Убийственно хорош (СИ) - Саша Стрельна

найти чудом спасшиеся во всей этой истории очки, геройски не покинувшие свой пост во время падения, но нетерпеливо сброшенные мною после… А потом еще некоторое время посвятили тому, чтобы отряхнуть друг друга от приставшей травы и хвоинок, на толстой подушке из которых мы и познали друг друга. Познали?

— Я тебя совсем не знаю. Кто ты? Откуда пришел ко мне? Что делал до того? — вдруг вырвалось у меня, и, отчего-то сразу оробев, я прижалась к его большому сильному телу, с удивлением ощущая, как застывают, просто-таки каменеют под моими пальцами мышцы на его плечах.

Но заговорил он совершенно спокойным тоном, который странно не вязался с его даже физически проявившимся напряжением.

— Я тоже мало что знаю о тебе. И сегодняшний праздник лишь умножил количество вопросов, которые я хотел бы задать.

— Давай не сегодня?

— Конечно.

Мне показалось, или он действительно испытал облегчение, уйдя таким образом от темы? Впрочем, совесть не позволила мне обвинять его за это, потому что доволен отсрочкой остался не только он один.

Наше возвращение и, по всей видимости, уход, остались незамеченными толпой моих приятелей, но, как оказалось, не все были столь невнимательны. Едва мы вступили на освещенную кострами поляну перед домом, как с террасы меня окликнул хорошо знакомый голос сестры. Иван, провожаемый ее внимательным взглядом, успел ускользнуть в дом, чтобы сменить порванную мной майку, выдававшую нас с головой, и отнести флакончик духов — я попросила его оставить их в моей комнате, а мне, бедненькой, пришлось остаться на съедение.

— У тебя хвоя в волосах, — холодновато отметила Ирина, и я автоматически схватилась за свою шевелюру, ища не замеченную в темноте соринку.

— Спасибо.

— Ты знаешь, что этот твой, с позволения сказать, воспитатель избил Колю?

— Избил? — я перевела изумленный взгляд на распластанное в плетеном кресле тело — под глазом Николая разливался разноцветьем праздничного салюта здоровенный бланш.

— Какой ужас! — совершенно фальшивым голосом патетически воскликнула я, испытывая при этом полнейший восторг, — парень и с самого начала вызывал у меня сильнейшую антипатию, а уж после того, что рассказал мне Иван… Бедная Лидуша!

Почему-то в памяти всплыл малоприятный эпизод, который произошел со мной уже довольно давно, еще до рождения Василька, даже до того, как я встретилась с его отцом, до того, как пришлось развестись с Петюней… Я тогда довольно часто бывала в правительстве, готовя информационные материалы оттуда… И вот однажды один более чем высокопоставленный человек после интервью попросил меня остаться для приватной беседы. Группа пошла грузиться в машину, а я… Я была банально изнасилована на огромном письменном столе, где с одной стороны от меня в ряд стояли желтенькие «вертушки» с гербами, а по другую одиноко замер бюстик Дзержинского…

Собственно, изнасилованием-то это было назвать трудно. Я как-то сразу поняла, что настроен он серьезно, отбиться у меня не хватит сил, а главное, перед глазами, пока он задирал на мне юбку, мгновенно пронеслись картины одна другой отвратительней — вот я начала орать, вот кто-то ворвался в кабинет. Скандал, разбирательство и грязь, грязь, грязь… Короче, я позволила ему совершить со мной эту погань, а после, уже приехав домой, долго мылась, пила водку, плакала на плече у Петюни, который лишь вздыхал и гладил меня по голове…

Так вот, почему-то теперь мне подумалось, что если бы плечо, на котором я ревела тогда, принадлежало Ивану, то лицо высокопоставленного негодяя выглядело бы не менее красочно, чем мордашка Николая сегодня. И его не спасли бы ни занимаемый пост, ни охрана за дверью. Почему я так думала? Да бог знает. Но была убеждена, что не ошибаюсь. Впрочем, и сама я, чувствуя эту незримую поддержку, быть может, повела себя совсем иначе…

Результат моих размышлений был достаточно неожиданным — я внезапно осознала, что своим «Какой ужас!» предаю Ивана, и решительно поправилась:

— То есть я хотела сказать: «Какая прелесть!»

Глава 10

Сказав это, я почувствовала, что теперь все как раз прозвучало совершенно искренне и убежденно. Настолько, что все, кто был на террасе, обернулись на меня — Михаил возмущенно, Лида с растерянностью, а Колюня — испуганно.

«Чует кошка, чье мясо съела!» — мстительно подумала я, и вновь взглянула на Ирину.

— Если ты хочешь знать причины его поступка, я могу тебя посвятить в них… — Тут я перевела взгляд на Николая. — Или не стоит?

— Не будем выносить сор из избы, — торопливо откликнулся тот, и отвел глаза под моим презрительным взглядом.

Но и этого мне показалось мало — ну не хотела я сейчас быть деликатной и не вмешиваться в чужие дела.

— Лидочка! Ты когда-нибудь каталась летней ночью на классном мотоцикле по пустынному шоссе, которое ведет неизвестно куда?

Девочка, взглянув на меня громадными, влажными как у газели глазами, лишь едва заметно отрицательно качнула головой.

— Ну так пойдем! Самое время попробовать!

Я подала ей руку, и когда она вложила в мою нетерпеливую ладонь свои пальцы, потянула с террасы вниз.

— Мария, надеюсь, ты будешь благоразумна и не станешь гнать? — белеющие в сумраке лица Ирины и Михаила склонились к нам сверху, и я отметила, что Колюня не появился и даже ничего не возразил.

— Я? — рассмеявшись, я покрепче ухватила девушку за руку. — За право покатать такую красавицу будут жестоко сражаться многие!

Они что-то забормотали, но я и не подумала слушать, а потащила Лиду дальше.

— Я не хочу, чтобы за меня сражались, тетя Маша, — робко проговорила она мне в спину, когда родители и муж уже не могли нас слышать.

— Ну и не надо. Я и так знаю, кто тебя покатает. Просто потому, что этот молодой лоботряс сегодня, что называется, на посылках, а значит, ничего не пил — у него с этим строго.

Мы остановились у костра, вокруг которого в кружок сидели, закутавшись в пледы, одеяла и теплые куртки старшие дети — малыши уже давно мирно посапывали в импровизированных кроватях. Куклюша была мастерица рассказывать длинные таинственные сказки, изобиловавшие злыми колдунами и добрыми феями, страшными чудищами и храбрыми богатырями. Вот и сейчас до нас донеслось:

— Чем