Великолепная Софи - Джоржетт Хейер

Он сообщил ей, что у него есть кое-какие дела неподалеку от собора Святого Павла, добавив, что не задержит ее больше чем на пять минут. Если это был намек на то, сколько времени она провела в банке, то он не достиг цели, поскольку Софи учтиво ответила, что совсем не прочь подождать. Ее выпад оказался куда более успешным: мистер Ривенхолл начал склоняться к мысли, что в лице мисс Стэнтон-Лейси встретил достойного противника.

Когда он наконец остановил лошадей на улице неподалеку от собора Святого Павла, Софи протянула руку и сказала:

– Я подержу вожжи.

Он не стал возражать, хоть и не верил в то, что она способна справиться с его горячими лошадками, но грум уже держал их под уздцы, поэтому никаких неприятностей не предвиделось.

Софи посмотрела, как он вошел в высокое здание, и стянула с руки одну из своих бледно-лиловых лайковых перчаток. Дул довольно сильный восточный ветер – достаточно сильный для того, чтобы подхватить подброшенную вверх дамскую печатку и зашвырнуть ее в канаву на другой стороне улицы.

– Ой, моя перчатка! – воскликнула Софи. – Пожалуйста, поймайте ее, пока ветер не унес! О лошадях не беспокойтесь, я сумею с ними справиться!

Грум оказался в затруднительном положении. С одной стороны, хозяин прямо приказал ему не оставлять лошадей без присмотра, а с другой – кто-то должен спасти перчатку мисс Стэнтон-Лейси, а на улице было безлюдно. Судя по долетавшим до него обрывкам разговора, молодая леди знает, как управлять упряжкой, и этого будет достаточно, чтобы самостоятельно удержать лошадей хотя бы минуту. Тем более что они стояли совершенно спокойно. Грум прикоснулся к шляпе и бросился на другую сторону улицы.

– Передайте своему хозяину, что здесь слишком прохладно, чтобы заставлять лошадей стоять без движения! – крикнула ему вслед Софи. – Я прокачусь по соседним улицам и вернусь забрать его, когда он будет готов!

Грум, уже наклонившийся за перчаткой, развернулся так стремительно, что едва не упал. Он прекрасно видел, как управляющая экипажем мисс Стэнтон-Лейси быстро удаляется по дороге. Он предпринял отчаянную, но запоздалую попытку догнать ее, но коляска свернула за угол как раз в тот момент, когда ветер сорвал с его головы шляпу и покатил ее вниз по мостовой.

Минуло почти полчаса, когда двуколка вновь появилась на горизонте. Мистер Ривенхолл, ожидавший ее появления со скрещенными на груди руками, получил прекрасную возможность лично убедиться, как безошибочно его кузина прошла поворот и как ловко она управляется с хлыстом и вожжами. Но, похоже, это зрелище не доставило ему ни малейшего удовольствия, поскольку он наблюдал за приближающимся экипажем нахмурившись и так сжав губы, что они превратились в тонкую линию. Грума нигде не было видно.

Мисс Стэнтон-Лейси, остановившись точно напротив него, жизнерадостно воскликнула:

– Прошу прощения, что заставила вас ждать! Дело в том, что я совсем не знаю Лондона и немножко заблудилась, поэтому мне пришлось трижды спрашивать дорогу. Но где же ваш грум?

– Я отправил его домой! – ответил мистер Ривенхолл.

Она взглянула на него сверху вниз, и в ее выразительных глазах заплясали лукавые искорки.

– Это очень благоразумно с вашей стороны! – одобрительно сказала она. – Мне нравится, когда всё предусматривают. Вы бы не смогли поссориться со мной по-настоящему, если бы этот человек стоял позади нас и слышал бы каждое слово.

– Как вы посмели взять моих лошадей? – громовым голосом спросил мистер Ривенхолл. Он сел на свое место и коротко бросил: – Немедленно дайте мне вожжи!

Она беспрекословно повиновалась, отдав ему и хлыст, и произнесла обезоруживающим тоном:

– Да, это было не очень вежливо с моей стороны, но, согласитесь, вы не должны были разговаривать со мной словно с глупой девчонкой, неспособной справиться с вьючным осликом.

Мистер Ривенхолл в ответ лишь плотнее сжал губы, и это свидетельствовало о том, что вряд ли он способен с чем-либо согласиться.

– Признайте, по крайней мере, что я могу управлять вашей упряжкой! – сказала Софи.

– Радуйтесь тому, что я поумерил их прыть! – гневно бросил он в ответ.

– Как это мелочно с вашей стороны! – поддела его Софи.

Упрек и впрямь выглядел мелочным, и он это понимал, но все еще не мог успокоиться и выпалил:

– Вы ездили по Сити одна, и на запятках даже грума не было! Весьма достойное поведение, клянусь честью! Очень жаль, кузина, что правила приличия на вас не распространяются! Или в Португалии так принято?

