она могла бы быть не такой жестокой, — заметил Джефф. — Допустим, народ не стал убивать Марию-Антуанетту и лишать трона ее сына. Что бы тогда произошло?

— На какое-то время в стране бы установилась конституционная монархия, — ответил Норби. — Как в Англии.

— Вот было бы здорово! — воскликнула Олбани. — Никакого террора! Но разве история могла так сильно измениться?

— Да, настолько сильно, что мы не существуем в нашем собственном времени, — отозвался Джефф.

Все четверо были озадачены и молчали. Потом Олбани сняла с шеи поддельное ожерелье и надела настоящее.

— Фарго потерялся во Франции за четыре года до французской революции, — сказала она. — Мы оказались в ситуации, которую никто не мог предвидеть. Интересно, это я во всем виновата?

— Нет, — ответил Джефф. — Это я завязал кисти твоего ожерелья на сцене.

— Но ты же не знал, что из этого выйдет!

— Норби просил меня остановиться, — мрачно произнес Джефф.

Олбани ласково взъерошила его волосы.

— Ты все равно не мог знать. Возможно, здесь вообще нет виноватых — просто обстоятельства. Но знаешь, Джефф, те кости, которые ты видел в пещере, в самом деле могли быть моими. Придется ли мне умереть ради того, чтобы история пошла нужным путем? Я не хочу умирать, но если это необходимо, то я готова к этому.

— Кто-то идет, — сообщил Норби. — Кто-то очень тяжелый.

Дверь отворилась, и в проеме появился огромный робот с тремя глазами и четырьмя руками.

— Инопланетяне, — удивленно произнес он. — Что вы здесь делаете?

— Что это за язык, Джефф? — спросил Марсель. — Ты понимаешь его?

— Это язык Других, — прошептал Джефф. — Да, я понимаю его. Этот робот похож на Менторов, которые создали Норби… Где мы находимся, сэр? — спросил он, переключившись на джемианский.

— Вы находитесь в музейной секции Главного компьютерного центра этой планеты. Теперь я вижу, что вы прибыли сюда без предварительного досмотра.

Робот остановился перед Олбани, возвышаясь над ней как башня:

— У этой жизненной формы имеются два замаскированных транспортных устройства, запрещенных к использованию. То, которое висит у нее на шее, находится в нерабочем состоянии, но то, которое она держит в руке, работает. Это незаконно.

Робот протянул одну из своих рук, словно ожидая, что Олбани отдаст ему ожерелье. Вместо этого она попятилась.

— Откуда вы знаете об этих устройствах?

— Тебя удивляют наши знания? Смотри!

Робот прикоснулся к переключателю на стене. Там открылась панель с освещенным кубом, в котором лежало еще одно ожерелье из темного металла, без драгоценных камней.

— Эта та самая модель, которую мы видели перед тем, как комната изменилась, — сказал Норби по-французски.

— Не говорите на чужом языке! — сурово произнес большой робот. — Посетители музея должны посещать его надлежащим образом, с удостоверениями личности и средствами для оплаты билетов. Не имеет значения, каким языком они пользуются в общении друг с другом, но к нам и приехавшим из других мест они обязаны обращаться на общегалактическом языке. Откуда вы родом?

— С планеты Земля, — ответил Джефф.

— Такой планеты не существует.