Записки филиппинки (сборник) - Нина Абрамович

Так Машка с моего благословения принялась за роман. Сменила читательскую аудиторию. От детишек к их родителям. И наваяла шедевр под названием «33 эротических сна».

– Мария! Закройте собак в вольере! – кричит мне Адель. – Пришел Радик. Впустите его. – И видя мое недоумение, уточняет: – Это наш дворник, таджик.

– Гастарбайтер? Я не одна такая! – срывается у меня.

– Мы снимаем таджику дачу рядом, – рассказывает Адель. – Собак мы всегда закрываем в вольере, когда он приходит. Не хотим собак к нему приучать. Не доверяем.

Закрыть собак! Легко сказать! Эти зверюги уже у ворот. Чуют чужого. Напряжены.

Я беру «вкусняшку». Свиное ухо. И бодро кричу псам.

– Пацаны! Смотрите, что я вам дам! Ах, как это смачно! Гордик! Шерик!

Псы неохотно идут на ухо. От еды их уже воротит. Их уже ничем не удивишь, никакими вкусняшками.

Скорее они идут на мои эмоционально-восторженные слова. Я бросаю свиные уши каждому в кормушку, жду, когда собаки неохотно зайдут в вольер, и быстро закрываю за ними калитку на засов.

Заходит дворник. Лет пятидесяти сухощавый азиат. Взгляд вопросительный. Мигом считывает мою социальную принадлежность. По страшненькому прикиду и синему в горошек переднику. Смотрит без одобрения. И даже высокомерно.

Я чисто из вежливости здороваюсь первой. Таджик отвечает на приветствие и тут же удивленно спрашивает:

– Вы собак не боитесь?

– Не-а… Они ласковые, как кошки.

«Полоумную домработницу взяли», – вероятнее всего, подумал таджик. И тут же меня припахал. Заставил включить рубильник у ворот. Открыть окно в бойлерной, выключить горячую воду в кране у дровника. А я, по наивности, услужила. С какого-то переляку. То сделала, то открыла, то включила. Хотя это его работа.

Я прытко бегаю по поместью, с готовностью выполняю указания таджика. И вдруг отчетливо понимаю, что меня тупо используют. Будто я подписала договор об оказании бытовых услуг этому таджику. И понимаю, откуда ноги растут. Таджик в доме уже два года. А я новенькая. Как солдат первогодка. И тут дедовщина! А может, просто ревность? Или азиатская хитрость?

А снег валит! Целый день. Мой гостевой домик уже в белом плену.

Таджик расчистил двор от сугробов, прорубил лопатой дорожки от барского дворца к воротам. Заваленный снежными горами вход в мой домик оставил нетронутым. И мне пришлось самой откапываться.

Адель худеет. Ничего не ест. Пьет только соки фреш, которые я выжимаю каждое утро из яблок, моркови и тыквы. Диабет тут ей обеспечен, если верить Елене Малышевой с ее программой «Жить здорово». Мне тревожно за Адель, и я, скинув с себя обличье кроткой филиппинки, говорю ей об этом.

– Я сама знаю, как мне жить, – высокомерно осаждает мой пыл Адель.

И изнуряет себя на тренажерах. В спортзале. Потом становится на весы, разочарованно смотрит на цифры. Сбросила всего триста граммов. Ревностно всматривается в меня и… предлагает мне взвеситься. У меня – минус два килограмма. Я таю на уборке дома.

Мы наблюдаем друг за другом. Мне она уже понятна. Я же для нее, кажется, еще загадка. Колбасы-сосисок не ем, от ветчины отказываюсь. Творожки в глазури игнорирую. Сгущенку и майонез с презрением отвергаю. Насмотрелась «Среду обитания»! Только здоровая пища!

Адель в недоумении.

Мы с ней в бассейне.

Я вылизываю бассейн. Шваброй с махровыми забубонами.

Бассейн шикарный, цвета белого золота. Вода в нем – словно идеально обработанный голубой топаз. Потолки высокие, как в храме. Подсветки с бриллиантовым блеском. Колонны величественные. Как зимний кавказский хребет за высокими окнами бассейна.

Адель кайфует в бассейне. Устраивает показательные заплывы. В одну сторону брасом. Назад кролем. И уже плывет на спине. Демонстративно фыркает, нежится в теплой глади, распластавшись лягушкой.

Я не люблю воду. Наверное, в прошлой жизни я была «Титаником».

Фендебоберная махровая швабра, купленная вчера за тысячу рублей, все время ломается. Спадает с ручки. И мне приходится помногу раз налаживать ее хитрый механизм. Дорогие игрушки для богатых лохов! Дурят наш народ, как хотят.

Адель все плавает. Я все на швабре летаю.

А с потолка шикарного бассейна падает штукатурка. По дорогим стенам и окнам струится потный конденсат. А по углам расползается зловещий грибок, любитель влажности. Что-то не так сработали строители. Халтурщики!

Адель потеет во французской маске, спрятав лицо в махровое полотенце. Она лежит на диване в шелковых подушках. Тут же ее Гена, в синем халате и с сигареллой в зубах. Пялится в телевизор.

