Коварный обольститель - Джорджетт Хейер

Столь жестокие намерения лишь окрепли после первого же знакомства с Остерби. Сильвестру хватило одного-единственного быстрого взгляда, коим он окинул аванзал, чтобы понять – особняк ему решительно не нравится. Мебель здесь была расставлена с чопорной формальностью; крохотные язычки пламени, трепетавшие в камине, были явно не способны справиться с пронизывающими холодными сквозняками. И хотя придраться к дворецкому или двум привезенным из Лондона лакеям, освободившим джентльменов от пальто и шляп, было не из-за чего, Сильвестр укрепился в убеждении, что слуг в поместье недостаточно. Он бы ничуть не удивился, узнав, что на кухне заправляет женщина; и нисколько не сомневался в том, что в поместье не найдется камердинера, готового позаботиться об удобстве гостя. Мысль о том, что он нередко останавливался в домах, намного уступавших в роскоши его собственному, и при этом не утруждал себя оценкой их убранства или количества слуг, в его нынешнем расположении духа даже не пришла Сильвестру в голову. А его менее зажиточные друзья и родственники изрядно удивились бы, узнав о том, сколь строго и придирчиво он оценивает особняк лорда Марлоу. Одна из его любимых кузин, живая, очаровательная молодая женщина, вышедшая замуж за безденежного майора драгунского гвардейского полка, поразилась бы, пожалуй, сильнее всех прочих и даже не поверила бы этому, поскольку никто из гостей ее скромной квартирки не выказывал большей склонности презреть условности убогой обстановки и довольствоваться меньшим, чем он. Но Сильвестр любил майора и миссис Ньюбери; а вот лорд Марлоу ему уже решительно не нравился.

Леди Марлоу приняла его, как счел ее супруг, с большим изяществом и достоинством. Сильвестр же нашел ее манеру снисходительной, и она изрядно ошеломила его.

Герцог отвернулся от нее, чтобы засвидетельствовать свое почтение мисс Марлоу, и понял, что оправдались самые мрачные его подозрения. Он не увидел в ней ни красоты, ни грациозности; у нее оказался бледный цвет лица и никудышная фигура, а бесцветный голос, коим она поздоровалась с ним, лишь моментально укрепил его уверенность в том, что она скучна и неинтересна. Герцог пообещал себе постараться закончить свой визит сюда как можно скорее.

– Вы должны помнить мою маленькую Фебу, Солфорд, – излучая оптимизм, заявил лорд Марлоу. – Вы ведь танцевали с ней в Лондоне, не так ли?

– Ну разумеется – да! – отозвался Сильвестр. Сообразив, что от него ждут продолжения, он пустил пробный шар, высказав наиболее вероятное предположение: – Это было в «Олмаксе», не правда ли?

– Нет, – возразила Феба. – На балу у Сефтонов. А когда вы увидели меня в «Олмаксе», то попросту не узнали.

«Этой девчонке, – с раздражением подумал Сильвестр, – недостает не только изящества, но и воспитания! Она что же, пытается вогнать меня в краску? Очень хорошо, мисс Марлоу!» Но вслух он беззаботно обронил:

– Как это было грубо с моей стороны! Но, скорее всего, я просто не видел вас. – Заметив, что она покраснела до корней волос, обратив вызывающий взгляд на лицо мачехи, он вспомнил слова леди Ингам о том, что девчонка неизменно теряется в присутствии леди Марлоу. Украдкой взглянув на сию достопочтенную леди, герцог был поражен убийственной холодностью ее взгляда, обращенного на Фебу, и даже пожалел девчонку, причем настолько, что добавил: – Мне часто приходится слышать обвинения в том, что я не узнаю знакомых в «Олмаксе». Но теперь на Ассамблее творится настоящее столпотворение, и в такой давке немудрено не заметить даже лучшего друга.

– В самом деле… не так ли? – пролепетала Феба.

– Прошу вас, присаживайтесь, герцог! – скомандовала леди Марлоу. – Вы останавливались у Бофортов. Полагаю, вы любите охоту. Сама я не питаю к ней пристрастия, а вот Марлоу от этой забавы получает большое удовольствие.

– О, вы не должны говорить таких вещей Солфорду! – заявил лорд Марлоу. – Он, знаете ли, потрясающий наездник, что демонстрировал нам всю дорогу!

