Скованные намертво - Илья Рясной

Представитель администрации президента обвинил Верховный Совет в аморальности и полном отсутствии принципов, в желании столкнуть Россию с пути обновления. День за днем нагнеталась истерия. У Аверина возникало ощущение холода. Что-то должно случиться. Страна балансировала на грани, и он подозревал, что эту грань скоро переступят.

Он выключил телевизор. Посидел молча. Пушинка начала тереться о его ладонь мордой.

— Не буду с тобой играть, ясно?

— Мур-р.

Аверин задумался. Потом взял телефон. Набрал номер.

— Але… Маргарита. Это Вячеслав.

— Здравствуй, — послышался милый голос.

— Я хочу тебя видеть.

— Ты обещал позвонить еще два дня назад.

— Работали по «Савою». Просто не мог.

— Понятно.

— Мы встретимся?

— Встретимся, — после замешательства произнесла она. — Приглашаю тебя в Пушкинский музей.

— Отлично. Когда?

— Через полтора часа у музея. Годится?

— Годится…

Через полтора часа Аверин взял Маргариту под ручку и провел в Пушкинский музей.

— В Египетский зал, — с воодушевлением произнесла Маргарита. — В прошлой жизни я наверняка была египтянкой. Внутри что-то подводит, когда я вижу египетские произведения искусства. Хотя, конечно, коллекция здесь ни в какое сравнение не идет с Каирским музеем.

— Ты была в Каирском музее?

— Была. В тринадцать лет. Отец два года работал в Каире… Жутковатое ощущение. Наверное, миллионы статуй. Потрясающее золото Тутанхамона. Длиннющие коридоры, вдоль которых в несколько ярусов идут саркофаги — только саркофаги.

Жутковато.

Аверина тоже завораживали витрины со статуэтками странных египетских богов. Не по себе становилось при взгляде на саркофаг и лежащую в нем мумию. Ему исполнилось десять лет, когда он впервые попал в Пушкинский. И Египетский зал поразил его до глубины души. В нем ощущалось что-то ирреальное, чувствовалось, как нигде, что наша действительность — лишь островок обыденности в великом океане тайн истории. В египтянах Аверину чудилось что-то чуждое и вместе с тем притягательное. Какая-то странная, бездонная, непонятная духовность, противоположная плотскому миру греков и римлян. Будто это инопланетная цивилизация, ничего общего не имеющая с земной. «Вы, греки, как дети», — говорили египетские жрецы Солону. И это было действительно так.

— Красавицы, — сказала Маргарита, стоя перед витриной и рассматривая статуэтки изящных египетских кошек. — Египтяне знали толк в красоте. Кошка для них была священным животным. Это европейцы в средние века жгли кошек, считая их порождением дьявола. Кошек обвиняли в том, что на Европу обрушилась чума, хотя именно кошки боролись с ней, уничтожая крыс. А египтяне кошек боготворили. Они их мумифицировали, тем самым выказывая им уважение. Тысячи и тысячи мумий кошек.

— У меня живет одно такое священное животное, — сказал Аверин.

— Я без ума от кошек, — улыбнулась Маргарита.

— Это ты мою не видела. Царапается, скандалит. Капризничает. Хозяина не уважает.

— У кошек нет хозяев. Кошки сами хозяева в доме. Так что это ты живешь в ее квартире, а не она в твоей. А у меня — пер Котик. Ленивый. Первое место на Московской выставке в этом году.

— Ну вот. Выясняется, мы два кошатника… — Неожиданно, поражаясь своему нахальству, Аверин спросил:

— Покажешь мне своего медалиста?

— Покажу, — Маргарита покраснела и опустила длинные ресницы.

— А когда?

— Да хоть сегодня…

Потом Аверин ощутил себя как бы разделившимся на две части. Одна часть его существа поддерживала беседу, острила, изрекала бесспорные и спорные истины. Другая жила предвкушением чего-то прекрасного, что обязательно должно случиться сегодня.

Маргарита жила в небольшой двухкомнатной квартире — евроремонт, белые стены, минимум мебели, глубокие кресла, огромный диван, телевизор «Сони», видеомагнитофон, две полки с видеокассетами. Судя по всему, в средствах она не стеснялась.

— Папа купил квартиру, — сказала Маргарита. — Уютное гнездышко.

— Действительно, — не мог не согласиться Аверин.

— Мне здесь очень нравится. Я обожаю уют… Михалыч, иди сюда, у нас гости.

С кухни неторопливо вышел здоровенный абрикосовый перс. Он двигался лениво, и казалось, его не волнует ничто на свете.

— Вот какие у нас коты. Мордатые. Красивые, — заворковала Маргарита, ставя Михалыча на стол и распушая пальцами баки. — Вот он какой. Не вороти нос. Познакомься с человеком.