Я потею, протирая лестницу из ценного бука, на трех этажах господского дома. За эту буковую лестницу хозяева отвалили миллион рублей. А она хрупкая и крошится, как вафельные пирожные. На ней уже оставлен четкий след от тапочка Гены, как символ искренней веры хозяев в кристальную честность строителей. И теперь по лестнице все ходят бережно и босиком, делая основной упор на поручни.

Сейчас я на уровне зала-студии, где разлеглись хозяева. Пот с моего лица льется струями. Как конденсат по стенам их бассейна. Поры открыты, кожа очищается! Лицо сияет. Лучшая очистка для кожи, между прочим! Натуральная.

Бутафорские очки сползли с моего мокрого лица. Косынка спала. Длинные шоколадно-карамельные волосы рассыпались по плечам. Мое бесформенное серое платье из «Хуманы» сегодня в стирке. И я в узких розовых брючках и в голубой футболке.

Чувствую, что он на меня смотрит.

У меня выражение лица предупредительно-исполнительное, как и подобает настоящей филиппинке. Маска, которую я не снимаю уже почти месяц. У него… Да хрен его знает, какое у него! Я не смотрю в их сторону. Мое дело – швабра! И я продолжаю беззвучной и незаметной тенью передвигаться по их дому.

Собакам от говядины и форели уже тошно. Они едят вяло и равнодушно. Я украдкой бросаю им сухарики и сыр. Но и от этого у них никакой радости.

Шерхан вообще воротит морду от миски. И с любопытством наблюдает за черной птицей с длинным оранжевым клювом, которая повадилась питаться с собачьего стола. И уже прописалась у вольера, на развесистом дереве, а завидев меня, начинает требовательно кричать, широко раскрывая свой яркий клюв. И мне будто слышатся ее каркающие слова:

– Маруся-я-я! Да-а-ай сыра!

Птица нагло ходит прямо у собачьей морды, клюет только сыр «Пармезан», а сухарики игнорирует. Разборчивая! И ухом не ведет, что лишь миг – и она может потеряться в пасти волкодава.

Что это за птица? Я открываю ноутбук и ищу птицу с оранжевым клювом. Она! На фото – наша наглая приживалка. Это черный дрозд. Надо придумать ему кличку. Коль уж он приручился и меня за свою хозяйку принимает. Пармезан! Чем не кличка для дрозда?

Адель вернулась из спортзала. Набегалась по дорожке. Красная и раздраженная. И от нее пахнет «Ариэлем». Весь дом их пропах стиральным порошком. И только в летней кухне воздух свежий. А на улице он хрустальный.

Хозяйка собралась в город за покупками. Таджик Радик моет ее машину.

У Гордика сегодня день рождения. Адель спрашивает меня, чего я хочу из еды.

– Да спасибо. Все есть. Разве что конфет дешевых.

Адель молча уставилась на меня. В ее глазах я читаю недоумение, злость и даже обиду. И мне кажется, что вот-вот слезы польются из ее прозрачно-серых глаз.

– Мы даже своим кошкам никогда ничего дешевого не покупаем.

Вечером Адель принесла мне в летнюю кухню два пакета с дорогими шоколадными конфетами. А собакам – куры-гриль в серебристой фольге. И торт из фуагры. Псы нюхнули торт и отвернулись.

Да, уж!

Таджик со мной не здоровается. Мужик называется! И я делаю вид, что в упор не вижу его, занятая своими обязанностями. Я в доме. Он во дворе. Но мы все же пересекаемся, и эти встречи неприятны мне. Он хмур и неприветлив. И умудряется почти каждый день припахать меня. По мелочам. А мне как-то неудобно отказать.

Два гастарбайтера в барском доме, объединенные одним рабским положением, откровенно враждуют!

И я начала закрывать дверь своего гостевого дома на ключ, чтобы хитрый азиат не подбросил мне чего-нибудь из хозяйского дворца. Украшения дорогие, например, швейцарские часы или мобильные телефоны, разбросанные по всему дому. Чтобы не подставил меня. От этих друзей всего можно ожидать. Он в дом не заходит, но моет машины в гараже, который под домом. И там есть вход в цокольный этаж. Если захочет – проникнет.

Надо же! Увидел во мне, приехавшей из Украины, даже не ровню, а человека, еще ниже по уровню жизни. И, как всякий холуй с психологией раба, начинает меня принижать. Грузить. А перед хозяевами – на задних лапках.

Интересно за всем этим наблюдать. Скоро хозяева свалят в Москву.

Как будут разворачиваться события, и не представляю. Надо красиво выйти из этой ситуации. А то я себя знаю. И ментов на него могу натравить, и вольер забыть закрыть… Если меня все это достанет. Но тогда меня выпрут досрочно. А мне еще полгода надо ишачить на квартиру.

Адель меня предупредила, чтобы я таджику не говорила, что я из Украины. Иначе участковый с меня будет брать по пятьсот рублей за нелегальное трудоустройство.