– О нет! – ответила она. – В Лиссабоне, где меня знают, я, разумеется, не могу позволить себе подобные вольности. Ужасно, правда? Уверяю вас, все эти чопорные горожане таращились на меня во все глаза! Но пусть вас это не смущает: в Лондоне меня никто не знает!

– Я нисколько не сомневаюсь, – с сарказмом заметил он, – что сэр Гораций был бы в восторге от такого поведения!

– Нет, – сказала Софи, – скорее, сэр Гораций ожидал бы, что вы предложите мне хоть недолго править своей коляской, чтобы иметь возможность самому рассудить, в состоянии ли я справиться с парой ваших горячих лошадок, – любезно пояснила девушка.

– Я не позволяю никому – никому – управлять моими лошадьми!

– В целом, – согласилась Софи, – полагаю, вы правы. Просто удивительно, как быстро неуклюжая пара рук способна порвать мягкие лошадиные губы!

Мистер Ривенхолл заскрежетал зубами.

Софи вдруг рассмеялась.

– Прошу вас, не стоит сердиться, кузен! К тому же для этого нет никаких оснований! – попросила она. – Вы же сами видите, что лошади совершенно не пострадали! Так вы поможете мне выбрать пару для себя?

– Я не желаю иметь ничего общего с этим безумным прожектом! – резко бросил он.

Софи даже бровью не повела.

– Очень хорошо, – сказала она. – Быть может, в таком случае вам не составит труда подыскать мне подходящего мужа? Я хочу выйти замуж, и, насколько мне известно, у вас имеется определенный талант в этой области.

– Неужели вы начисто лишены возвышенных мыслей и чувств? – едва сдерживая гнев, спросил мистер Ривенхолл.

– О да! Вы бы удивились, если бы узнали, насколько мне несвойственна возвышенность!

– Не сомневаюсь!

– Ведь с вами, мой дорогой кузен, – продолжала Софи, – мне ни к чему проявлять сдержанность. Умоляю, найдите мне подходящего супруга! У меня масса недостатков, поэтому в муже меня устроит минимальный набор добродетелей.

– Ничто, – заявил мистер Ривенхолл, сворачивая на Хеймаркет и демонстрируя кузине, как нужно вписываться в поворот с точностью до дюйма, – не доставит мне большего удовлетворения, чем выдать вас замуж за человека, который сумеет обуздать ваши безумные наклонности!

– Прекрасно сработано! – одобрительно отозвалась Софи. – Но что было бы, окажись на дороге бродячая собака или какой-нибудь бедолага, вздумавший перейти улицу в этот самый момент?

Чувство юмора выдало мистера Ривенхолла. С трудом сдерживая улыбку, он заметил:

– Просто диву даюсь, кузина, как вас до сих пор никто не придушил!

И тут он обнаружил, что кузина его не слушает. Она отвернулась, глядя куда-то в сторону, и прежде чем он сумел рассмотреть, что же так привлекло ее внимание, она быстро сказала:

– Остановитесь, прошу вас! Я только что увидела старого знакомого!

Он выполнил ее просьбу и только потом увидел – правда, слишком поздно, – кто идет навстречу по улице. Ошибиться, глядя на безупречную фигуру и золотистые кудри, выбивающиеся из-под изогнутых полей касторовой шляпы, было невозможно. Мистер Огастес Фэнхоуп, заметив, что какая-то леди в коляске машет ему рукой, остановился, сорвал с головы шляпу и, держа ее в руке, с интересом воззрился на Софи.

Он и впрямь был очень красивым молодым человеком. Вьющиеся от природы волосы пышной волной обрамляли мраморно-белое чело. Ярко-синие глаза, в которых застыло мечтательное выражение, столь гармонично смотрелись под высокими изогнутыми бровями, что вызвали бы восхищение даже у самого предвзятого критика; его губы были очерчены столь изящно, что при виде их любой скульптор непременно схватился бы за резец. Он был среднего роста, прекрасного телосложения, и для того чтобы сохранить изумительную фигуру, ему не требовалась диета из картофеля, вымоченного в уксусе. Да ему бы это и в голову не пришло, поскольку особое очарование мистеру Фэнхоупу придавало то, что он вообще не обращал внимания на собственную внешность. Наверняка он не мог не сознавать, что вызывает у окружающих восхищение, но был целиком и полностью поглощен стремлением стать большим поэтом и почти не слушал того, что говорят ему, и полностью игнорировал то, что говорят о нем; поэтому даже самые злостные его недоброжелатели (такие как мистер Ривенхолл и сэр Чарльз Стюарт) вынуждены были признать, что восхищение окружающих еще не проникло сквозь мантию задумчивой рассеянности, в которую он облачился.