Михалыч что-то пискнул и попытался спрыгнуть со стола.

— Никакого воспитания, — покачала она головой. — Вроде вовсе и не призер, а обычный помойный кот. Ест только вареную треску. От остального воротит нос. Это его папа разбаловал.

— А «Вискас»?

— На дух не переносит… Так, где у нас марочное вино? Слава, только для тебя. Отец из Испании привез.

Красное вино лилось в высокие бокалы, и Аверин зачарованно глядел на тонкую руку; держащую красивую фигурную бутылку. Солнце играло в хрустальных гранях.

— За тебя, — Аверин поднял бокал.

Тонко звякнул хрусталь.

После второго бокала в голове приятно зашумело. Аверин давно не пил такого хорошего вина. Но голова пошла кругом не от него, а от близости желанной женщины.

Он положил свою широкую руку на ее узкую ладонь. Маргарита потупила глаза и зарделась. Осторожно, боясь все испортить, он приблизился к ней, откинул прядь с ее лба, поцеловал легонько в лоб. Она вздрогнула и поежилась, залилась краской.

Прикрыла глаза. Их губы соединились. И время изменило для Аверина ход.

Все было как в сладком сне. Она прильнула к нему всем своим телом. Он гладил ее волосы, ощущая свое прерывистое дыхание. Легко расстегнулось платье. Небольшие точеные груди легли в его широкие ладони. Соски затвердели. В этой твердости он ощутил рвущееся наружу желание.

Они дрожащими руками сорвали друг с друга одежду, дурея все больше от нахлынувшей страсти. Они оба потеряли голову. В Маргарите в этот миг очень немного оставалось от скромной тургеневской девушки. На диване раскинулась пылкая, горячая, полная страстного желания женщина. Тело ее было прекрасно, податливо, губы чувственны. Их тела свивались в клубок. Кровь стучала в висках. Блаженство пронизывало всю Вселенную. Нежные его прикосновения отзывались стонами блаженства.

На улице стемнело. Утомленные, они лежали, прижавшись друг к другу.

— Это было прекрасно, милый.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— Мне ни с кем не было так хорошо. Ты останешься на ночь?

— А ты хочешь?

— Да.

— Только позвоню соседу, чтобы покормил кошку.

— Святое дело. Кошек надо кормить. И любить, — многозначительно произнесла она и прижалась мягкой грудью к его груди. И на них опять накатило неземное блаженство…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛИК БЕСПРЕДЕЛА

В понедельник Аверин отправился на Петровку — поднимать дело по расстрелу на Кронштадтском бульваре. Он изучил ОД, которое висело на одном из оперативников второго отдела. Боба, лидер новой рэкетирской бригады, и его напарник Спортсмен, двухметровая, откормленная стероидами и анабо-ликами тумба, зашли в подъезд. Ребята были из молодых, да ранних, авторитетов признавать отказывались, считали, что достаточно иметь хорошие кулаки и несколько стволов, чтобы держать жар-птицу, за хвост. И сильно ошиблись в своих умозаключениях. Попытки взять контроль над вещевым рынком закончились плачевно — их расстреляли из «ТТ», все пули попали точно в цель, били с двух стволов. Но убийцы проколо-лись. Свидетель видел двух человек, выходивших из подъезда после того, как отгрохотали выстрелы. Притом одного из них он мог опознать — судя по всему, это был сам Артем Смолин.

Аверин положил ладонь на папку с материалами:

— Артем Смолин, правая рука Росписного, и его напарник Питон стреляли.

— Артем? — спросил Савельев. — Чемпион России по вольной борьбе?

— Да.

— Зачем ему самому понадобилось идти на дело? Мог бы и «шестерок» послать.

— «Шестерки» они и есть «шестерки». Надежды на качество — никакой. А нужно сработать на уровне.

— Двумя отморозками меньше стало, — сказал Савельев.

— Надо сделать так, чтобы двумя бандитами на свободе поубавилось.

— Как доказывать собираешься?

— Опознание. Пистолеты они выбросили в пруд недалеко от места убийства.

— Что за пруд?

— Большой Головинский пруд.

— Понятно. Найдем стволы — и что?

— Попытаемся установить, откуда они. Возможно, как-нибудь привяжем к хозяевам.

— Уж следов рук-то точно не найдем.

— Неважно.

Большой Головинский пруд оказался достаточно глубоким. Пришлось вызывать водолаза. Часа через полтора он извлек первый «ТТ».

— Там столько мусора, — отфыркиваясь, произнес водолаз.

— Ищи, браток, там еще один ствол должен быть, — сказал Аверин.