Золото и мишура - Фред Стюарт

— Вы ограбили банк! — неверяще прошептала она.

Арчер кивнул.

— Банк украл мою ферму. После смерти матери они лишили меня права выкупа закладной из-за того, что был просрочен платеж. Ну и вот я решил, что, стало быть, у меня тоже есть право кое-что украсть у банка. В некотором смысле я даже рад, что вы раскололи меня. Мне тут так одиноко, не знаю, долго ли я смогу выдержать такую жизнь.

— Мистер Кларк…

— Это не мое имя. Настоящее мое имя — Арчер Коллингвуд. Ну и конечно же, никакой я не торговец Библией.

— Арчер… — произнесла она его имя, как бы пробуя его на вкус. — А мне нравится ваше имя. Звучит ужасно романтично.

Он чуть улыбнулся в ответ.

— Я как-то никогда об этом не задумывался. Но, должно быть, «Арчер» звучит лучше какого-нибудь «Зеке». Впрочем, как бы там ни было, я понимаю, что рассказанное отнюдь не выставляет меня в наилучшем свете, и я буду признателен, если вы никому ничего не расскажете.

— Поверьте, о вашем секрете никто не узнает. Кроме того, я уверена, что вы невиновны. Дело ведь не только в том, что вы выглядите невиновным — хотя это звучит глупо, я понимаю, — но я душой чувствую, что без достаточной на то причины вы никому не причините зла.

Она замолчала, глядя в упор на Арчера. Тот так же смотрел на нее, чувствуя, как внизу у него возрастает напряжение.

— Стало быть, вы соломенная вдова? — спросил наконец он.

— Именно.

— А какой он был, ваш муж?

— Его звали Антон, ему было двадцать два. Был он высокий, часто сутулился… Примерно, как мой кузен Дэвид.

— А у вас, должно быть, много поклонников сейчас?

— Нет.

— Вы такая симпатичная, что не думаю, будто вам придется… что вам нужно будет прилагать особые усилия…

Ему трудно было говорить, до такой степени он был возбужден и хотел ее. Арчер медленно встал. Маленькую каюту захлестнули флюиды обоюдного желания, исходившие от молодых людей.

— Я, кстати, хотел извиниться за то, что сказал про евреев, — мягким голосом произнес Арчер. — Дело в том, что я практически совсем ничего не знаю ни про них, ни про вашу религию.

— Я это поняла. Наша религия в действительности очень простая, и именно потому кажется мне такой замечательной. Большинство из нас не верят в загробную жизнь. Если мы сделались плохими в этой жизни, все равно потом не будет никакого ада, чтобы наказать нас. И следовательно, поскольку нам суждено прожить лишь однажды, то мы должны — словом, должны не теряться и брать то, что само идет нам в руки… как, любовь.

Руки Арчера упирались в койку, оказавшись, таким образом, над головой Эммы. Он медленно приблизил к ней свое лицо.

— Да, — прошептал Арчер, — жизнь такая неопределенная штука, что мы должны ловить… любовь. И мне кажется, что я люблю вас, Эмма.

Он склонился, и губы их встретились. Эмма закрыла глаза, чувствуя, как некий» мощный поток захватил ее и понес — как во сне. Опустив руки, Арчер осторожно снял с головы Эммы шаль и положил эту шаль на койку, затем уселся на койку рядом с Эммой, обнял ее и принялся целовать. Все прочее случилось быстро и как бы само собой. Эмма не оказала ему ни малейшего сопротивления, упиваясь его любовным жаром, его молодым, сильным телом. Арчер целовал ее вновь и вновь, поцелуи эти становились все более страстными. Руки его сжимали ее полную грудь. Впервые в жизни Эмма наслаждалась сексуальной близостью. Ни в каком самом экстравагантном сне, ни в каких самых смелых своих мыслях она не мечтала о подобном. Была секунда, когда Эмма хотела остановить его, однако не смогла: они зашли слишком далеко. Теперь уже и она хотела, хотела его до безумия. Время флирта и скромности миновало, она жаждала наслаждения.

Сбросив с себя широкое платье, она некоторое время провозилась, освобождаясь от нижнего белья, что само по себе было нелегко. И напротив, Арчер быстро снял с себя ночную рубашку. Оказавшись обнаженными в свете неяркой лампы, они с присущей молодости жадностью впились взглядами друг в друга.

— О Боже!.. — прошептала она, протягивая к нему руки. — Иди ко мне, любовь моя.

Он оказался на ней, он целовал ее, тогда как Эмма обнимала его ногами, испытывая при этом самую что ни на есть чистую радость, самое чувственное наслаждение, какие только доводилось ей испытывать в ее недолгой жизни.

