На остановке у сгоревшей березы - Светлана Мосолова

мне вопросом на вопрос. Ты знаешь, что уже весь поселок про вашу индийскую любовь говорит?

— Может потому, что мы не скрываем? — Таню слегка задел поучительно-осуждающий тон подруги, — это преступление?

— А ты знаешь, что у него жена и двое детей?

— Я знаю, что он в разводе, — нехороший холодок пробежал по спине, она с внутренним страхом ожидала, что Лида скажет дальше.

— А он тебе показывал этот развод?

— Нет. А зачем?

За окном послышался гудок машины.

Лидия поднялась. Стоя у двери, сказала.

— Ты не все знаешь. Спроси у него самого. Решать тебе, я предупредила, пока, подруга.

Она вышла, плотно закрыв за собой дверь. Таня продолжала сидеть на кровати, когда в комнату вошел Ибрагим. Встретив у входа Лиду, которая хмуро кивнула ему и прошла мимо, он сразу обо всем догадался.

«Может, и к лучшему, — подумал он, — рано или поздно поговорить все равно пришлось бы».

Увидев девушку, с потерянным видом сидящую у окна, он не стал садиться рядом. Взял стул, поставив его напротив Тани, сел. Некоторое время они молчали.

— Это правда, что вы не разведены? — тихо спросила она, сдерживая слезы.

Опытный Ибрагим, не отвечая сразу, рассказал ей тяжелую историю своей жизни. Он говорил долго, убедительно и совершенно искренне.

— Ты — самое дорогое, что у меня есть, — закончил он. Взял ее ладони в свои руки, опустив голову, попросил: — Не бросай меня, Таня. Я без тебя уже не смогу.

Быстро встал и вышел. Девушка всю ночь думала, вспоминала, представляла, злилась, молилась и мечтала. Воскресенье прошло в мучениях и вопросах. В понедельник утром, разбитая и больная, она приехала на участок, где работник сразу сообщил, что ее вызывает директор.

В кабинете было прохладно и пахло одеколоном.

— Вот что, Григорьева, — директор начал с главного, потому что ему было жалко эту девочку, но он никак не мог ей помочь, — на тебя написано заявление, которое могут передать в милицию, если мы на месте не рассмотрим его.

Девушка молча смотрела в окно. Ее охватила апатия, она практически не слышала голоса директора. В кабинет вошла бухгалтер, взрослая женщина, посмотрела на Таню и обратилась к начальнику:

— Вы идите, покурите, а мы здесь сами поговорим, да, Танечка?

Девушка кивнула, а директор с облегчением вышел во двор.

Тамара Алексеевна обняла Татьяну, ей тоже было жаль неопытную приезжую. Она, как женщина, хорошо ее понимала и не осуждала, но пришла сюда выполнить производственное задание. Поступил сигнал, и контора обязана на него реагировать. У Тамары Алексеевны была действительно трудная миссия, которую ей просто необходимо выполнить. Как не жаль ей было девушку, но оплачивать ее проживание два года убыточно, поэтому план в голове женщины вызрел сразу, как только на ее стол положили анонимку.

Деликатно и почти правдоподобно она описала Татьяне ее незавидное положение, которое, пока не поздно, нужно исправлять. Она, как и Ибрагим, говорила долго добрым голосом и тоже брала ладони Тани в свои руки.

— Ты не знаешь местных женщин, — доверительно рассказывала она, ведь глазом не моргнут и выльют тебе в лицо кислоту, уже были такие случаи. Твой любимый будет дальше жить припеваючи, а ты в лучшем случае уродом вернешься домой. Сейчас в Кушке строиться дом на три хозяина, одна квартира свободна. Мы определим тебя туда переводом, и ты спокойно доработаешь свое время. Там много военных городков, все русские, хорошие ребята, военные офицеры. Ты молодая, найдешь себе парня, выйдешь замуж и как страшный сон забудешь все, что здесь случилось.

Чем добрее и мягче говорила Тамара Алексеевна, тем унизительней чувствовала себя девушка. Ей хотелось только одного: спрятаться от всех, чтобы про нее все забыли. Когда бухгалтерша спросила:

— Ну, Танюша, перевод? — она только коротко кивнула и вышла.

Перевели ее быстро. Документы отдали на руки, даже оплатили билет в плацкартный вагон поезда Ашхабад — Кушка.

Дом, который ей обещали, даже не начинали строить. Поселили в развалюху, одну стену которой снаружи подпирала длинная жердь. Отапливалась комната буржуйкой, была теплой только тогда, когда в ней горели дрова. Но девушка не замечала всех бытовых неудобств. Работа была знакомой. С утра до вечера она исправно выполняла свои обязанности, а вечерами долго читала книги, которые брала в местной библиотеке. Читала, пока не начинали слипаться глаза, чтобы не было времени на мысли. Мыслей своих она боялась.

Через пять дней после ее приезда вечером постучали в дверь. Она накинула большой платок, вышла в коридор.

— Кто там?

— Открой, Таня, это я, — услышала голос Ибрагима.

Он приезжал через каждые пятнадцать дней после своей вахты на неделю. Так прошло полгода.

В мае все горы были покрыты тюльпанами. Эта была вторая ее весна в Туркмении. Ибрагим спал. Она варила кофе. Сегодня он уезжал в Ашхабад, а она на десять дней с рабочими отправлялась на дальний кордон, на границу с Афганистаном, для посадки фисташки. Вчера они долго разговаривали с Ибрагимом, взял с нее обещание, что после заберет в Ашхабад.

— Квартира под Ашхабадом уже есть, однокомнатная, но большая, просторная, поживем пока там, а дальше видно будет, — рассказывал он. С работай, как сама решишь. Хочешь в лесхозе, а хочешь в кондитерский цех технологом, у меня там товарищ, обещал помочь.

— Приедем и решим, согласилась девушка. Она сама хотела вернуться, потому что устала ждать и провожать своего мужчину, хотелось жить в своем доме, с большим окном и цветами в горшках, с красивым паласом на полу. Ее немножко подташнивало всю последнюю неделю, но она ничего не говорила, решив сначала удостовериться в своем предположении.

Вернувшись с гор, Таня сразу сходила в поликлинику, ее догадка подтвердилась: она была беременна. Новость приняла спокойно. Вообще все последнее время она была спокойной. Беременность лишь усилила ее женскую самодостаточность и твердость принятого решения. А оно было простым: остаться в Туркмении и жить с Ибрагимом, рожать детей и любить свою семью. Она так решила, и это помогало ей оставаться спокойной в самые непростые моменты. Она уже любила своего ребенка и улыбалась теперь гораздо чаще.

13

Вернувшись с работы, Михаил застал во дворе участкового и двух соседских женщин.

— Прячешься, да? Полчаса уже здесь ждем, — такими словами встретил его служитель порядка.

— Нет, работаю, — отвечал Михаил, прикидывая, что могла написать Лиля, и что ему могут предъявить.

— По поводу работы отдельный разговор будет, — со скрытой угрозой сказал участковый, — деньги зашибаешь, а налоги государству не платишь. Неспокойный ты элемент, Темнюк. Даже фамилия у тебя