Параджанов - Левон Григорян

Тут мы приступаем к одной из самых трудных страниц нашего повествования…

Придется с горестным вздохом разочаровать многих горячих поклонников творчества Параджанова. Увы, первый его дебют в кино оказался весьма заурядным. Более того, такими же «без божества, без вдохновенья» были и последующие работы: «Первый парень» (1959), «Украинская рапсодия» (1961), «Цветок на камне» (1962).

Если смотреть эти картины сегодня, неизбежно возникает ощущение, что снимал их другой человек, что это фальсификация, это не Параджанов.

К сожалению, снимал именно он, и как бы ни упорствовали почитатели его таланта, как бы ни размахивали руками: «А вот в том кадре… в том фрагменте… что-то все же есть, что-то проглядывает…» — надо признать, что не проглядывает ничего. Нив одном кадре и ни в одном фрагменте.

Чтобы в полной мере оценить драматизм этой ситуации, напомним, что дела его сокурсников в то же время складывались весьма успешно. Рядом с ним, на Киевской студии, в те же годы возникло содружество Александра Алова и Владимира Наумова, также направленных после окончания ВГИКа в Киев.

Их романтичные и страстные фильмы «Тревожная молодость» — вышел одновременно с «Андриешем» в 1955 году — и «Павел Корчагин» (1957) сразу стали событиями советского кинематографа. О них не только сразу заговорила вся пресса, своим ярким экспрессионизмом они завоевали миллионы зрительских сердец, стали символом обновления нашего кино. Очень патриотичные, они в то же время были очень молодыми и зажигательными по своему духу и темпераменту.

Приходило время новой творческой молодежи, голос которой скоро громко прозвучит и в первых стихах Евтушенко, и в первых песнях Окуджавы, воспевавших романтику комсомольцев Гражданской войны.

Не менее ярким был дебют в украинском кино и других друзей Параджанова по студенческой молодости — Марлена Хуциева и Феликса Миронера. Также проработав ассистентами на Киевской студии, они были затем направлены на Одесскую киностудию, где сняли замечательный фильм «Весна на Заречной улице» (1956), ставший ярким событием в истории всего советского кино и подкупающий своей искренностью и свежестью и по сей день.

Напомним, что там же, на Одесской студии, Хуциев снял еще один замечательный фильм — «Два Федора» (1959), в котором дебютировал Василий Шукшин, а Миронер снял «Улицу молодости» (1958) по сценарию, написанному вместе с Хуциевым.

Все эти фильмы студенческих друзей выходили на Украине, как видим, почти одновременно с фильмами Параджанова, и сразу становились весьма приметными событиями в отличие от его собственных картин.

Конечно же его «Андриеш», перегруженный театральной бутафорией, пейзанскими плясками и прочим весьма обильным аляповатым молдавским декором по сравнению с их свежими, новаторскими фильмами выглядел архаичным, тяжеловесным, невнятно снятым по всем старым канонам.

Зная всю меру честолюбия режиссера, пронесенного до самых последних дней, можно только догадываться, что творилось в его душе. Еще вчера он был одним из самых ярких и любимых студентов их учителя Савченко, а тут…

Желание быть более идейными, чем вся партийная номенклатура в Москве, всегда отличало украинский официоз до самых последних дней его правления в лице товарища Щербицкого. Добавим: весьма невзлюбившего Параджанова и сыгравшего весьма драматическую роль в его судьбе, о чем скажем позднее.

Слово «батрак» в украинском языке не носит такого унизительного оттенка, как в русском. В батрачество можно было попасть не обязательно в принудительном порядке, а вполне добровольно. Захотел, скажем, парень жениться, а денег на свадьбу нет. Вот и наймется он батрачить к надменному польскому шляхтичу. Ну потаскает тот его за чуб, ну помордует опять же, зато, глядишь, от ясновельможного пана и польза есть: и работу даст и денег…

Вот и Параджанов оказался, как видим, на долгие годы в батраках у весьма строгого официоза, будучи прикован к галере своего не всегда благодарного и весьма малоуспешного труда.

Если действительно судьба — это ряд причин, то именно поэтому и получилось, что Параджанов оказался на службе у системы. Добавим, что это произошло не принудительно, а достаточно добровольно, по всем законам наемного батрачества.

