Две половинки - Татьяна Алюшина

И тут обнаружилось неожиданное препятствие на пути отступления и стремительного побега – на последнем этапе между открыванием двери и торопливыми благодарностями, громкой речовкой отправленными в сторону кухни в адрес не успевшей выйти следом за ним хозяйке.

Он не знал, где ключи от машины!

Степан уперся лбом в кожаную обивку входной двери и тихо прошипел:

– Черт!

И медленно выдохнул.

Ничего не случилось! Ему привиделось, показалось что-то там ТАКОЕ между ними! Морок напал, напридумывалось, что она перевернула все в его мужском сознании, спавшем себе спокойно, не разбуженном никем до встречи с этой женщиной.

Обещание. Чего-то непережитого, неиспытанного, а оттого необыкновенного.

«Глупости! И ерунда! Понесло тебя не пойми куда! – поставил себе диагноз Больших. – Еще и анекдотец припомнил о простоте решения!»

Степан оторвал голову от двери, порассматривал круглые заклепки на перекрестье кожаных лент и прокричал:

– Станислава! Где ключи от машины?

– Вот, – тихо ответила она у него за спиной.

Больших вздрогнул от неожиданности и развернулся. Она протягивала ему на открытой ладошке связку его ключей.

Он взял, стараясь не коснуться маленькой ладони, и зажал в кулаке хранившие тепло ее руки ключи.

– Спасибо большое. Вы меня вчера спасли. За все спасибо!

– «За доброту и ласку», – попыталась шутить Стася.

– И за них тоже! – усмехнулся Степан. – Ну, до завтра! В десять нормально?

– Да, вполне, – ровно ответила она. – До свидания, Степан Сергеевич.

– До свидания, Станислава! – бодро, с намеком на веселость попрощался он.

Печальными и почему-то мудрыми глазами она смотрела в сторону, не на него. Он старался не замечать, не видеть, но всего на секунду, на малюсенькую секундочку, разворачиваясь к двери, уловил этот взгляд, как обжегся.

Больших рванул, распахивая на себя дверь, переступил порог, шагнул к лифту и обернулся. Дверь за ним плавно закрылась – не хлопнула, не стукнула – медленно, под силой собственной тяжести, закрылась. Не прогремел замок, запираемый на ключ.

Степан подошел к лифту, нажал кнопку вызова, отстраненно подумав, что и близко не представляет, где территориально находится, ну это-то ерунда, главное – выехать со двора. А там разберемся!

Бесшумно подъехал лифт, обнаружив свое прибытие открыванием дверей.

Степан посмотрел в пустую кабинку, и в этот момент что-то случилось с его сознанием. Что-то, как кулак, шибануло откуда-то из солнечного сплетения по мозгам, очищая от плесени страхов, условностей, идиотизмов!

– А-а-а! Твою мать! – обложил он себя, обстоятельства, жизнь растреклятую, загнавшую надежно страхами в безопасный отстойник.

И огромными шагами ринулся назад, шарахнув с разгона об стену входной дверью, как разбушевавшийся посреди зимы медведь-шатун.

– Стася!!! – заорал от души на всю квартиру и близлежащий район вместе с нею.

Она вышла ему навстречу и смотрела такими большущими глазищами.

Разобрать. что выражали ее глаза, он не успел – не сбавляя шага, оказался возле, сгреб на ходу одним мощным движением рук и поцеловал!

Сильно. Безвозвратно. Отчаянно.

И не мог остановиться!

Все куда-то ухнуло, как в пропасть, остались только они одни в этом поцелуе.

Степан раздевал ее и себя с незнакомым, несвойственным ему неистовством, ударившим в голову, как хорошее вино, и метался, смеясь, прижимая голенькую Стаську одной рукой к себе – от входной двери, которую почему-то надо было обязательно закрыть, через коридор, в спальню. И рвался вперед, изучая ее руками, губами, взглядом.

Опомнился вдруг и спохватился, что может сделать ей больно, и приказал себе умерить юношеский пыл.

У него никогда не было маленьких, миниатюрных женщин, так в его жизни получилось, что все партнерши обладали габаритами статными – высокие, стройные и не очень, одним словом – крупные барышни. А Стаська возле него совсем как пичужка!

А он тут со своими ручищами!

Но она не позволила ему остудить под напором мыслей, страхов, рассуждений! То, что творилось с ними сейчас, не имело простых определений – ни страсть слепая, ни расчетливый секс, ни любовная игра – нечто совсем иное!

– Нет! – потребовала она. – Никакого контроля! На фиг!

– Ты такая маленькая, я могу не заметить, что делаю тебе больно!

– Никогда! – отринула такую возможность она. – Не думай об этом! Вернись!

И он вернулся. К ней. К ним.

Туда, где могли быть только двое.

И отказался добровольно от ума и всех знаний-умений, оставив чувствования и инстинкты!

И тонул в гречишном меде Стаськиных глаз, когда брал ее первый раз, стараясь продлить этот момент сколько мог, и разделил с ней улетание к вершине, и укачивал после, уложив на себя, оберегая, успокаивая вздрагивающее воспоминаниями тело.

И что-то шептал бесшабашно-порочное в розовое ушко и хохотал над тем, как она краснеет и шлепает его стыдливо ладошкой по плечу.

Они начали все сначала, с неспешного бесконечного поцелуя, осторожно осваивая неизвестное, не удержав медлительности, заспешили в конце, не могли оторвать взгляда друг от друга делясь потрясением еще более ярким, другим, чем первый раз!

Стаська заснула у него на руках, и Степан тихонько целовал ее в макушку, чтобы не разбудить, невидяще смотрел в слепое темное окно и улыбался умиротворенно своим мыслям.

Она очень быстро проснулась, и выяснилось, что они оба жутко голодные – нормальное состояние!

Они устроили варварский набег на кухню, закончившийся совсем не кухонными делами.

Вернулись назад в радостно принявшую кровать, целовались, смеялись, почему-то шептались, не рискнув разбить волшебство громкими голосами, и обессилевшие заснули, часов в пять утра с начинающимся рассветом.

Следующий день принес Стаське все ожидаемые и прогнозируемые самой себе «прелести» новой жизни.

И ничто, как водится, не предвещало…

Они завтракали, уставшие, восторженные, звучащие все еще в одном ладу.

– Слушай, Стася, а где мы территориально находимся? – спросил Степан, довольно потягивая кофе с молоком из большой кружки.

– На Сретенке.

– Не хиллари! – присвистнул он. – У тебя что, богатые родители?

Спрашивать про наличие богатого мужа или любовника Степану почему-то совсем не хотелось, даже не думалось.

– Богатые, – признала факт Стаська, примерилась и откусила от сложносоставного бутерброда, и уточнила ответ уже с полным ртом: – скрипачи. В австрийском Большом академическом оркестре.

– Однако! – прочувствовал Степан. – А тебя, значит, балуют?

– Пытаются. Я не даю, – размахивая рукой с зажатым в ней бутербродом, поясняла Стаська. – Они не то чтобы очень богатые, в Австрии дорогая жизнь, особенно в Вене.