Переполох в Бате - Джоржетт Хейер

Джоржетт Хейер

Переполох в Бате

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава I

В библиотеке Милверли-парк сидели две леди. Темная шляпка и обилие траурных креповых лент в одежде той, что была моложе, указывали, что это вдова. Она сидела у стола, на котором покоилась молитвенная книга, вторая леди — красавица с золотисто-каштановыми волосами, на вид ей можно было дать лет двадцать пять — сидела в одной из глубоких оконных ниш. Окна с этой стороны выходили в парк. Вдова некоторое время читала вслух заупокойную своим приятным, благоговейным голосом, но потом закрыла молитвенник. Наступила продолжительная тишина, которая прерывалась лишь отрывистыми фразами, произносимыми то одной, то другой леди, да тиканьем часов, что стояли на каминной полке.

Библиотека, о которой отзывались похвально все путеводители по Глостерширу, благодаря ее необычным, резным книжным стеллажам, была действительно красивой комнатой. Она располагалась на цокольном этаже особняка и была обставлена хоть и несколько мрачно, но несомненно с большим вкусом. До самого последнего времени ею пользовался покойный граф Спенборо. Об этом говорил легкий аромат сигар, который до сих пор ощущался в воздухе, а также письменный стол из красного дерева, заваленный бумагами, на котором то и дело останавливался взгляд голубых глаз вдовы. Словно она надеялась каким-то чудом вновь увидеть мужа на его рабочем месте. Имя графа было окружено атмосферой тихой скорби, не доводимой до истерики, а на красивом лице вдовы застыло какое-то смущенно-недоуменное выражение, словно она до сих пор отказывалась осознать свою потерю.

Роковая развязка наступила внезапно и совершенно неожиданно для всех, включая и самого покойного. Никому и в голову не могло прийти, что граф, который был цветущим и крепким мужчиной, на своем пятидесятом году вдруг окажется на смертном одре из-за такой пустяковой причины, как простуда, подхваченная им на рыбалке в Вае, где он промышлял лосося. Хозяин и хозяйка дома, в котором гостил граф, всячески уговаривали его не дразнить судьбу и подлечиться, но все было бесполезно, и на следующий день он вновь пошел на рыбалку. Занятие это доставляло ему большую радость, и граф вовсе не хотел от него отказываться из-за какого-то пустякового недомогания. Вернувшись в Милверли, лорд Спенборо в ответ на заботливые расспросы родных раздраженно ответил, что прекрасно себя чувствует. Однако несмотря на его уверения, что он здоров, внешне он так изменился в худшую сторону, что дочь, решительно проигнорировав все его запреты, немедленно послала за врачом. Графу был поставлен безжалостно страшный диагноз: двустороннее воспаление легких, и в течение недели он угас. Его молодой жене и дочери от первого брака осталось только скорбеть по нему, а кузену Хартли, который был на пятнадцать лет моложе, — наследовать его титулы и звания. Кроме взрослой дочери, других детей у покойного не было. Этим обстоятельством три года назад и объясняли его шокирующее всех решение жениться на девушке, которая была хороша собой, но слишком молода: ей не было и двадцати к моменту бракосочетания. Только самые снисходительные и терпимые из его друзей могли считать этот брак допустимым. Несмотря на отличную физическую форму и красивое лицо, факт оставался фактом: жених был старше отца своей невесты. Дату рождения графа Спенборо можно было проверить по любой книге пэров, да к тому же дочь его вот уже в течение четырех лет была самостоятельной хозяйкой в графском доме. Когда стало очевидным, что этот неравный брак остается бесплодным и что наследовать титул графа и графство по прямой линии некому, недоброжелатели, — а их у эксцентричного графа было полно, — заговорили о том, что это Бог наказал Спенборо, добавляя несколько туманно, но с убежденностью, что это также послужит хорошим уроком и дочери графа — Серене. Девушка своим независимым характером вся пошла в отца: уволила свою гувернантку-компаньонку, когда ей исполнился двадцать один год; отказалась от двух лестных брачных предложений; наконец, в самый последний момент разорвала свою помолвку с самым блестящим женихом, о котором только можно было мечтать. По словам леди Терезы, сестры покойного графа, такая девушка вполне заслуживала того, чтобы в конце концов ее отец привел молоденькую жену, чтобы выжить дочь из дома. Впрочем, ничего хорошего из этого брака не вышло, как она и предсказывала с самого начала.

Похоже, сейчас в голове вдовы роились невеселые мысли. Она проговорила печальным, скорбным голосом:

— Ах, если бы я до конца осознавала свой долг! Я ведь чувствовала, что исполняю его не полностью. А теперь эта мысль просто угнетает меня.

Ее падчерица, которая сидела до этого, подперев подбородок рукой и глядя в окно на деревья парка, чуть тронутые золотой кистью осени, повернула голову и сказала ободряюще:

— Полно! Все это чепуха.

— Твоя тетушка Тереза…

— Давай будем благодарить Бога за то, что неприязнь ко мне со стороны тетушки Терезы настолько велика, что удержала ее от визита к нам в такой день! — прервала ее Серена.

— О, не говори так! Если бы не ее недомогание…

— Она здоровее нас с тобой. А что до отговорок, то эту неблагодарную работу она взвалила на дядюшку Иглшэма. Мне жалко его.

— Тогда она, возможно, не приехала из-за того, что недолюбливает меня, — несчастным голосом предположила вдова.

— Ничего подобного! Слушай, Фанни, не говори ерунды. Как будто тебя можно за что-нибудь не любить. Что касается меня, то я очень признательна тетушке за то, что она осталась в своем Суссексе. Наши с ней встречи постоянно превращаются в ссоры. Это самая жестокая женщина, которую я когда-либо видела в жизни. Впрочем, и мне надо отдать должное… Тетушка Тереза порядочно натерпелась от меня во время первого светского сезона, который я прожила под крышей ее дома. Бедная женщина! Она обеспечила мне двух очень достойных кавалеров и почти затащила их к алтарю, а мне не понравились оба! Моя репутация восстановилась было, когда я, совершив глупость, решилась на помолвку с Иво Ротерхэмом, и была утеряна окончательно, когда я положила конец этому самому отвратительному начинанию в своей жизни.

— С твоей стороны это было очень нехорошо! За месяц до свадьбы, разве можно?!

— Можно! В те дни мы с тетушкой пикировались больше обычного, и своим отказом я нанесла ей хороший удар. Я пошла на этот шаг с удовольствием. К тому же ты согласишься со мной, что дать отпор этому гадкому маркизу — проявление большой оригинальности.

— Никогда не рискнула бы согласиться с этим. Хотя признаю, что его манеры настолько… настолько не внушают доверия и… и к людям он относится так, словно презирает весь род человеческий. Меня это всегда очень смущало, и я так и не сумела перебороть возникшую неприязнь, хотя и понимала, что это глупость.