Булкинъ и сынъ - Дмитрий Стрешнев

- Позвольте! - крикнул я. - Это уже наглость!

От злобы у меня даже заломило в затылке.

- Господа! Господа! - Хряпов постучал вилкой о графин.

- Да мы - ничего, - неуверенно, с подхрипотцой сказал Фундуклиди.

Я оскорбленно вскинул голову - и вдруг натолкнулся взглядом на Степана и замер. Хряповский слуга смотрел, не мигая, на Фундуклиди, и были в его глазах презрение, ненависть - много всего было в этих глазах настоящее злодейское обжигающее варево.

Фундуклиди, удивившись тому, как внезапно осеклась моя горячность, тоже посмотрел в ту сторону, что и я, и, встретившись со степановым взглядом, заерзал и спешно отвел свои наглые глаза, словно ожегшись. После этого Степан, словно очнувшись, продолжал свои обычные обязанности, а мы с детективом, наоборот, как бы замерли.

- Что это с вами, господа? - спросил Хряпов, изумленный тем, что наш кипяток вдруг остыл.

- Салат... вкусный очень... - проговорил Фундуклиди в тарелку.

Салат!

Я решил, что миндальничать больше нельзя. Положение наше серьезное, а здесь - явно какое-то темное дело. То, что грека и Степана связывает невидимая нить - налицо. И нить эту надобно нащупать! Только подойти следует хитро: эдак с бочка.

Гм... с бочка. Собственно, три случая можно поставить греку в вину. Прежде всего, он меня давеча ночью чуть не угробил. Это раз. Это ужасно и даром ему не пройдет. Потом - в самом начале нашего сидения - он шатался зачем-то по чердаку. Это два. И в-третьих, - шушукался со Степаном тогда за углом... Но это всё не козыри. С шушуканьем он уже один раз вывернулся, так что теперь его на это, пожалуй, не поймаешь... Жаль... Стрелял в меня?.. Скользок он, Фундуклиди, начнет демагогию разводить, еще обвинит меня в личной мести. Что же остается: давний случай с чердаком?...

Всю оставшуюся трапезу я то и дело испытующим взором вдруг упирался в Степана. Тот, однако, не менял своей обычной невозмутимости и продолжал заученно разливать кофей или двигать тарелки. Тогда я еще тверже решился взяться как следует за грека. После завтрака я долго кружил вокруг него ястребом, пока в укромном углу не взял его, наконец, за пуговицу.

Кто бы мог подумать, что мой вопрос угодит в яблочко! А яблочко у толстого грека, очевидно, находилось в оттопыренном животе под жилетом, потому как он скрючился при моих словах.

- Я боюсь, Михаил Ксантиевич, что мне придется рассказать Савватию Елисеевичу про чердак.

Мы с Фундуклиди находились вдвоем в гостиной, а Хряпов ушел "покемарить".

- Про что? - переспросил грек, пытаясь недоумевать. Но прежде, чем первые звуки вылетели из его уст, он уже начал бледнеть и растерялся.

- Что за привычка такая у вас, - отечески ласково пожурил я, - чуть что - дурачка строить.

Фундуклиди "дурачка" пропустил мимо ушей. Какое уж тут самолюбие, когда вся душа, поджав хвост, явно забилась под селезенку.

- Петр Владимирович, - заговорил он тонким и каким-то ранее не слышанным приторным голосом. - Неужели вам доставит удовольствие фискальство? Это на вас совершенно не похоже.

Я чуть не подпрыгнул. Дело нечисто! Но молодчик-то - хорош! Разоблачение предателя, а возможно, и сообщника злодеев, для него, видите ли, фискальство!

- Михаил Ксантиевич, - напитываясь негодованием, сказал я, - за кого вы меня принимаете? За осла? Если вы замешаны в преступлении, то я все равно не смогу воспринять это как гимназическую шалость.

Я всё время следил за жестами грека, готовый предпринять необходимые действия, если он вздумает пустить в ход оружие. Уж охладить его пыл в таком случае я сумел бы. Фундуклиди, однако, вел себя удивительно смирно, лишь потел и боялся.

- Какое же это преступление, Петр Владимирович? - воскликнул он. Помилуйте!

- Самое настоящее, - сурово отрезал я.

- Я ведь только желал восстановить справедливость!

Наступила пауза, во время которой я с изумлением посмотрел на грека: что он такое несет? Может, просто напускает туману? Надвинувшись, я не то прохрипел, не то прорычал:

- Что за чушь? О какой еще справедливости толкуете вы... Вы... Знаете, кто вы?

- Но-но-но! - заверещал детектив, отскакивая петушком. - Держите себя в рамках, Петр Владимирович! Ишь как вас разобрало. Ага! Теперь-то я вижу, что прав в своих предположениях!

- В предположениях... - шипел я змеей, сгребая за лацканы его тушу. Вы в них ошиблись, милостивый государь...

- Нет, не ошибся! - страдальчески выкрикнул Фундуклиди мне в лицо. Вы с Хряповым меня надули! Потому я и взял ложки!... Чтобы восстановить справедливость!

