Свет не без добрых людей - Иван Шевцов

…А Нюре Комаровой эти звезды ой как нужны! Нюра лежит в своем гнезде на копне сена под старым ясенем, что стоит возле их дома. Она сама смастерила на трех столбах дощатые полати, почти такие, как для аистов делают, сама накосила и занесла туда сухого свежего сена, намазала лицо, руки и ноги кремом "Тайга", чтобы комары не кусали, и лежит, смотрит на звезды. Старый узколистый ясень не застит неба. Листья у ясеня в елочку, с большими просветами, не крона, а прямо решето - все небо видно. Дремлет старик ясень, даже ни единой веткой не пошевелит, и не знает старина, как исстрадалась девичья душа щемящим ревнивым ожиданием. И зачем она полюбила его, такого необыкновенного, не похожего ни на озорника Федю, ни на учителя литературы Сережку Сорокина, ни на десятки других. "Мишенька, милый, родной мой!.. Ну, хоть словечко ласковое сказал бы! Или хоть бы выругал, оскорбил жестоко. Так нет, молчит! И все думает, думает, а в глаза посмотришь - глубина такая, дна не видать. Не поймешь, не разгадаешь, что там творится; только что-то происходит в его недоступной и такой большой душе. Эх, Михаил!.. Знал бы ты, сколько дум о тебе передумано, сколько ласковых слов не устами, а сердцем сказано".

Дремлет ясень, чутко дремлет в низенькой хате старая Комариха, только Нюра не смыкает глаз. Она лежит на спине, расслабив здоровое тело, в котором бродит июль, сторожко вслушиваясь в тишину гая. Молчат деревья, и птицы молчат, спят орошенные травы. Лишь редкие комары звенят недовольно: запах крема "Тайга" их отпугивает. Бродит хмельной июль по всему телу, гоняет кровь по жилам, туманит разум и рождает желания ласки, близости, большой и горячей любви. Она пришла, ее девичья буйная любовь и не нашла ответа. Пришла, а навстречу ей никто не распростер доверчивые объятия; пусто, безответно. И вот теперь она мечется безрассудно и одиноко, чего-то ищет, на что-то надеется. "Нет, не придет. Только напрасно намекала, нахваливая свое гнездо". И вдруг шорох, слабый, отдаленный. Может, ночная птица потревожила кусты? Нюра затаила дыхание - шорох явственней, слышней. Определенно, человеческие шаги. Вот уже совсем близко - шумные, неосторожные шаги. Это не он, не его походка; он бы шел не так, его бы Нюра сразу узнала, почувствовала бы всем телом.

Вот уже подошел, остановился внизу у ног ясеня, у лестницы и прислушивается. Нюра чует его неровное дыхание и уже догадывается: Федька.

- Нюра, не спишь? - спрашивает шепотом Федин голос.

- Не сплю.

- Ждала, значит?

- Ждала… только не тебя.

Федя лезет вверх по лестнице и шепчет, глотая обиду:

- Знаю, что не меня. Могла б об этом не говорить.

- На всякий случай, чтоб не забывался.

Федя ложится рядом и пытается обнять Нюру, но та резко отстраняет его:

- Спокойней, Федя, а то мое гнездо не выдержит твоих вольностей. Зачем пришел?

- Нюра… Ты мне не веришь? - дрогнувшим голосом спрашивает Федя и садится у ног девушки. - Скажи, неужели не веришь?

Нюра лежит на спине, в легком ситцевом халатике, приоткрывшем крепкую ногу. Желанная, близкая. Запах ее здорового тела, свежего сена и полевых флоксов пьянит и туманит. Федя берет Нюрину руку, сжимает в своих руках, подносит к своей груди и повторяет умоляюще:

- Ну, отвечай, не веришь мне?

- Верю, Федя, - еле слышно шепчут Нюрины губы, а глаза, блестящие в сумерках летней ночи, неподвижны и далеки; от них протянуты невидимые нити к небу, до самых звезд. Федька их чувствует, эти нити, уносящие в космос девичьи думы и мечты, И вдруг она вся вздрогнула, обвила крепкими руками и привлекла к себе Федю, прижалась к нему и, подавляя рыдания, зашептала:

- Фе-де-нь-ка-а, родненький, хороший т-ы-ы!.. Не обижайся на меня… Ты ничего не понимаешь. Если б не было на свете его, как бы я тебя любила, Феденька! А при нем не могу… Обманывать не хочу ни тебя, ни себя.

Прижавшись губами к ее горячему виску, Федя говорит иступленно:

- Почему ты не поймешь? Бесполезное там дело. Не любит он… - Федя хотел сказать "тебя", но остановился, не сказал, только повторил с убеждением: - Не любит… И не надо. Плюнь на него, плюнь и забудь.

- А ты, ты, Федечка, ты ведь любишь, а почему же он?..

- Глупенькая ты, девочка, хоть и в академии учишься. Так как я умею любить, так никто на свете не умеет. - И Федя крепко обнял ее за плечи и прижал к своей груди, повторяя торопливым шепотком: - Моя, моя, моя.