— Спасибо тебе, — прошептала она Арчеру, когда все уже закончилось, и нежно поцеловала его. — Ты преподнес мне такой восхитительный подарок — радость. Даже если мне суждено будет прожить еще сотню лет, я никогда не забуду эту ночь. Не понимаю, как можно считать порочным столь прекрасное, как то, что мы только что изведали с тобой! И все-таки — это порочное дело, я полагаю, а сама я — порочная женщина.

Оставив одну свою руку на ее груди, Арчер другой подпер голову.

— Если это так, тогда я должен сказать, что мне нравятся порочные женщины.

— Арчер?..

— Да?

— У тебя это впервые?

— Да. Я, наверное, был не очень-то опытен, да?

— Ты был восхитителен. Ты был, как Ромео, — самым восхитительным любовником. «Любовник»… Какое замечательное слово! Но знаешь, дорогой, — и это тоже потрясающее слово! — ты не должен чувствовать себя чем-то обязанным мне. Я понимаю, ты сказал, что любишь меня, но тебе не нужно было так говорить.

— Но я и вправду люблю тебя!

Эмма вспыхнула от этих слов. Именно это она и желала услышать.

— Правда? — прошептала она.

Он приблизил лицо и поцеловал ее.

— Никогда я не был более счастливым, чем в эту минуту. Такой и должна быть любовь, я так думаю.

— О, мой дорогой, дорогой Арчер. — Она уселась на койке и стиснула его от избытка чувств. — Тебе придется весьма существенно пересмотреть свои планы.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты поедешь в Калифорнию вместе с нами на «Императрице Китая». Это проще и, главное, куда безопаснее, чем ехать в какой-нибудь повозке, где, как мне рассказывали, холера косит людей буквально как мух. О, ты непременно должен ехать вместе с нами!

— Ну, не думаю, что плыть через Магелланов пролив — это удовольствие.

Эмма положила голову ему на грудь, наслаждаясь запахом его тела.

— Я даже помыслить не могу о том, чтобы расстаться с тобой.

Он ласково взъерошил ее волосы.

— Ты права. Я также не могу представить себе, что буду где-то вдали от тебя.

— Значит, решено! — Эмма вложила свою руку в его. — Мы — подобно Адаму и Еве, так ведь? Эмма и Арчер в своем скромном Эдемском саду.

Он поцеловал ее в мочку уха, затем прошептал:

— А знаешь что?

— Что?

— Я снова хочу.

— Арчер! Мне кажется, что ты почти так же порочен, как и я.

— Это, возможно, войдет у меня в привычку — быть порочным!

Глава пятая

— Стало быть, ты хочешь поменять свой билет на билет до Нового Орлеана? — осведомился Ганс Фридрих Рихтер на следующее утро; он сидел в своем кабинете на главной палубе и внимательно разглядывал Арчера.

— Какие-то возражения?

— Решительно никаких. Но, разумеется, это обойдется в некоторую сумму.

— Сколько?

Эконом открыл выдвижной ящик рабочего стола и вытащил оттуда полицейское объявление.

— Давай прикинем, — сказал он. — Ты украл из банка семьсот долларов, а твой билет первого класса из Цинциннати в Каир обошелся тебе в сорок долларов, следовательно, у тебя осталось… Ну, скажем, шесть сотен у тебя должно остаться, это наверняка. Значит, билет до Нового Орлеана обойдется тебе в шестьсот долларов.

— Ты вонючий вор!

— Ну-ну, спокойнее! Это вы вор, мистер Коллингвуд… прошу прощения, Кларк. Именно так сказано в полицейском объявлении. Я ведь должен еще учитывать, что не смогу получить награду в тысячу долларов за твою поимку. Так что, полагаю, будет более справедливо, если ты заплатишь мне шесть сотен золотом, в противном случае, — он показал на объявление, — как только мы остановимся завтра утром в Каире, я уверен, тамошняя полиция заинтересуется тобой.

— Но мы ведь договорились!

— Именно, но всякий договор может быть расторгнут. Кроме того, хочу добавить, что я не вполне уверен, что найдется много людей, которые поверят слову банковского грабителя, вроде тебя, если этому слову будет противостоять слово достопочтенного человека вроде меня. Но есть, разумеется, и еще одна альтернатива.

— А именно?

— Один из членов команды сказал, что видел, как сегодня утром фрейлейн де Мейер покидала твою каюту. Не могу выразить, насколько я был потрясен, услышав, что на этом судне совершилось прелюбодеяние. Но я воздержусь от морализирования по этому поводу.

Арчер стоял перед столом, за которым восседал Рихтер, уперевшись пальцами в столешницу.

— Если ты скажешь еще хоть одно слово о мисс де Мейер, — вкрадчивым голосом сказал он, — я убью тебя, грязный ублюдок!