Римские папы. Люди в белом: от Пия IX до наших дней - Максим Михайлович Ткаченко

В возрасте пятидесяти восьми лет скромный пастырь, никогда не ожидавший и не желавший карьерного роста, стал кардиналом-патриархом. Он, впрочем, никак не возгордился от столь высокого назначения, а продолжил действовать так, как привык. Кардинал молился, служил, учил. Он не влезал ни в какие политические дрязги. Напротив, всегда их избегал и аккуратно призывал к тому же свое духовенство. Десять лет Джузеппе Мелькиоре Сарто проведет на древней земле дожей среди каналов, гондол и старинных домов, медленно уходящих под воду, пока с ним не случится то, что периодически случается с кардиналами. В 1903 году патриарх Венеции войдет в Сикстинскую капеллу, а выйдет оттуда епископом Вечного города.

Глава 13

Чернила и фантики

Стремительное развитие уровня образования, науки, прогресса, да и общественной мысли в целом постепенно налагало неизгладимый отпечаток на людей двадцатого века. Если средневековый крестьянин не задавал никаких вопросов и покорно преклонялся перед священным авторитетом церкви, казавшейся ему чем-то надмирным и великим, то люди индустриального общества уже не так охотно шли по этому пути.

Справедливости ради стоит заметить, что не двадцатый век стал катализатором тех изменений, которые стали проникать за церковную ограду. Впервые это произошло еще в том самом средневековье, когда немецкий монах Мартин Лютер с успехом произвел свою знаменитую реформацию. Уже тогда оказалось, что люди устали от той кондовой религиозности, которая налагает на верующих целый ряд требований и обязательств, но мало что дает им взамен. Удручала общество и та колоссальная разница, которую церковь являла в проповедях и в быту. Это была церковь богатых и знатных, которая, тем не менее, много требовала от простых и бедных. Это была церковь с монополией на знание, которое она преподавала лишь в том виде, в каком считала это уместным и подходящим. Это была церковь доктрины, которая грозила адским огнем за любое инакомыслие. Совершенно неудивительно, что такое положение дел привело к столь массовой поддержке реформистских идей монаха-бунтаря.

А затем произойдет Великая французская революция, которая под маской социально-политических перемен будет иметь ярко выраженный антицерковный характер. Эпоха просвещения также внесет свои неизгладимые штрихи в портрет общественного сознания. Декарт, Дидро, Вольтер – все они пошатнут вековые устои церковного порядка и впервые поставят под сомнение ее авторитет и учение.

К началу двадцатого столетия растущее влияние гуманизма и материализма поставят под сомнение само понятие «вера». В итоге европейское общество, в течение многих веков бывшее образцом католической религиозности, стало раскалываться на две условные составляющие. Одну представляли те, кто считал прогресс необходимой частью перехода от нецивилизованного общества к цивилизации. Они говорили отнюдь не о техническом прогрессе. Речь шла об усилении всякого экспериментального знания. Существует только то, что можно доказать. Вот их лозунг. Вторая часть, напротив, пыталась защитить веру всеми возможными способами, даже порой сознательно уходя в закрытый и безальтернативный фундаментализм. Естественно, первые считали вторых дикарями, а те их – безбожниками.

На самом деле все не так однозначно. Да, эти две группы безусловно существовали. Они в какой-то мере существуют до сих пор. Однако среди верующих, но симпатизирующих науке, находились те, кто пытался идти путем компромисса и примирить науку с религией, а духовный опыт – с психологией. Основные идеи, которые сторонники союза веры и знания пытались привнести в мир, заключались в необходимости признать и принять рациональное зерно в мире религии. Не все непогрешимо и божественно. Даже Библия. Даже догматы. Долю человеческого фактора отрицать глупо и бессмысленно. Давайте постараемся сделать так, чтобы научное знание не враждовало, но дружило с нашей верой.

Естественно, проповедники этой концепции очень скоро получили прозвище «модернисты», которое в церковной риторике носило исключительно негативную окраску. Сейчас, конечно, их модернизм может показаться нам, людям двадцать первого века, весьма умеренным, но тогда для церковного благочестия это было невообразимой революцией. Если человек выступает против доктрины веры, значит он богохульник. Предлагать подобные идеи и при этом считать себя верующим? Это что-то невероятное.

К тому моменту, когда разделение на консерваторов и модернистов в церкви оформилось достаточно явно, на престол взошел человек, который всю свою жизнь положил на защиту католической веры в самом традиционном ее понимании. К какому из противоборствующих лагерей можно отнести новоизбранного римского епископа?

С одной стороны, папа Пий Х разрешил католикам голосовать, что фактически означало признание легитимности итальянского королевства. С другой стороны, этот вопрос относился к категории политических. Модернизм же в его религиозном понимании понтифик воспринимал так, как, наверное, не воспринимал никто. Это слово его по-настоящему пугало. Папа считал церковное обновление и либерализацию самой страшной ересью из всех возможных.

Несмотря на это, свою собственную жизнь он мог сделать достаточно простой. Взойдя на престол, Пий Х принес с собой в Апостольский дворец все те простонародные привычки, которые были с ним всю жизнь. Папа Сарто писал самой обыкновенной перьевой ручкой, отчего постоянно ставил кляксы на самых важных церковных документах. Вздыхая и по-детски улыбаясь, понтифик без малейшего смущения вытирал ручку о манжеты своей белоснежной сутаны, а потом ходил так в присутствии куриальных сановников и посмеивался в кулак, когда от него смущенно отводили взгляд. В общении папа был весьма демократичен, что разительно отличало его от предшественников. Он самостоятельно, без церемониймейстера, приглашал гостей войти и любезно рассаживал их в кресла.

Заняв престол, Мелькиоре Сарто продолжил использовать старенькие потертые часы и простой латунный нательный крестик. Когда его спрашивали, почему он носит столь простые вещи, папа растерянно отвечал, что других он с собой не взял.

Пий X позирует для картины в своем рабочем кабинете

Всю свою жизнь понтифик очень любил детей и по старой привычке стремился преподавать им катехизис, собирая вокруг себя множество малышей. В одном кармане его сутаны всегда были конфеты, которыми он щедро угощал детишек, а в другом шуршали фантики.

Ирония заключается в том, что человек, считавший себя хранителем церковного устроения, семимильными шагами шел в сторону либерализации и демократизации института папства. Представить подобное поведение у предыдущих понтификов просто невозможно. То были величественные папы-государи, не говорившие с людьми и даже не обращавшие в их сторону своего гордого взгляда. Пий Х стал их полной противоположностью. Он был папой маленьких людей, папой крестьян и рабочих, папой грязных рукавов и конфеток в кармане. Он не отменил векового церковного церемониала. Как и все до него, Джузеппе Сарто восседал на троне, носил драгоценности и венчался тиарой, но он удивительным образом