И на какой-то миг он уже было поверил своим словам. Но тут случилось то, что самонадеянный Федор Незабудка никак не предвидел: Нюра схватила его за руки и толкнула в сторону с такой силой, что он и ахнуть не успел, как, хватаясь за воздух, полетел вниз и ткнулся лицом в росный конский щавель. А она, еле сдерживая смех, спросила с явным притворством:

- Не ушибся, Феденька? Я ж говорила тебе, что гнездо мое не приспособлено для твоей любви.

Ее откровенная насмешка больно обидела и взбесила Федора. Такого подвоха он не ожидал.

- Ну, подожди же! - пригрозил он, уходя прочь.

- Буду ждать, Федя. Счастливого пути! - уже не шепотом, а вполголоса бросила Нюра.

Старый ясень проснулся от шороха и стука, что-то пролепетал тонкими листьями непонятное для людей, должно быть пустил беззлобную остроту по адресу Феди, а может, поступок Нюры осудил, - кто его знает. Во всяком случае, дохнул он свежим ветерком, остудил разгоряченное тело девушки, заставил ее натянуть на себя старенькое байковое одеяло. Нюра прикрыла веки и увидала, то ли наяву, то ли во сне, как на рассвете пошел золотой звездный дождь и весь гай засверкал холодными огнями миллионов светлячков.

Наутро, повстречав Федора возле столовой, старая Комариха, сон которой вчера потревожили, увидав на лбу тракториста темное автоловое пятно, спросила с ехидцей:

- Где это ты, Федя, синяк себе посадил?

Федор знал, что никакого синяка нет, но чертова баба везде сует свой нос. Он посмотрел на нее исподлобья угрожающе, но на старую этот сердитый взгляд не произвел должного впечатления.

- Что ж ты, Федя, может, выпивши на ясень напоролся? Али в потемках на чужой кулак? - продолжала старуха с издевкой.

Но Федя огрызаться не стал, сплюнул в сердцах и вразвалку с невозмутимым видом подался к трактору.

На другой день весь совхоз знал, что у них заведующей библиотекой работает артистка из кино. Уже с утра в библиотеку, вопреки обыкновению, повалил читатель. Первым пришел учитель Сорокин. Несмотря на жаркую погоду, он был в галстуке и в сером костюме, который носил только по праздникам, чисто выбрит, аккуратно подстрижен и обильно надушен одеколоном. Поздоровался приветливо и сразу представился:

- Сорокин Сергей Александрович, преподаватель литературы. Узнал, что у нас новый библиотекарь, и решил познакомиться. Может, могу быть чем-нибудь полезен, так как я, можно сказать, здешний старожил, а вы человек новый.

- Спасибо, - любезно поблагодарила Вера, осмотрев с любопытством одного из поклонников Нюры, и нашла его вполне интересным: стройный, высокий, русоволосый, с правильными тонкими чертами лица и очаровательным звучным голосом. И руки тонкие, с длинными пальцами, как у музыканта. Довольно моложав, на вид ему и двадцати пяти не дашь.

- Вы вчера осматривали наши окрестности, - Сорокин не собирался быстро уходить. - Надеюсь, вам понравилось здесь?

- Не плохо. Особенно гай чудный, - ответила Вера.

- О-о, наш гай! Как-нибудь я вам покажу его. Поэ-зи-я! - и торжественно продекламировал:

Однажды в полдень,в жаркую погоду,Самой природе вопреки,По пояс гай забрался в воду,Играя с мальчуганами в нырки.

- Интересно! - заметила Вера. - Это чьи стихи?

- Одного местного поэта, - с нарочитой скромностью ответил Сергей Александрович. - А вы не знаете, что это за фильм "Пора любви"? Сегодня у нас идет.

- Не знаю, - ответила Вера, - наверно, новый.

- Надо полагать. Давайте пойдем и вместе посмотрим.

- Спасибо, в другой раз как-нибудь.

- Вам не хочется? Вы не любите кино? - Маленькие круглые глазки учителя насторожились с преувеличенным удивлением.

- Представьте себе.

Вера посмотрела на него многозначительно. И тогда он согнал удивление и, насупившись, пробубнил:

- Понимаю… И вообще сидеть сейчас в этой духотище - удовольствие не великое. Лучше походить, воздухом подышать.

Но и от этого предложения Вера деликатно отказалась.

Приходили в библиотеку школьники и молодежь, заглянула на минутку и Лида Незабудка, поинтересовалась, нет ли чего-нибудь новенького. Вера предложила ей "Соль земли", она повертела в руках "Роман-газету" и, скривив пухленькие губки, сказала:

- А может, поинтересней есть, чем про соль…

Вера поняла ее и посоветовала:

- Тогда возьмите Тургенева "Первую любовь".

- Давайте, - сразу согласилась Лида, продолжая таращить глаза на Веру.