Долг чести (СИ) - Романова Злата

Викензо выругался.

— И Эйб не удосужился сам мне сообщить?

— Он в госпитале, — вздохнул Тео. — Тяжелый, но выкарабкается.

— Сколько? — спросил Дон, спрашивая о потерях.

— Пятеро. Трое ранены. Солдаты.

— Распорядись о компенсации. И узнай, кто посмел посягнуть на собственность Фамильи.

Возникла секундная пауза.

— Что? — рявкнул он. — Говори прямо!

— Все указывает на Терехова. Они забрали с собой тела, но один остался. Татуировки говорят сами за себя. Судя по всему, простой солдат. Его пробили по базе, но ничего полезного. Даже не привлекался. Антон Серов. Родился в Висконсине, в Нью-Йорке живет с прошлого года. Все. Минимум информации.

— Слишком явно, — засомневался Викензо.

Виктору Терехову было выгодно их сотрудничество. Именно он был тем, кто первым предложил перемирие. От опустошения склада Фамильи он терял больше, чем приобретал.

— Я тоже так считаю, — согласился Тео. — Для Виктора потери большие, чем для нас. Думаешь, третья сторона?

— Выясни. Свяжись с Ищейкой, пусть копает. Жду отчета к концу недели.

— Понял. Ну, так как проходит твой медовый месяц, брат? — теряя серьезность, мгновенно переключился Тео.

— Не твое гребаное дело! — разозлился Викензо. — Работай, Теодоро. Моя личная жизнь — последнее, о чем ты должен думать.

— Есть, Дон, сэр!

Послышались короткие гудки.

Дерзкий щенок! Положив трубку первым при разговоре с Доном, Тео проявил неуважение. Викензо слишком его распустил. Как и остальных членов семьи. Пора было прекращать это.

* * *

Когда он вошел в свою спальню спустя два часа, Бьянка спала на кровати. Проигнорировав ее и пройдя в гардеробную, чтобы переодеться в одежду для спорта, Викензо с удовлетворением отметил, что вещи его жены уже перенесли из прежней комнаты.

Сначала он не хотел, чтобы она жила в спальне, которую он делил с Марией. С первого дня их брака, они с Марией ночевали вместе, игнорируя смежную спальню, которую его жена хотела превратить в детскую. Но, за два года, что они прожили вместе, она так и не забеременела. Викензо это не беспокоило. Они тогда были слишком молоды. Мария стала его женой, когда ему было всего двадцать два года. Он тогда был слишком занят, не мог уделять ей достаточно времени. Если бы у них появился ребенок, Викензо вряд ли смог бы часто его видеть, а он не хотел быть одним из вечно отсутствующих отцов. Хватало и того, что маленькая Вивиана постоянно плакала, требуя его внимания, ведь, до появления Марии, он был единственным, кто заботился о ней. Отцу было плевать, а Тео был злобным подростком, ненавидящим весь мир.

После смерти отца, через год после их с Марией свадьбы, Викензо занял его место. Его не воспринимали всерьез из-за молодости, считая слабым. Приходилось доказывать свое право быть Доном на деле. И, не убивая и калеча непригодных, как сделал бы это Марко, а укрепляя позиции Фамильи и выводя бизнес на новый рынок. Викензо смог добиться не только страха, хотя и его было немало, но и уважения. Именно он был тем, кто наладил легальную сторону их дела. Наркотики приносили хорошие деньги, так что отрезать эту часть доходов было глупо, несмотря на сложности с русскими, но он заключил выгодную сделку, «уступив» им работорговлю, от которой и так планировал избавиться, в обмен на беспрепятственные перевозки по их территории. Перемирие продлилось два года, прежде чем правая рука Терехова — выживший из ума старик Халид — его нарушил. К тому времени, Викензо уже твердо стоял на ногах и решил проблему, заключив новый альянс. Он мог гордиться собой, потому что, вопреки словам отца, не похерил его империю, а сделал ещё более влиятельной.

