Золотарь, или Просите, и дано будет... - Генри Олди

Зверь не возражал.

— Классный. Пап, а почему ты не заведешь собаку?

Вопрос застал меня врасплох.

— Понимаешь, Антошка… Когда мы с твоей мамой расписались, у нас была собака. Двор-терьер. Его задавила машина. Я закопал тело у забора, теперь там стоит гараж Ливановых. Мама больше не хотела животных в доме. Я не настаивал.

Антон смотрел на меня, улыбаясь.

— Это было, пап. Было и прошло. А я говорю про сейчас.

Мы шли по Молодежному парку к спорткомплексу ХПИ. Антошке для восстановления прописали лечебную физкультуру, три раза в неделю. Плюс массаж и парафиновые аппликации. Гипс сняли в марте. Рентгенограмма показала признаки сращения. Бывшая молилась. Доктора утверждали, что до свадьбы заживет.

«Хорошо, что не пианист, — сказал мне хирург, гигант с глазами рублевского ангела, когда мы остались наедине в его кабинете. — Привезли тут одного… Мальчишка, вроде вашего. Подрался с каким-то кретином. Честь дамы защищал. Доктор, говорит, мне в июле на конкурс. Рахманинова играть. Что скажете? А что я ему скажу? Обнадежил… Спирту хотите?»

Я отказался.

— Завел бы пса, — гнул свое Антон. — Овчарку. Или черного терьера, они крутые. Гулял бы с ним по вечерам. Здесь, в парке. А утром я бы к тебе забегал, выгуливал. Я же знаю, тебя утром на улицу не вытащишь. А так… И для здоровья полезно. Вон ты какой бледный…

Мимо нас на роликах пронеслись две девчонки. Одеты они были не по сезону легко. Моя бабушка сказала бы: голяком. Антошка проводил их таким взглядом, что я чуть не расхохотался. Гормоны, однако. Шебуршат. Ты и сам, брат Золотарь, не отказался бы. Даже и на роликах. С Ксюшей разругались, с осени не видитесь. Новой ты не обзавелся.

О чем думаешь?

Это дело тоже очень полезно. В новостях объявили. Повышает уровень кортизола, который стимулирует деятельность мозга. А эндорфин и этот — как его? — серотонин дают уверенность в себе. Любите друг друга, и будете как Эльдар с Берендилом.

Нахрапистые умники.

— В парке по вечерам опасно. Гопники водку пьют. Прохожих цепляют. А когда взрослые мужчины, да с большими собаками… Во вторник Лешку избили. Помнишь, я вас знакомил? Ну так, не сильно избили. Фингал, зуб шатается. Деньги отняли, плейер. Он хорохорится, в блоге пишет: соберу компанию, рассчитаюсь.

— В блоге все Брюсы Ли. Твоему Лешке еще повезло. Плейер, зуб — ерунда.

— Пап, ты на меня намекаешь? Что мне не повезло?

Парень не знал, что он — уникум. Что никто на него не нападал. Первый случай в СНГ. Антон Золотаренко, исполнитель и жертва в одном лице. Вброс черного шума и «убей себя об стену». Ну и как ему это объяснить, чтобы он не счел себя суицидником? Мы с бывшей договорились не травмировать психику сына. Ложь во спасение, и все такое.

Пусть будут хулиганы.

Капитан оказался сговорчив на удивление. Только попросил справку от психиатра. Дескать, после черепно-мозговой травмы стресс категорически противопоказан. Справку я сделал легко, при содействии Чистильщика. Он куда-то позвонил, и велел ждать. Через три часа к нам в «нижний котел» примчался курьер с бумагой.

Не пришлось по диспансерам ходить.

— Ну почему на тебя? Здесь одну девушку вообще убили.

— Девушку?

— Вьетнамку. Она в общежитие шла, до нее и докопались.

Зачем я ему это рассказываю? Углубляться в историю несчастной Ле Тхи Куен нельзя. Надо срочно менять тему.

— Сволочи. Их поймали?

— Поймали.

— Посадили?

— Не знаю. Наверное…

— Таких надо расстреливать.

— Очень уж ты кровожаден, малыш.

— Я? А они?! Ты знаешь, что мне в журнале написал один гад?

Crazycat: есть люди, которые мертвыми смотрелись бы лучше. а знаешь, я бы даже на похороны твои не пришла.

— Не знаю. И знать не хочу. Меньше бы ты лазил по инету…

Ложь далась без труда. Все это время я приглядывал за виртуальным Антошкой. И на выпад клинической идиотки Crazycat среагировал мгновенно. Обнюхал со всех сторон. Так собака вертится у заветного столбика. Нет, вони не ощущалось. И Карлсон проверил, и Умат. Даже Шиза соизволила. Не французские духи, но и не сортир. На всякий случай я пробил по нашим трубам юзер-инфо — сумасшедшей кошкой оказалась Елизавета Брандик, сокурсница моего сына.

Кто уж там кому не дал, бог весть.

Главное, без последствий.