Помимо загадочного взгляда, коим он одарил своего хозяина, Сильвестр предпочел оставить подобную лесть без ответа. Леди Марлоу сообщила: она полагает герцога Бофорта весьма достойным человеком, но, поскольку вслед за этим славословием добавила, что презирает франтовство его наследника, разговор оборвался. Лорд Марлоу решился оживить атмосферу охотничьим анекдотом, а Феба, вновь вооружившись пяльцами и сделав очередной неровный стежок, добрых двадцать минут сидела, слушая трехстороннюю беседу, которая в ином случае изрядно позабавила бы ее, не будь она настолько раздражена. Участие леди Марлоу ограничивалось изречением заявлений, не подлежащих оспариванию, что было у нее в обычае; лорд Марлоу, в надежде сгладить неблагоприятное впечатление, при первой же возможности ударялся в воспоминания, перемежаемые деланно жизнерадостными восклицаниями, выглядевшими чрезвычайно банальными; а Сильвестр, сохраняя намеренную холодную любезность, не спешил прийти ему на помощь, отвечая хозяину и хозяйке по очереди, но не отдавая предпочтения и не поощряя никого из них.

Слушая, как отец старательно и напрасно пытается возбудить интерес Сильвестра, Феба окончательно разъярилась. Лорд Марлоу представлял из себя неисправимого болтуна, и даже самые верные его поклонники едва ли могли назвать лорда благоразумным человеком, но он был намного старше Сильвестра и всячески старался угодить ему. Феба сочла отвратительным со стороны герцога то, что он платил ее отцу всего лишь вежливым терпением. Неприязнь девушки к его светлости возросла настолько, что, когда леди Марлоу объявила об ужине, намеченном на шесть часов, Феба даже испытала разочарование, заметив, что он остался совершенно невозмутим. Дров в костер ее озлобления, несомненно, подбросило бы осознание (если бы она действительно додумалась до этого), что именно такой реакции он и ожидал.

Войдя к себе, в холодную спальню, чтобы переодеться к ужину, девушка обнаружила клочок бумаги, заткнутый за раму зеркала. Вытащив его и развернув, она сообразила, что записку наверняка оставил здесь Фирбанк, дворецкий, непривычные гримасы которого, коими он разразился, когда она проходила мимо него по коридору вслед за леди Марлоу, Феба не сумела истолковать. Записка была от Тома, но вот содержание послания ее несколько разочаровало. Сообщив ей, что направляется на ужин с друзьями, он пообещал уйти с пирушки пораньше и заехать в Остерби на обратном пути, чтобы узнать, как у нее дела.

«…Я немного подмазал Фирбанка, – писал Том, – и он впустит меня через боковую дверь. Он сказал, что в утренней гостиной мы будем в полной безопасности, поэтому приходи туда перед сном. Кстати, почтовый дилижанс сегодня на четыре часа опоздал с прибытием в Бат из-за сильных снегопадов и заносов, которые тянутся до самого Ридинга. Не удивлюсь, если этот твой герцог застрянет у вас на целую неделю».

В Остерби Феба была лишена такой роскоши, как горничная, посему не нашлось никого, кто принудил бы ее задержаться дольше, чем было необходимо для того, чтобы переодеться. Она поспешно сбросила муслиновое платье и судорожными рывками натянула на себя вечерний наряд, предписанный ей леди Марлоу. Он шел девушке ничуть не больше муслинового, но все ее попытки выглядеть презентабельнее ограничились тем, что Феба расчесала свои кудряшки да застегнула на шее нитку жемчуга, внимательно прислушиваясь при этом, не раздадутся ли в коридоре мужские голоса. Когда она их услышала и поняла, что отец провожает герцога в отведенную тому спальню, с ее туалетом было уже покончено. Набросив на плечи шаль, девушка выскользнула из комнаты, пересекла коридор и вошла в гардеробную отца.

– Папа, я могу поговорить с тобой? – спросила Феба.

С отцом был его камердинер, и он уже снял сюртук, но, будучи общительным от природы, собрался было пригласить дочь войти, когда заметил, что она не находит себе места от беспокойства, и его самого тут же охватила тревога. Однако делать было нечего, поэтому лорд неохотно заявил:

– Видишь ли, дорогая, если только дело не терпит отлагательств…

– Совершенно не терпит, папа!

Его тревога сделалась еще сильнее.

– Что ж, в таком случае… Но я могу уделить тебе не более пяти минут, предупреждаю!

Камердинер мистера Марлоу вышел из комнаты. Не успела за ним закрыться дверь, как Феба выпалила:

– Папа, я хочу сказать тебе, что… мне не нравится герцог Солфорд!

Поначалу он застыл на месте как вкопанный, в ужасе глядя на нее, однако потом недоумение сменилось гневом и он взорвался:

– Клянусь честью, Феба! Ты выбрала подходящий момент, чтобы сообщить мне об этом!

– А как я могла сообщить тебе об этом раньше? Вот если бы до своего отъезда ты рассказал мне, зачем собираешься в Бландфорд-Парк, – тогда другое дело! Папа, ты же знаешь: мама ни за что не позволила бы мне отправить к тебе слугу с письмом, в котором я могла бы умолять тебя оставить эту затею! Молю тебя, папочка, не сердись! Я не виновата в том, что ты пребывал в неведении относительно… моих чувств!