К сожалению, занятый делами, он упустил из виду нечто гораздо более важное — свою семью. Марию. Упустил тот момент, когда Тео потерял ориентир, превратившись во второго Марко. Не заметил, что его жена сходит с ума. В ее смерти он мог винить только себя. Заметь и вовремя окажи он помощь Марии, она бы осталась жива. Только Вивиана смогла вырасти тем же светлым ангелом, каким родилась, но, в этом не было его заслуги. Только ее собственная. Сестра — единственное, что он смог сохранить. В ком мог быть полностью уверен. Печально было сознавать это, но, несмотря на всю любовь к брату, Викензо не мог полностью доверять Тео. А Мария… Она оставила черную дыру в том месте, где билось его сердце.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В тот день, когда они с Бьянкой поженились, он дал себе слово, что на этот раз все будет иначе. Впервые приведя ее в спальню, которую делил с Марией, в ту самую комнату, в которой она умерла и из которой он не мог переехать, чтобы не выказать малодушия, Викензо почувствовал, что его жена находится на своем месте. Передумал. Захотел, чтобы она осталась. Бьянка не очерняла память о Марии своим присутствием. Наоборот, облегчала болезненные воспоминания о ее смерти. Даже в эту минуту, зная, что она спит на его кровати, он чувствовал удовлетворение и спокойствие. Не спешил покинуть комнату побыстрее, как обычно. Ранее, Викензо собирался спустить пар в тренажерном зале, но переодевшись, вместо того, что направиться к двери, пошел в сторону кровати. Она притягивала его, словно магнитом.

Бьянка спала поверх одеяла, в своей нелепой свободной одежде. Ее юбка немного задралась, показывая тонкую лодыжку и маленькую ступню. Идеальную белую ножку с розовыми пальчиками и короткими ноготками без лака. Он едва удержался от желания протянуть руку и погладить ее. Пройтись лаской по чувствительному изгибу стопы, пощекотать крохотные пальчики.

«Каким нужно быть жалким, чтобы возбудиться от вида ноги!?» — злясь на самого себя, думал он, стоя перед ней не в силах оторвать взгляд.

Спящей, Бьянка казалась совершенством. Челка падала на лоб так, словно ее специально укладывали для лучшего вида. Полные губки чуть приоткрыты, на щеках румянец. Даже ее поза была изящной! Он стоял, замерев, жадно проходясь глазами по полной груди и крутому изгибу бедер. Член болезненно пульсировал, требуя своего, и знание того, что в ближайшее время ему не найти удовлетворения, будило в нем нетерпеливого и раздраженного зверя. Викензо не собирался насильно заставлять ее. Он не получал удовольствия, причиняя женщинам боль. Но насколько его могло хватить при том, что так просто она не сдастся? Он боялся даже думать о том, что может сделать, если его терпение лопнет окончательно, потому что в таких случаях всегда кто-то страдал. Обычно, это его не беспокоило, потому что всегда находились провинившиеся для наказания или женщины, готовые к любой грубости, но впервые, Викензо опасался того, что может навредить кому-то, столь беззащитному. Бьянка становилась слабостью.

* * *

Бьянка медленно просыпалась, понимая, что уже пора, но не в силах открыть глаза. Так всегда случалось, когда она ложилась спать днем. Токсикоз выматывал ее, поэтому не спать она тоже не могла, глаза закрывались сами собой, но вечером приходилось платить за это вялостью и пустотой в голове.

Ворочаясь с боку на бок, она нехотя открыла глаза, чувствуя, что сильно голодна, и удивленно вскрикнула, обнаружив на подушке рядом с собой спящего Дона. Он тут же открыл глаза и сел, привычно тянясь за пистолетом, с которым не расставался.

— Снова испугалась, — оценив ситуацию, вздохнул мужчина, глядя на нее с разочарованием.

— Я не привыкла спать с кем-то, — зачем-то оправдалась она.

Бьянка злилась на него, но не могла высказать претензии. Опасалась.

— Почему Вы спали в такое время? — спросила она, вместо того, чтобы поинтересоваться, почему он все время пытается нарушить ее личное пространство.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Снова Вы, Бьянка?

— Да, — вздернула она подбородок. — Раз уж все равно приходится спать с Вами в Вашей комнате, то Вы снова Дон. Или предпочитаете Хозяин?

— Рад, что ты не растеряла свой воинственный настрой, — сухо сказал он, вставая с постели.

Взгляд Бьянки невольно притянул его мускулистый торс, плотно обтянутый футболкой без рукавов, бесстыдно облегающей и выделяющей каждый мускул и изгиб на его теле. Она удивилась, потому что Дон всегда одевался официально, даже дома. Именно поэтому, увидеть на нем нечто подобное, показалось ей почти… неприличным. Она отвела взгляд, заметив его ухмылку, и тоже встала.