Его фильм «Андриеш» — это только цветочки… Ягодки пошли потом. В своих последующих фильмах он уже выступал подлинным мастером соцреализма, но, увы, в них нет даже того блеска, который мы найдем в работах Пырьева, Александрова и других известных мэтров советского кино. Его соцреализм скорее «секонд хенд», ширпотреб из вторых рук…

Как же получилось, что один из самых дерзких экспериментаторов в истории советского и мирового кино оказался на столь долгие годы в услужении у надменных партийных панов? Ведь по дерзости и отваге он превосходил своих друзей студенческих лет. Все они испили горькую чашу зависимости и подневольного труда. Но откровенный и смелый вызов системе, как показали последующие годы, бросил именно Параджанов…

Все годы своей жизни в фильмах, сценариях, устном творчестве он творил мифологию, был мифотворцем, изобретал невероятные события. И рано или поздно мифология и необъяснимые события сами врывались в его жизнь…

И потому, возвращаясь к его первой картине «Андриеш», согласимся, что в ней «что-то есть»… Злой демон Черный Вихрь обратил в камень юного пастушка, и ждать доброго волшебника, пробудившего его от летаргии и расковавшего самого Параджанова, пришлось еще долго. Но прежде чем подробно рассматривать его дальнейшие работы, расскажем о весьма важном событии, произошедшем в его жизни. Ибо, пойдя в «батрачество» к надменным партийным панам, Параджанов испытал в Киеве и другой, на этот раз сладостный, плен.

В его жизнь вошла прекрасная панна!

Глава пятнадцатая

ЗОЛОТОЙ ВОЛОС

Я помню чудное мгновенье:Передо мной явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.

Невозможно, приступая к этой главе, не обратиться к классическим поэтическим строчкам, ибо без поэзии тут не обойтись. В жизнь Параджанова вошла женщина, которую он сам неоднократно сравнивал с образами Боттичелли, Луки Кранаха. Женщина, ставшая его женой, матерью желанного сына и, главное, самым близким другом на долгие годы, бывшая рядом и в годы тюремных испытаний, прошедшая с ним все пути-дороги, проводившая в последний путь…

История их необыкновенных отношений сама могла бы стать сюжетом интереснейшего фильма, столько в ней романтизма, удивительных поворотов, драматических зигзагов. Мы убедимся в этом лишь отчасти, пройдя основные порты странствий Параджанова, хотя история этого романа заслуживает отдельного повествования.

Без символики рассказывать о жизни Параджанова невозможно… Истинный мифотворец, как мы уже сказали, он снова и снова открывал все двери, чтобы впустить мифы, которые сами вторгались в свою жизнь. И потому не будем удивляться, что самая светлая в его жизни так и звалась — Светлана!

И вошла она в его жизнь со своими золотыми волосами, словно капелька золотой смальты из главного храма города, с мозаики Богоматери Одигитрии, ибо именно в этой женственной стране должна была произойти встреча с женщиной, ставшей его судьбой.

Зная Светлану Щербатюк долгие-долгие годы, могу только восхищаться и ее немеркнущей красотой, и ее умом, и ее удивительным благородством, и столь высокой степенью самоотверженного служения, что порой кажется, будто вся эта история произошла в какой-то средневековой поэме неизвестного менестреля.

Но как мы можем говорить об их любви, если сам Параджанов оставил в своей «Исповеди» замечательные поэтические признания:

«Боттичелли, Лукас Кранах, Доменико Венециано…

Волосы на ветру… золото на рапиде…

Потом волосы на моей подушке…

Из трех суток, которые меня приближали к городу, я запомнил только одни — последние…

За окнами Западная Грузия. Я пулей вылетел из вагона, пересек пути и взобрался вверх по железнодорожному столбу.

Большая благоухающая магнолия в руках моей жены. Она впервые видит море, магнолии. Впервые к ней тянется девочка-грузинка и жадно сосет через блузку грудь. Женщина в черном прозрачном платке отрывает девочку от груди, извиняется: девочка — искусственница.

Грудь жены… Сквозняки вагона, запах магнолий, лиловые волы на серой земле.

Потом все остановилось… Поезд опоздал. Мама в белом в большой луже около киоска с водой. Мама дожила до этого. Она гордится и объясняет всем, что это не иностранка, а ее невестка, что это я, ее сын, привез ей в подарок „Потерянный и возвращенный рай“ Мильтона и библию с иллюстрациями Доре.

Мама не пускает на порог… Обычай. Разбить тарелку.