Белый треугольник - Валентин Григорьевич Манкин

детская спортивная школа по парусу. Большинство ребят еще с тех пор, когда мы вместе тренировались, в Матвеевском заливе, полюбили “Финн”. Надеялся, .что “Эскимо” достанется кому-нибудь из них, что яхту будут беречь и. холить. А она в благодарность еще много лет. послужит спорту. Недаром же мое “Эскимо” считалось чуть ли не эталоном для “Финна”.

Сегодня 636-й “Финн”, по сути, не существует. К сожалению, так и не нашелся для него хозяин.

Дважды приходилось мне расставаться с яхтой, к которой .привык, с которой сроднился. Первый раз это случилось, когда я ушел из ДОСААФ в “Водник”. Тогда у меня тоже был “Финн” серийной постройки Таллинской судоверфи. И тогда тоже говорили, что мне повезло с лодкой, удачная попалась. Но ведь и на том “Финне” не было сантиметра, не переструганного, не перекрашенного мной.

Расставание с Машовцом не было неожиданностью. Все чаще возникали разногласия. Все реже Сергей приходил на тренировки, когда так нужен был тренерский глаз.

К тому времени у меня уже начал накапливаться опыт выступлений в крупных соревнованиях. Третье место в Балтийской регате и третье место на первенстве страны, проводившемся на искусственном водохранилище в Городце Под Горьким, сложились вместе в звание мастера спорта. Меня включили в сборную команду страны. И как же нужна была в то время помощь Машовца! Новые старты, новые соперники и снова новые старты. Нелегко в таких условиях новичку, доселе не покидавшему родного дома и Днепра. Но все больше и больше моих “почему”, “зачем”, “как” оставалось без ответа. Терялась связь, существовавшая прежде. Нервный, резкий, Сергей накалял обстановку. С ним становилось трудно, а он не хотел этого понимать. Так точно, как не хотел понимать, что те общие задачи, которые были хороши на прежнем этапе подготовки, теперь, когда я попал в сборную страны, требовали детализации, конкретизации. Нужно было ставить точки над “i”.

Вечером пришел к Сергею домой. Я часто бывал у него дома. Здесь всегда меня встречали приветливо, внимательно выслушивали. Сколько советов получал здесь, как нередко уходил отсюда, оставив огорчения, смятение, неуверенность. Но последнее время искренние разговоры выходили все реже. Как ни странно, но всерьез о парусе, о своих заботах я мог говорить чаще

именно тогда, когда Сергея не было дома. Его жена Инна, тоже яхтсменка, чемпионка Украины среди женщин, все чаще становилась моим советчиком. Ее живо интересовали мои дела, она всегда готова была отложить заботы по дому, отказаться от прогулки с дочерью, если нужен был ее совет, ее помощь. Когда-то с Инной мы вместе тренировались. Она к тому времени была уже опытной яхтсмеикой, я только начинал свой путь в парусном спорте. Мы брали два “Олимпика” и уходили по Днепру. Скорее я мог устать, чем Инна. Скорее я мог опрокинуться под сильным ветром, чем она. И уже в те годы Инна нередко заглаживала вспыльчивость мужа, своим вниманием старалась восполнить его невнимательность. Инна Арсентьевна давно уже не яхтсменка — для женщин парусный спорт “закрыли”, но до сих пор все свободное время отдает она парусу и своему старенькому “Фолькботу”. И дочь свою воспитала такой же, как сама, — влюбленной в ветер, скорость, паруса. И по-прежнему к ней прихожу я за советом, с ней первой делюсь своими заботами, приезжая в Киев.

Но я отвлекся.

Я пришел в дом, бывший для меня почти родным, чтобы сказать его хозяину, очевидно, не очень приятные вещи.

Встретили, как всегда, приветливо. Но разговор никак не налаживался. Я уже не первый раз подходил к Сергею с намерением выяснить взаимоотношения, а он все время уходил от этого. И теперь предложил чаю, усадил за стол. Началась обычная вечерняя беседа обо всем и ни о чем. Сергей мастер был говорить. И даже теперь, когда я пришел для того, чтобы или порвать с ним, или разработать какие-то нормы взаимоотношения с тренером, даже теперь я не мог не включиться в затеянный Сергеем разговор.

Назавтра на водной станции подошел к Сергею и просто сказал, что ухожу, от него. Ухожу в “Водник”.

Тогда и остался без своей яхты, без парусов, без ничего. Достался мне полуживой “Финн”, а Сергей на свой страх и риск (казенное имущество!) отдал мне парус, который я так старательно перешивал. И именно тогда получил я свой 636-й “Финн”, с которым не расставался долгие десять лет.

А с Машовцом мы еще раз пытались сойтись, вместе ездили на соревнования у себя в стране и за границей. Но снова из этого ничего не вышло. Хотя не раз чувствовал, что мне не хватает его умения увидеть главное, оценить со стороны какой-то маневр, подсказать нужный тактический ход, пригодный в борьбе с конкретным соперником.

.Я уже много лет живу в парусе. Встречался с десятками тренеров. Но и сегодня, как в те далекие теперь уже пятидесятые годы, убежден: более одаренный человек, чем Машовец, мне не попадался. Он был рожден для паруса — с невероятной интуицией, с тем чутьем, которое обычно дается долгими годами нелегкой работы. Его всем этим одарила природа. Но не дала ему привычки к систематической работе. И постепенно он отстал. Перестал учиться, перестал бывать на соревнованиях. И отстал.

И все-таки, несмотря на все это, говорю сегодня большое спасибо своему первому тренеру за то, что он научил меня мечтать. С любопытством листаю свои дневники, а я веду их с первого года занятия парусным спортом. В дневниках день за днем все тренировки, все регаты. Все планы и размышления.

“Идеи”. Под таким названием шли мысли об улучшении яхты, парусов.

И задания. Например: “Стать самостоятельным”. Это было записано 19 ноября 1957 года. И приписка: “Сегодня уедет Сергей, а плана нет. Заботься сам-Пора”. Эта запись была сделана за два года до того, как мы расстались с Машовцом.

Приблизительно тогда же: “Валька, не хандри. Делай зарядку, читай книги”.

Зарядку я делаю до сих нор. А на книги — ох как не хватает времени на то, чтобы читать книги. Разумеется, не те, что касаются паруса. На них время есть всегда. Даже английский выучил, чтобы следить за всеми мировыми новинками.

И еще в том же дневнике за 1957 год: “В парусном спорте нельзя сказать, что является самым главным: то ля сила физическая, рост,