Одна крошечная ложь (ЛП) - К. А. Такер

Но все же двухчасовое обсуждение моих пьяных поцелуев и последствий этих приключений выжало из меня все соки и заставило лицо пылать. Я понимала, скорее всего, он будет спрашивать меня о прошлой субботе. Я планировала замять самые унизительные моменты, но доктор Штейнер нашел способ выведать все детали до последней.

— Ты многого добилась за месяцы нашего общения, Ливи.

— Не очень-то, — бормочу я.

— Ради всего святого, ты сегодня вечером идешь на свидание с парнем!

— Это не совсем свидание. Скорее, это…

Он небрежно взмахивает рукой, обрывая мой протест.

— Три месяца назад ты без раздумий променяла бы парня на учебник.

— Наверное. — Я убираю прядь волос, брошенную в лицо легким ветерком. — Либо так, либо просто потеряла бы сознание и рухнула.

— Именно, — фыркает доктор Штейнер.

Повисает пауза, и я кошусь на доктора.

— Это значит, что терапия окончена? Только посмотрите на меня. Я едва не стала эксгибиционистом. И если в скором времени не перестану ходить на вечеринки, Вам придется определить меня в программу помощи алкоголикам.

Доктор Штейнер разражается громким, неистовым смехом. Когда его веселье проходит, он некоторое время пристально смотрит на свою чашку и кончиком указательного пальца водит по ее краю.

Я начинаю нервничать. Доктор Штейнер редко так долго молчит.

— Я позволю тебе жить студенческой жизнью так, как этого хочешь ты, — тихо произносит он. — Тебе не нужны мои наставления о том, что делать и как веселиться. Ты сама должна принимать такие решения.

На меня волной накатывает странное спокойствие и, с облегчением вздохнув, я откидываюсь на спинку скамейки. Насколько быстро доктор Штейнер ворвался в мою жизнь, настолько быстро он из нее уходит.

— Наверное, Кейси ошибалась, — говорю я себе.

Это заявление снимает с плеч ношу, а я и не осознавала, что она там есть.

Я снова слышу тихий смех.

— Ох, твоя сестрица… — Он замолкает, когда мимо нас проезжает группа велосипедистов. — Когда Кейси попала ко мне на лечение, я задумался о тебе, Ливи. Правда задумался. Я задавался вопросом, как тебе удалось настолько хорошо справиться, учитывая все обстоятельства. Но я был слишком занят Кейси и Трентом, а ты, казалось, двигалась по правильному пути. Даже когда весной Кейси обратилась ко мне со своим беспокойством, я скептически к этому отнесся. — Он снимает очки и трет глаза. — С такими людьми, как твоя сестра, очевидно разбитыми, работать легко.

Я хмурюсь, потому что его слова ставят меня в тупик.

— Но ведь я не похожа на нее? — Я замечаю дрожь в своем голосе.

Доктор Штейнер качает головой, и я получаю свой ответ прежде, чем он произносит хоть слово.

— О, нет, Ливи. Вы много в чем удивительно похожи, но в этом вопросе все иначе.

— Правда? Мне всегда казалось, что мы — полные противоположности.

Он хохотнул.

— Вы обе упрямы, как ослы, и остры на язык, как удар кнута. Разумеется, твоя остроумность чуть менее обидна. Твоя сестра не скрывает свой характер, но… — Он поджимает губы. — Ты несколько раз поражала меня своими вспышками. А меня непросто удивить.

Я наблюдаю за велосипедистами на другой дорожке, пока перевариваю его слова, и на моих губах появляется крошечная улыбка. Подобным образом нас с сестрой никто и никогда не сравнивал. Из нас двоих я всегда была старательной и ответственной. Надежной. Осторожной, спокойной и рассудительной. Моя сестра же — зажигалка. В тайне я ей завидовала.

И я думаю о прошедшем лете. