Скелеты Острова мух - Евгений Касьяненко

Перевернув в сарае пару тонн хлама, я нашел даже большее, чем надеялся: немецкий радиоприемник «Telefunken» времен войны и наушники к нему. Марка приемника меня сильно удивила: ведь по всему выходит, тут было именно шпионское гнездо, а вовсе не блокпост американцев? Лампы в приемнике треснули, но они мне всё равно не требовались. А отличные наушники в толстой прорезиненной оправе были внешне исправны. Нашлась в хламе и катушка толстой медной проволоки, из которой получится отличная антенна, коли её закрепить на скалах. Итак, если гора не станет мешать вечером радиоприему, я смогу поймать одну-две мощные радиостанции с континента и узнать, ищут нас или нет. Либо Каракас, либо Гавану, а, может быть, и Флориду. Возни предстояло много, нужно было еще сделать что-то вроде паяльника из куска меди, чтобы греть его на костре, отладить самодельный детектор из грифеля (увы, в допотопном Телефункене полупроводниковых диодов не было, их тогда еще не изобрели), сделать заземление.

Тем не менее, да здравствуют великие Попов и Маркони! Бедный-бедный Робинзон Крузо! Как бы он был поражен, узнав, что можно слышать человеческий голос за сотни километров, используя лишь невидимую энергию радиоволн.

Итак, вечером или следующим утром я услышу голос цивилизации. В этом я был абсолютно уверен.

Однако от этой затеи меня отвлекли новые открытия. Была пора позавтракать. Сумка отчима была еще на две трети наполнена едой, купленной в магазине перед полетом на остров. Ел я их теперь по принципу: сначала то, что может в первую очередь пропасть в жарком и влажном климате острова. Поэтому сейчас я доедал остатки полу копчёной колбасы, грыз успевший зачерстветь хлеб (остаток его я решил высушить на солнце, чтобы не зацвел) и запивал молоком из вскрытого второго кокоса.

Раскрытая сумка отчима лежала передо мной. Из неё высовывалась кожаная папка, в которой отчим хранил свои документы по острову. Я достал её и открыл. Да, всё правильно. В документах по наследованию было записано, что в случае смерти наследника его права переходят к моей матери и мне. Итак, я состоятельный человек, хотя выдрать денежку у матери после её выхода из тюрьмы будет, ох, как сложно. Но устрою ей скандал и потребую, чтобы мне купили джип-внедорожник. Конечно, ни мать, ни я не захотим устраивать из острова пансионат для богатеньких робинзонов. Мы просто его продадим и…переедем в Москву, где к тому времени будет учиться мой отец. Купим в Москве квартиру. И кто знает, может быть, мать к нему вернется. Я размечтался…

В отдельном кармане папки лежали два пожелтевших конверта. Оба были вскрыты. Я решил, что после смерти отчима я имею право их прочесть. Может быть, в них содержится что-то важное для моей дальнейшей судьбы.

Первый конверт был иностранный с обилием марок, судя по всему, когда-то посланный из нынешних мест, из Америки, в Россию, на Кубань. Я догадался, что это письмо покойного хозяина острова своей бывшей жене. Но она ведь умерла еще раньше его? Надпись на русском языке на обороте конверта подтверждала это: «Адресат умер. Оставлено для временного хранения». Почему же письмо не отослали назад? Кажется, ведь так положено поступать в этих случаях? Наверное, в сельской почте просто не нашлось в то время денег для обратной пересылки, а потом про него забыли. До тех пор, пока отчим, побывавший этим летом на родине, не нашел его. Вполне обычное проявление российского разгильдяйства.

Письмо было злобным и вообще непонятно для чего написанным. Похоже, словесная месть бывшей супруге, с которой расстался более полувека назад. Престарелый бывший полицай кичливо сообщал, что стал владельцем острова в Карибском море. «Да, да, настоящего острова, друзья помогли купить, и, если я правильно им распоряжусь, то буду деньги грести лопатой. Есть один проект. Такие деньжищи, какие тебе и присниться не могли». В письме не было и намека на то, что Иван собирается помочь бывшей супруге материально или пригласить её жить в Латинскую Америку. Просто застаревшая обида неизвестно на что и ругань. Не было ничего сказано и о его планах на освоение острова. В общем, понятно, почему отчим мне ничего о нём не сказал. Никакой полезной информации письмо не содержало.

Пожалуй, единственное, что меня удивило в этом письме – его грамотность. Я раньше представлял этого неведомого Ивана-полицая малограмотным негодяем, а письмо было написано без ошибок. Наверное, он до войны был сельским учителем или агрономом, а когда пришли немцы, стал им служить. Впрочем, что мне до того?

А вот второе письмо вызвало у меня ступор. Оно было адресовано отчиму, написано моей матерью, но… семнадцать лет назад, то есть еще до моего рождения! Конверт был до предела замызган, видимо, его долгие годы возили с собой. В письме мать объясняла Павлу, то есть моему ныне покойному отчиму по каким причинам она его бросила и уехала «на край света с лейтенантом».

«Ты – человек крайне нерешительный и беспомощный, – писала мать моему будущему отчиму, – мы встречались с тобой почти год, а ты даже не сделал намека на предложение пожениться. Мне надоело ждать, молодость уходит. Когда Николай, с которым я познакомилась всего неделю назад, предложил мне руку и сердце, я не думала и секунды. Конечно, его вынуждали обстоятельства – ему нужно было уезжать по месту службы, но он по всем статьям лучше тебя, не говоря уже о том, что на голову выше тебя и раздавит при встрече, как клопа. Может быть, я совершила опрометчивый поступок, но сердце подсказывает, что я поступила правильно. За ним я буду себя чувствовать, как за каменной стеной. Он, хоть и моложе тебя на три года, уже вполне сложившийся человек и не размазня. Меня не ищи. Отправляю письмо с какой-то железнодорожной станции, названия которой не знаю, да и тебе оно теперь ни к чему».

Я был совершенно раздавлен письмом. Выходит, мать и отчим знают друг друга с молодости? И встречались почти год? У меня сразу возникло в голове чудовищное подозрение: а почему мать уехала меня рожать на родину своих родителей? Может быть, она просто хотела скрыть от человека, которого я всегда считал своим отцом, дату моего рождения? Может быть, в моем паспорте должна стоять другая, подлинная дата рождения – на два-три месяца раньше? А что, ведь дед, с его пробивным характером, вполне мог уговорить врачей в роддоме выдать мне фиктивную метрику. Так ли это сложно в крохотном городке?… И мое подлинное отчество – не Николаевич, а… Павлович? А человек, погибший позавчера в гидроплане – мой настоящий отец?

Кругом шла голова… Конечно, я уже сейчас, в 16 лет, был выше погибшего отчима, хотя и ниже отца. Но разве это о чем-то говорит? И мать, и дед были рослыми людьми.