На задворках империи - Андрей Владимирович Булычев

вытянула дула со штыками над её головами. На этот частокол из стальных клинков выскочило из порохового облачка около полутора сотен всадников.

— На! На! На! — резкий укол, укол, ещё укол. Штык ударил остриём лошади в морду, взвизгнув, она шарахнулась вбок, и сабля её хозяина чуть-чуть не достала до русского.

Есть секунда, чтобы вытащить пистоль!

Тимофей, перехватив в левую руку мушкет, вытянул правую и разрядил пистоль в нового наезжавшего на него врага. В самую середину русского строя, сминая его, заскочило двое ханцев, пока их не закололи, они успели порубить шестерых.

— Держать строй! Сомкнуться! — слышался крик Самохваловского, а на Гончарова в это время наезжал ещё один вражеский воин. Опытный, он не стал бросаться, как другие, на штыки, а старался, крутясь на коне, рубануть самым кончиком клинка на предельной дистанции.

— Врё-ёшь, против плотного строя ничего у тебя не выйдет! — процедил сквозь зубы Тимофей и, отшатнувшись после удара противника, тут же сам сделал выпад. Штык прошёл в какой-то пяди от тела ханца, и он, резко ударив конские бока пятками, отскочил.

— Ура-а! — из-за спины с криком вылетели казачьи сотни.

Ханцы развернули своих коней и припустились по протоптанной дороге назад.

— Где вы были-то раньше? — проворчал Кошелев. — Ещё бы немного — и точно бы прорвали нам центр, а вот там было бы худо, коли без хорошего строя б остались.

— Отби-ились, — заключил Чанов, вытирая комком снега окровавленный штык. — Эко они ходко на нас выскочили, вторая шеренга только и стрельнула разок.

— Лёнька, Ваня Чанов, Васильевич, Стёпка, все здесь, все живы, — облегчённо выдохнул Тимофей, пересчитывая друзей. — На этот раз даже не поранило никого. А вот из первого эскадрона ребяткам не повезло. Из того места, куда прорвались ханцы, выкладывали в снег окровавленные неподвижные тела. Троих перекинули через лошадиные спины и погнали за колонной.

— Раненых в лазарет вывозят. — Кошелев кивнул им вслед. — Вишь как, шестерых намертво срубили, троим тоже досталось. Плохо дело, в такой-то вот холод с кровью вся сила из человека выходит.

Пользуясь затишьем, пара десятков самых ушлых казаков сгрудились около подстреленных лошадей ханцев и споро свежевала туши.

— Иванович, тоже бы не мешало мясом запастись, — проговорил озабоченно Кошелев. — Крупа и сухари у нас есть пока, но с мясом оно бы, конечно, лучше было.

— Действуй, Васильевич, — одобрил Гончаров. — Пока коней не подвели и суматоха с посадкой, немного времени у тебя есть.

— Понял. Ваня, за мной. Лёнька, Степан, а вы коней наших примите, как только их подведут.

Второго декабря вся русская колонна зашла с равнины в горы, путь был завален глубоким снегом, и для расчистки Ортнавского ущелья вперёд выслали батальон Саратовского полка и казаков. Но, несмотря на это, войска брели по пояс в снегу при страшных вьюгах и морозах. Солдаты, не имевшие при себе тёплой одежды, гибли в таком количестве, что за шесть дней перехода в горах убыль всего отряда превысила тысячу человек. Сам генерал-фельдмаршал жестоко простудился и лежал на самодельных санях с жестоким приступом ревматизма. Подразделения корпуса пришли в невероятное расстройство, никакого строя уже не было, шли как могли, а у борисоглебских драгун пали все кони, так что они продолжали переход в пешем порядке. Крайнее расстройство Борисоглебского полка граф Гудович приписал нераспорядительности его шефа и отрешил его от должности, а сам полк как бесполезный для войны в Закавказье отправил обратно на линию. На его место взамен были истребованы нижегородские драгуны, составившие позднее вместе с нарвскими кавалерийскую бригаду генерала Портнягина. Так состоялся приход в Закавказье славных нижегородцев. Будь Борисоглебский полк в большей исправности, и нижегородцы остались бы на Моздокской линии, а перед началом Отечественной войны ушли бы в Россию, и Кавказ не стал бы ареной их славных подвигов в течение целого столетия.

Неприятель вслед за отходившим в горы корпусом не пошёл, и Хусейн-Кули-хан даже отправил послание в Тегеран о том, что победил русских под стенами крепости Эривань и изгнал их остатки в зимние горы, где они все и сгинули. Меж тем, теряя людей, корпус двигался медленно в сторону Тифлиса.

— Темнеть начинает, — взглянув на затянутое снеговыми тучами небо, проговорил озабоченно Кошелев. — Привал нужно делать. Дальше пойдём или, может, тут встанем?

Тимофей огляделся, в седловине снега, конечно, побольше, но зато не так ветер задувает, как в том же ущелье. Впереди, шагах в двадцати, валялась перевёрнутая сломанная арба, рядом с ней лежали три уже заледеневших трупа.

— Разгребай прямо тут под стоянку, Федот Васильевич. — Он кивнул головой в сторону повозки. — На ночь нам дров из неё точно хватит, чтобы греться. Лёня, Степан, вы раненых на снег спустите с коней, а потом Васильевичу помогите с обустройством. Потом уж коней все вместе покормим. Пошли, Ваня, покойных хоть немного в сторону отнесём, не дело это, чтобы они прямо на дороге вот так вот валялись.

Ветер бросал снег в лицо, а они с Чановым, натужно дыша, волокли одеревеневший труп к скалам.

— Вот тут и положим солдатиков у камней. — Тимофей указал на видневшиеся из-под снега огромные валуны. — Сейчас и остальных сюда же притащим, а потом их снегом немного закидаем. По весне травой хорошо прикроет, а глядишь, и камнями с оползнем засыплет, всё не в дорожной грязи они будут лежать.

Со стороны темневшей на снегу повозки раздавался стук, и вскоре потянуло дымком. Ребята, расчистив до колена сугроб и плотно утоптав оставшийся снег, постелили на него полог, затем воткнули кол и натянули сверху конусом второй, большой кусок парусины. С прикрытой палаткой, с подветренной стороны, уже разгорался костерок. На него повесили сверху котёл, в котором плавился снег.

— Как вы тут, братцы? — Тимофей заглянул в темневшее нутро самодельной палатки. — Руки-ноги чувствуете? Не застыли?

— Хорошо, хорошо нам, Иваныч, — отозвались Елистрат с Колькой. — В бурках-то совсем тепло, а тут даже теперь и не дует. Не беспокойся.

— Перевязать бы вас не мешало, да боюсь, застудим, — проговорил Гончаров озабоченно. — И ведь чистой перевязи никакой не осталось. Дня три ещё, и спуск в долину будет, там уж и холста, и тряпок всяких прикупим.

— Много не закидывай дров, Лёнька! — донёсся ворчливый возглас от костра. — А то на варку сейчас и на утренний разогрев этой повозки точно не хватит, чему тут с одноосной особо-то гореть, так, кошкины слёзки одни.

— Хорошо хоть, эту нашли, — отозвался Блохин. — Деревьев совсем никаких в округе нет.

— Ну, так-то да-а, считай, повезло нам сегодня, — согласился Кошелев. — Палатку, конечно, никак не протопишь, зато с горячим ужином будем. Ваня, ты давай-ка конину