Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности - Генрих Вениаминович Сапгир

Лишь солнце – сквозь вино… Не знаю кто Ты —

Провеял ласково по редким волосам

БОРИС ГОДУНОВ

Явился самозванец самиздатом

«Тень Грозного меня усынови…»

Мнил – цезарем, любимцем меценатом

Отторгнут – чужеродное в крови

Развращены бездельем блудом блатом

Ворье и грязь – кого ни назови

Сопливясь от усердья и любви

Да! сильного признаем Старшим Братом

И между тем как свиньи жрут почет

Толкается! – под ребрами печет

И чует правду – прожигает просто

(Тень Грозного?) Встряхни ж нас царь Борис

Да крепче поухватистей берись

Чтоб отлетел весь мусор гной короста!

МОСТ

Бородачи пузаны – малышня

Гуляем во дворе нарядных ясель

Лепечем и пузыримся: ня! ня!

Визжит как смерть! – упал и нос расквасил

Влез на горшок величие храня

Все девочек исследует – мамасик

Обиделся: не поняли что – классик

Дым! шоры! обезьянник! злоба дня!

Когда иду я через Крымский мост —

Стальные фермы – балки вперехлест —

Заклепки в два ряда – стальные шляпки —

Весь в солнце – над рекою – в пустоте

Теряя чешую монетки перья тряпки

Завидую высокой простоте

ЦВЕТЫ С ОКРАИНЫ

Вьюном ефросинья вся в желтых цветочках

У ржавой трубы где труха и кирпич —

Мильон срамокашек… пук лапушек сочных

И скромный лиловый иван-ильич

Хлион и валерия – белые точно

Движенье души – все равно не постичь

И чемпиоза – махроза мистич-

ческая – вся в клопах и окантах барочных!

Собрать эту живность и нечисть в канаве

Домой принести и поставить на стол

Принюхайтесь к этой любви и отраве —

Как будто здесь чистили рыбу и жрали

Арбуз пили пиво газету марали —

И кровью и спермой букет изошел!

БЕССТРАШНАЯ

Памяти Нади Эльской

И плоти-то в ней не было почти —

Одна улыбка. Смерти что за пища! —

Пронзительные светлые глазищи

А вот о н а возьми и предпочти

Споткнулась и лежит на полпути

А там весной как соловьи засвищут

Ее покойный Цыферов отыщет

И скажет: «Есть надежда… не грусти…»

Искусство лезло в парки и в квартиры

Бульдозеры корежили картины

И коршуном над паствою – Оскар…

Соратница! пьянчужка! анархистка!

Ты – с нами! мы – с тобой! мы здесь! мы близко!

Вот только б тебя Генка отыскал

ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

При получении извещения с черным крестом из Праги

Мой тесть Гуревич Александр Давыдович

И музыкант из Праги Глеб Ерохин

Солагерники – что вы там навиделись! —

И снова вместе – тени духи вздохи

И собеседник мой пожалуй с виду лишь

Еще вполне – он мертв – и ухо в мохе

А если жив ему не позавидуешь —

Кариатида вымершей эпохи

Но в памяти живет и ходит Прага

В глазах блестит предательская влага

Как бриллиант весь мир омыт в апреле

Вон Федоров идет по тротуару

С ним – Цыферов… И эту знаю пару

Кто умер тот живой на самом деле

ВСТРЕЧА

Памяти Юло Соостера

Был автобус – ехали к Юло

Было бледно ветрено и тонко

Бормотала старая эстонка —

Их глаза что лед или стекло

Было море ласковей теленка

Лес сквозил что аиста крыло

И шоссе куда-то вверх вело

– М е т с а к а л м и с т о о – наша остановка

Свечи на земле – на мокрой хвое

Пламя белое стоит как неживое

Позабыл я, ты в каком ряду?

Все что первым – жизнь насквозь – заметил

Чем сквозь холст – в порыв бумаги бредил

Так и знал что я тебя найду

УРАЛ ЗИМОЙ ПЯТИДЕСЯТОГО

Сугробом кровля – овощехранилище

С зарей приводят женские бригады —

Штаны платки бушлаты и заплаты

Внизу темно и скользко – запах гнили еще

Зато попеть позубоскалить рады

Всему научат в лагере: училище

—А эта блядь откуда еще вылезла? —

Глаза блестят и губы виноваты

—Скучает дура по тебе траншея! —

Из-под тряпицы тоненькая шея —

Картофелина вроде проросла

Вверху белеют смутные окошки…

Возились двое на горе картошки —

Да это ведь любовь у ней была

МНЕ 12 ЛЕТ

Весь встрепанный и потный со двора

Вбежал: отец!.. И сразу тихо стало

Из темных рук бумага выпадала —

И той бумаге не было конца

Он плакал половиною лица

Над Витебском над мятой похоронкой —

И горе вдаль веревочкой – воронкой

Закручивалось – дымная дыра

Устами – всеми звездами крестами

Отец рычал хрипел: «Будь проклят Сталин!»

Обмолвился?.. Ослышался я? да?

Не Гитлера винил он в смерти сына…

Пусть жжет вас пламя Страшного Суда! —

Да керосина больше! керосина!

ВОРОНА

Оказывается не чуждо чувство юмора

и птицам. Вот – бросаю палку пуделю —