"Что за черт? Какие ложки?" - подумал я, но, чтобы не дать Фундуклиди опомниться, продолжал уже не только уверенно, но и зловеще:

- Ах, ложки!!

- Петр Владимирович! - вдруг зашептал грек. - Я с вами поделюсь... Я вам дам две ложки... Три! - тут же добавил он после того, как я еше раз непроизвольно тряхнул его за пиджак.

- А?... Как?... Три... что?

Фундуклиди, очевидно, по-своему понял мое замешательство.

- Да-с, - повторил он с оттенком непонятной грусти и высвободил пиджак из моих рук. - Три ложки... Идемте, пока Хряпов спит. Они ваши... На чердаке их можно очень ловко спрятать, там много закутков.

Несколько секунд я безмолвно смотрел на него.

- Значит... тогда, на чердаке... вы прятали ложки?

- Ей-богу, только ложки, Петр Владимирович! Больше ничего не брал, клянусь!

Я меленько засмеялся и похлопал его по плечу.

- Что это с вами, Петр Владимирович? - грек даже отшатнулся, чтобы получше меня разглядеть, словно диковинный экспонат. Он явно недоумевал, куда девался мой прежний гнев.

- Ничего, ничего... - пробормотал я, все так же гадко хихикая. - Дело в том... хе-хе... что я подозревал вас в сношениях с разбойниками.

Фундуклиди всё еще стоял в позе индюка, но понемногу начал понимать, ч т о произошло.

- И вы не знали... про ложки?

- Даже не подозревал.

- О-о! - простонал грек горько, как Тезей, съевший собственного сына.

- Да что за ложки, Михаил Ксантиевич? Откуда?

- О-о! Катастрофа! - стонал и бормотал Фундуклиди, из надутого карася, из пестрого индюка становясь вдруг серым обмякшим толстячишкой. О-о!...

- Тэ-эк, - весело сказал я, давая детективу время прохныкаться, а после заметил: - Я думаю, вам придется выложить всё начистоту. О каких ложках вы говорили?

- О десертных, - прошептал бедный грек.

- Ложки, конечно, из хозяйского буфета?

- Да... двенадцать штук.

- И, ясное дело, серебряные?

- Угу, - кивнул грек. - Серебряные... золоченые...

- Михаил Ксантиевич, мне кажется, что вас больше расстраивает не уличение в воровстве, а угроза расстаться с этими ложками?

- Это не воровство. Это - ради справедливости!

- Да что вы всё таддычите какую-то ерунду! Утащили ложки - так скажите прямо: да, утащил-с, виноват!

- Я не виноват! И не утащил-с! Вы с господином Хряповым меня обманули!

- В каком смысле?

- В самом нечестном!.. Сколько вам господин Хряпов заплатил?

- Я вам уже говорил... Впрочем, вы же сами видели: в авансе суммы были равные...

- Слышал, уже слышал! - истерично перебил Фундуклиди (от волнения он вновь зашепелявил и говорил: "слысал"). - Лоз и надувательство! Вам дали больсэ, а меня хотели обмануть. Потому я и взял лозки... О! Я знаю!... И вообсе, - продолжал он, взмахивая руками и отводя от меня глаза. - Я не понимаю такого: мне - спесиалисту! - суют какую-то тысячу рублей, а целовеку с улиси... Сколько вам дали? Сколько?

- Вы угадали, я получу бльше, - сказал я, проклиная Хряпова с его крохоборством и посылая в душе к чертям просьбу держать в секрете сумму нашей сделки.

- Ну так лозки я не отдам! - торжественно объявил грек. - Ни вам, ни ему!

- Успокойтесь, - посоветовал я, - а не то, глядишь - Савватий Елисеевич прибежит на крик.

Фундуклиди тут же успокоился.

- Скажите, Михаил Ксантиевич, я о чем вы перешептывались со Степаном? - миролюбиво спросил я.

- Это мое дело, - сказал детектив; нормальное произношение шипящих, жужжащих и прочих согласных вновь вернулось к нему.

- Может быть и ложки тоже ваше личное дело?

- Не понимаю.

- На суде, говорю, вы скажете, что ложки - ваше личное дело?

- На каком суде? Причем тут суд? - прикинулся непонимающим Фундуклиди.

Я рассвирепел.

- Надоели мне ваши фокусы, Михаил Ксантиевич! Кстати, как на блатном жаргоне будет "строить дурачка"? Вы, верно, знаете?

- "Ваньку ломать"... - рассеянно сказал детектив, - или "вколачивать баки".

- Так вот-с, не ломайте Ваньку, Михаил Ксантиевич, не вколачивайте баки и валяйте всё начистоту: о чем вы шепчетесь по углам со Степаном? Почему он на вас смотрит зверем? В противном случае вам придется отвечать на некоторые вопросы Савватия Елисеевича.

Грек безмерно закручинился.

- Этот Степан... этот грубый человек... хам... Он подозревает, что это я взял ложки.

- Ах, нехороший человек! И что же? Он вам высказывал свои подозрения?

- Он невоспитанный лакей. Он требует, чтобы я вернул их на место.

- А вы сознались в содеянном?