Измена. Цена прощения (СИ) - Кучер Ая

Это чуть позже я поняла, что Шварц просто говорит, что думает, а не тратит время на любезности. Но привести отношения к какой-то «норме» всё равно не получилось.

А теперь Мирон, впервые, замолкает. Ерошит темные волосы, морщится, когда задевает ссадину на лице. Он сейчас воплощения слова «растерянность», и мне становится плохо.

– Что такое, Шварц? – голос дрожит, падает вниз. – Дима…

– У врача. Ему поплохело, потерял сознание, повезли на обследование, потому что в себя не приходил. Ситуация не критическая, - выпаливает разом, чеканя словами врачей. – Угрозы для жизни нет, скорее всего, у него сотрясение.

А я, идиотка, винила Диму, думала, как он плохо поступил. Даже на секундочку не подумала о том, что муж тоже пострадал. Сглатываю горькую слюну, тяну улыбку на лицо, чтобы не пугать сына.

Без сознания.

В себя не приходил.

А если… Вдруг он теперь…

Я мотаю головой, отгоняя плохие мысли. Нет! Всё с ним будет нормально. Я тоже сознание в машине потеряла, но ничего не случилось. Вот и Дима будет в порядке!

– Почему ты сразу не сказал? – выдавливаю единственное, что пришло в голову. Я растеряна и не знаю, за что хвататься первым делом. – Где он сейчас?

– Врач вернётся и всё расскажет, я сам пока жду. А не сказал… Я не помощник в таких делах. Подбирать фразы, не волновать… Ты же знаешь, я в этом полный профан.

– Угу. Тише, солнышко.

Я укачиваю Руслана, понимая, что скоро он проголодается, а кормить мне нечем. Я даже не знаю где теперь наши вещи, которые лежали в багажнике. А сама машина где? У меня в висках ломит от гремучей смеси вопросов и волнения.

Наверное, можно попросить у медсестер, у них должно быть детское питание. Но сын привык к определенной марке, столько всего перепробовали, пока он прекратил вредничать.

Поэтому я обращаюсь с просьбой к Шварцу. Я не хочу сейчас бегать по соседним магазинам, пока с мужем непонятно что. И если бы это нужно было мне, то я бы не просила Мирона. Но когда дело касается сына – я готова просить кого угодно.

– Конечно, - мужчина понятливо кивает вместо любых отказов, которые я ждала. – Напиши мне точное название и… Не знаю, что там ещё? Дозировку? Размер… Ты поняла меня, Тай. Ещё что-то?

– Нет, я думаю, этого хватит для Руса.

– А для тебе? Тебе нужно что-то взять?

– Нет, ничего, спасибо.

Я не могу сидеть на месте, меряю коридор шагами. Пятнадцать до конца в одну сторону, пятьдесят в другую, тридцать пять, чтобы вернуться к креслам, где лежит люлька.

Счет и цифры всегда помогали собраться, даже если это какая-то глупость. Просто в момент вычислений мозг сосредотачивается на одной задаче, и всё остальное исчезает.

Папа так с детства меня отвлекал, когда я носилась по детской больнице, ожидая приема у врача. А отец терпеливо усаживал рядом с собой, указывал на разрисованную стену, предлагая посчитать бабочек. Или просил посчитать сдачу в магазине, пока сам собирал продукты в пакет.

Я с надеждой набираю его номер, вдруг сейчас папа ответит? Уверена, что у него легко получится успокоить меня, но вместо ответа получаю только короткие гудки.

Да и куда сейчас ехать? Для Руслана любая дорога будет далекой и сложной, стресс от перемен. А Дима… Я ведь не могу просто так его оставить, пока он не оправился после аварии.

Я… Пожалуйста, лишь бы с ним всё было хорошо. Пусть он изменщик, и никогда не слушает меня, и… Но он всё равно близкий для меня человек, он должен быть в порядке. Господи, обещаю, если с Димой всё будет хорошо… Я больше не буду скандалить. Ни в машине, нигде.

Спокойно буду разговаривать, держать чувства под контролем. Лучше его в квартиру просто не пущу, чем снова устраивать громкие ссоры, которые приводят к авариям.

Мирон возвращается быстро, купив всё, что нужно. Как никогда вовремя, потому что сын уже начинает хныкать. Меня впускают в сестринскую, где я кипячу воду, прополаскивая новую бутылочку. В момент, когда Руслан открывает рот, набирая побольше воздуха для крика, я сую соску малышу.

Тот возмущенно пыхтит секунду, что я так жестоко оборвала его концерт, недовольно причмокивая. Но через секунду забывая о всём, кушает. Как бы мне хотелось быть такой же: раз и переключилась, никаких проблем.

– Держи, - Мирон протягивает мне бумажный стаканчик, когда я возвращаюсь. – Я не знал, можно ли тебе кофе, поэтому взял чай.

– Спасибо.

Я стараюсь вложить в одно слово всю благодарность, что испытываю к мужчине. Не только за то, что мне не нужно было бежать в магазин за детской смесью. Но…

Сейчас Шварц не смотрит меня с непривычным раздражением, не вздыхает, будто мое присутствие утомляет его. Пока мужчина ведёт себя нормально, и мне от этого намного легче.

Я механично покачиваю автолюльку, в которой заснул сын, делаю несколько глотков чая. Горячий, обжигает кончик языка, но это приводит в чувство. Внутренний холод понемногу тает, страх тает, оставляя после себя необходимость что-то делать.

Врач моего мужа появляется спустя несколько минут, заваливая меня непонятными терминами. Я хмурюсь, словно так лучше пойму его слова, особенно про лечение.

– А можно попроще? Не все здесь медицинский заканчивал, - Мирон в своей привычной небрежной манере прерывает мужчину. – Можно более простым языком?

– Конечно. У него сотрясение, беспокоиться не о чем, на ночь мы оставим в больнице, понаблюдаем. Кровоизлияния в мозг не обнаружено, поэтому причин для беспокойств нет. Сейчас ваш муж, Таисия, стабилен.

– К нему можно?

– Если хотите, но он спит и, скорее всего, будет спать до утра. Вам бы я тоже рекомендовал поехать домой и отдохнуть. И вам, Шварц, - врач оборачивается, видимо, узнавая пациента. – Я тоже прописывал постельный режим. Приказывать я не могу, но с радостью выгнал бы всех по домам. Ясно?

Киваю, но с доктором не соглашаюсь. Я иду к нужной палате, замираю возле двери. Я знаю, что врач бы не стал врать, но всё равно страшно. Шагнуть за порог, увидеть мужа…

– Я могу подержать малого, если нужно, - Шварц протягивает руку, забирая у меня переноску. – Только пока он спит, Тая, ты знаешь, я с детьми не умею.

– Да. Конечно. Спасибо.

Устало улыбаюсь мужчине, не объясняя, что моя задержка вызвана не этим. Но прятаться вечно не вариант, нужно быть смелой. Стряхиваю с себя все переживания, дергаю ручку на себя.

В палате темно, пахнет лекарствами, царит тишина. В голове я уже нарисовала себе множество пикающих приборов, трубок, ведущих к Диме. Но, на самом деле, он просто спит. Бледный, с царапиной на виске.

Спокойный и безмятежней.

Словно я ночью пробираюсь к нему, когда готовилась к экзамену вместе с одногруппниками, а он не дождался, заснув раньше. И я крадусь на носочках, боясь его потревожить.

Рука сама тянется к растрепанным темным волосам, убираю волоски с широкого лба. Сердце сжимается, екает в груди, перешептывается со страхом о том, что я могла его потерять.

– Я приду завтра.

Обещаю, зная, что Дима меня не услышит. Раньше я бы без раздумий осталась рядом, переругалась с персоналом, но не уехала от мужа. Но теперь у меня есть сын, а он в приоритете.

И ещё… Боюсь, что если слишком задержусь, то всякие глупые мысли начнут плодиться в моей голове. Жалость перевесит моё решение уйти от мужа.

Где же та волшебная кнопочка «выкл», которая так нужна для моих чувств?

– Порядок? – Мирон спрашивает, с облегчением отдает мне ребёнка. – Как он?

– Нормально, спит. Если хочешь зайти к нему…

– А смысл? Я загляну, когда он будет в сознании. Поехали? Закину тебя домой, а потом сам отсыпаться буду. Ты слышала врача, нас скоро силой выгонят.

Мужчина шутит, но я замираю.

Ведь где теперь мой дом я не знаю.

Глава 12. Тася

– Эм… Ты сама лучше.

Мирон отступает на шаг, когда путается в ремешках для детской автолюльки. Я легко справляюсь, заученными движениями соединяю всё между собой. По привычке отклоняюсь, чтобы закрыть дверь и сесть на переднее сидение, но обрываю себя.