Отдел по расследованию ритуальных убийств - Олег Крюков

   - Агента доставить мне. С остальными… действуйте по обстоятельствам.

   Иосифу было невыносимо стыдно. Он провалил задание, глупо попался. Мессир говорил ему, что он один из лучших. И это ко многому обязывало. Он никогда не задумывался, какой он национальности, кем были его родители. Да и были они вообще? Своим отцом он считал Хозяина, а Мессир был опекуном, исполняющим волю господина. Но где-то в закоулках души Иосифа, души, которую он готовился положить на алтарь Князя, затаились остатки каких-то чувств. Долг, честь и прочая ерунда, которой болеют большинство людей, и которые так высмеивал Мессир. Словно прежде была другая жизнь, наполненная другим смыслом. А скорей всего его лишённая, ибо смысл один – служение Хозяину. Вот и сейчас, пока был в отключке, виделась какая-то женщина, и такое исходило от неё умиротворяющее тепло, что не хотелось возвращаться в этот мир.

 Иосиф ждал, что решат с ним делать эти двое. Ещё он ждал, когда они ошибутся. Сдаваться он не собирался. Он то напрягал, то расслаблял связанные за спиной руки, но мудрёный узел был завязан крепко и петля, стягивающая его запястья, не ослабевала.

   Между тем по вечерним улицам на Большую Пушкарскую мчался с нарушением всех скоростных режимов тёмно-синий микроавтобус «Фольксваген». На светофоре его подрезала патрульная машина. Автобус не снижая скорости, слегка клюнул её правым боком и автомобиль, резко вильнув в сторону, врезался в фонарный столб.

   - Останови! – приказал старший группы, сидящей в салоне «Фольксвагена». – А то сейчас весь город на уши поднимут.

   Ему открыли дверь, и он легко соскочив на асфальт, направился к патрульному автомобилю, откуда матерясь, вылезали двое полицейских.

   - Вы в порядке?

   У одного из полицейских осколками лобового стекла было посечено лицо, второй держался обеими руками за грудь, которой он должно быть здорово приложился об руль.

   - Охренели совсем? А ну, документы давай!

   - Ладно, сержант, остынь. Вам в больницу обоим надо. Ковальчук! – не оборачиваясь, крикнул старший группы. – Скорую ребятам вызови.

   - Документы! – старший патруля потянулся к кобуре.

   Человек из «Фольксвагена» достал из нагрудного кармана удостоверение и ткнул под нос сержанту.

 Тот, несмотря на свою ушибленную грудь,  вытянулся в струнку.

   - Извините, господин полковник!

   - Ладно, ждите скорую.

   Через минуту микроавтобус тронулся с места, оставив ошеломлённых стражей порядка рядом с разбитым автомобилем.

 - Что за звери? – спросил сержанта напарник.

 - Служба безопасности президента, - почему-то шёпотом ответил тот.

Держись, Глеб!

        - Всё, я звоню в Центральный! – дядя Миша потянулся к телефону.

   В этот момент в открытое око кухни ворвался шум въезжающей во двор машины, скрежет шарниров автомобильной двери, и Глеб даже был готов поклясться, клацанье оружейных затворов.

   Он осторожно выглянул в окно. Из микроавтобуса выскакивали люди в чёрном, с плоскими автоматами в руках.

  -  А это кто? Спецназ ООН? Дядя Миш, по моему нас сейчас будут брать штурмом.

 - Так, мне в Центральный звонить?

 - Уходить надо.

 - Куда?

   Глеб посмотрел на тёмно-синее звёздное небо и ткнул в него пальцем.

   - Туда.

   - А не рано?

   - Давай, берём фигуранта под белы рученьки и на крышу, пока не поздно.

   - Он умный, он сам пойдёт, - отвечал Михаил Анисимович фразой из легендарного боевика, ещё советских времён.

 Он подошёл к вжавшемуся в пол Иосифу и нажал ему большим пальцем где-то за правым ухом.

 - Поднимайся!

 Тот послушно встал поддерживаемый старым мастером.

   Глеб осторожно выглянул на лестничную площадку. В подъезде царила тишина, жильцы, должно быть, готовились ко сну. Они вышли, Михаил Анисимович пару минут возился с замками, запирая входную дверь. Затем, поддерживая с двух сторон связанного пленника, стали подниматься наверх. Даже Иосиф старался неслышно ступать в своих «тимберлендах». Когда дядя Миша взламывал чердачный люк, внизу скрипнула не смазанная дверь и послышались звуки шагов. На чердаке было темно и пыльно. Глеб осторожно закрыл за собой крышку, пошарил в темноте, нашёл толстую доску, кое-как приладил в качестве запора. Не на много, но преследователей задержит.

 Покатая крыша под октябрьским ветром просохла, передвигаться худо-бедно, но можно.