— Это он, пап. Который обещал сломать мне руки. Я же вижу. Зашел под новым ником, косит под женщину. Тролль чертов…

— А вдруг не он?

— Он. Без вариантов.

Я с сочувствием кивнул. Пусть Антошка думает, что это ублюдок. Какая разница? А новосибирский стервец-то скис. Аккурат после моего пьяного демарша на форуме. Затаился, помалкивает. Во все свои пять ников помалкивает. Похоже, крепко я его достал.

И не жалею.

— Пришли, пап. Я в раздевалку.

— Ну, беги. Встретимся здесь, у входа.

— Ты как всегда? В пинг-понг?

— Ага. Разомну старые кости.

— Не ври, ты совсем не старый. А насчет собаки подумай.

— Ладно.

— Я помогу. Ну что ты смеешься? Я честно…

— Хорошо. Подумаю.

Соплюшки на роликах неслись обратно. Голые пупки, сиськи пляшут под топиком. Мы с сыном синхронно вздохнули и переглянулись. С пониманием. Вырос мальчик. Штаны жмут. А ты, отец, педофил. Лучше обзаведись терьером. Черным. Побегаешь с ним наперегонки, глядишь, попустит.

А стаффорд все балдел в траве. Аж завидно.

Пинг-понг.

— Плечи! Плечи разворачивай! Замах!

Зеленый стол, белый мячик. Тук-тук, кто-там? Это я, правый топ-спин. Меня придумали японцы в 61-м. Коварные самураи. Вместо катаны — ракетка «пером». Гоп-стоп, Ихара, засунь им мячик под ребро. А старый козел Золотарь меня только портит. Потому что не японец. И бьет «в лоб».

Где у мячика лоб? То-то.

Тук-тук-бымц.

— Кистью! Резче!

Теннисные столы расставили на балконе. С трех сторон он нависал над бывшим гимнастическим залом. Сейчас зал арендовали все, кому не лень. Легкоатлеты, йоги, фитнес. Сегодня там пыхтели боксеры. Огородили пару рингов, и давай груши околачивать.

Шмяк-шмяк.

Кто по груше, кто по морде.

— Что ж ты лупишь, как Сидор козу? Вали к боксявкам!

— Я не луплю.

— А то я не слышу! Мяч должен шуршать…

По внешнему краю балкон огородили сетчатыми панелями. Для безопасности. Кое-где панели отсутствовали. Случалось, мячики летели вниз. Назад они не возвращались. Их растаптывали в блин. Пинали в угол. Пытались забросить обратно, и быстро обламывались. Спускаться за ними? — дурных нет.

Коробки с «запаской» имелись в ассортименте.

— Плечи! Плечи, блин! И с ноги на ногу…

Додик Френерман — для своих Тренерман — был местной достопримечательностью. Слоняра толще Карлсона, в очках с жуткими линзами, он готов был учить каждого желающего. Увы, никто не желал. Тут собирались постучать для удовольствия. Косо, криво, с дворовыми ухватками — за свои кровные.

Не на чемпионат готовимся!

Согласился один Золотарь. Он играл в школе, и даже в институте кое-как тарахтел за сборную факультета. С годами все забылось. И вот — опять. Молодеем, значит. Издевательства садиста Тренермана усугубляли радость. Ишь, туша! Стоит, не шевелится, моргает рыбьими глазищами. Только рука мелькает — туда-сюда.

Бац-бац.

Шарик, словно приклеенный, падает в одно и то же место.

— Правый топ-спин! И еще разик!

Блямц.

Вместо правого Золотарь, не пойми зачем, соорудил левый. Обижен до глубины своей целлулоидной души, мячик завертелся юлой — и улетел к боксерам. Уж лучше перчаткой по глянцевому боку, чем ракеткой не в ту степь!

— Что ты лепишь, менингит? Я ж тебе живым языком…

— Не шуми, Додик. Сейчас возьму новый.

Он шагнул к ограждению — проследить за судьбой мячика. На обоих рингах дрались. Молодые лупцевали груши, кое-кто работал на лапах. Остальные качались. Мячик сгинул. Ну и ладно. Золотарь прошел в подсобку, взял запасной. Вернувшись, он не спешил продолжить. Тренерман угрожающе сверкал линзами — нет, ученик опять вернулся к краю балкона.

Что-то мешало, как соринка в глазу.

Делая вид, что восстанавливает дыхание, Золотарь смотрел на угловой ринг. Два битюга в шлемах рубились в полный рост. Один был существенно тяжелей. Да и мастеровитей, если честно. Второй брал на характер. Бил тяжелого, как в последний раз. Огребал по полной, вставал — и снова шел в бешеную, прямолинейную атаку.

Шлем мешал разглядеть лицо. Но очень скоро Золотарь уверился — вторым был Чистильщик. Вадим Петрович с пользой проводил время. Он бил, и его били. Он — злее, его — больше.

Все честно.

— Бокс входит в пятиборье?

— Чокнулся?

Додик повертел у виска сарделькой, заменявшей ему палец.

— А что входит?

— Стрельба. Фехтование. Бег. Плавание. И конкур.