 - Долго он у тебя будет таким послушным? – спросил Глеб напарника.

 Тот взглянул на Иосифа.

 - Минут десять должен вести себя хорошо.

   Впритык к четырёхэтажному дому, где находилась квартира старого коллекционера, стоял пятиэтажный, и с крыши на него вела пожарная лестница. А вот следующий, такой же пятиэтажный, стоял метрах в трёх. Но рядом лежали сколоченные работниками ЖЭУ деревянные мостки, которые беглецы перебросили на соседнюю крышу.

   - Я впереди, ты, дядя Миш, страхуешь его сзади.

   Глеб первым ступил на шаткий деревянный мостик, стараясь не смотреть вниз. Правой рукой он держал за отвороты куртки Иосифа-Алика, которого сзади придерживал дядя Миша. 

   По закону Мерфи этому надо было случиться прямо на середине мостков. Их пленник, с интересом рассматривающий асфальт в пятнадцати метрах внизу, недоуменно поднял голову. В следующее мгновение его глаза приняли обычное насмешливо-колючее выражение. Он резко выбросил вперёд правую ногу, целя Глебу в крестец. И тут же ударил ею назад.

   Глеб, получив удар в низ поясницы, инстинктивно выпустил ворот чёрной куртки и, отдавшись  инерции, пролетел оставшиеся полтора метра и с грохотом упал на железную кровлю. Дяде Мише повезло меньше. Каучуковая подошва впечаталась в его травмированное колено, ноги соскользнули с доски, но в последний момент он успел ухватиться за неё руками.

 Иосиф, несмотря на связанные за спиной руки, ловко развернулся на качающейся доске и улыбнулся висевшему на высоте пятнадцати метров человеку. В карих глазах его светилось торжество победителя. Победителя, который не знает пощады. Он поднял ногу и опустил её на руки, цепляющие дерево.

 - Нет!

 Глеб вскочил и, разбежавшись, насколько позволяла крыша, прыгнул. Подобно каменному ядру, пущенному из баллисты, он сбил Иосифа с мостков, и оба пролетев пару метров, вновь приземлились на противоположную крышу.

   Иосиф воткнулся лбом в железную кровлю и затих под навалившимся сверху Глебом. А тот уже бросился к краю крыши. Доска была пуста, а внизу, на асфальте, в неверном свете фонаря он увидел распластанное тело.

   Если бы Глеб в эту минуту видел своё лицо в зеркале, он бы испугался. И без зеркала он почувствовал, как его охватывает не испытанное раньше чувство. Чувство, от которого болезненно сжалось здоровое сердце, а незамутнённым никотином лёгким вдруг стало не хватать кислорода.

   Он рывком развернул лежавшего вниз лицом Иосифа. Кровь из глубокой ссадины на лбу залила брови и ресницы. Несколько секунд  гипнотизировал это ненавистное лицо. Тот, словно почувствовав, что его рассматривают, разлепил веки. Улыбнулся, как старому приятелю.

   Глеб подтащил тело к самому краю крыши. Но даже когда голова Иосифа свесилась вниз, он продолжал скалить зубы. Одно движение, и тело полетит вниз, туда, где на жёстком асфальте лежал дядя Миша с неестественно вывернутыми ногами. Надо только сделать это движение.

   Глеб поднял голову в тёмное, с вкраплениями звёзд небо, словно спрашивая совета. Но небо было безучастно, а кто-то там, наверху с интересом, должно быть сейчас наблюдал, что же предпримет парень. А может и без интереса, так как знал наперёд все наши помыслы.

   Молодой оперативник затряс головой, словно смахивая невидимую пелену. Что там говорила Елизавета Ивановна о зле, пожирающим самое себя? Когда закончится его кровавый круговорот? Когда умрёт последний слуга Зла? Если он убьёт сейчас беспомощного, со связанными руками человека, не займёт ли он его место в служении Злу?

   Глеб вновь взглянул в карие улыбающиеся глаза. Иосиф зашевелил губами, видимо пытаясь, что-то сказать, но молодой оперативник без затей резко ударил его кулаком в подбородок.

    Михаил Анисимович был ещё жив. Но жизнь уже уходила из его голубых глаз. Торопилась, нетерпеливо поджидая Глеба.

   - Дядя Миша! – парень склонился над телом.

   - Бумагу… - с трудом разлепил губы старый мастер.

   Пальцы его сломанных рук мелко дрожали.

   - Я сейчас скорую вызову!

   - Бумагу!

    Глеб сунул руку за пазуху его куртки и вынул желтый лист плотной бумаги в полиэтиленовом файле.

 - Спрячь!

 Парень послушно засунул лист во внутренний карман своей куртки.

 Из груди Михаила Анисимовича вырвался вздох.

   - Господи! Отпусти мне грехи моя...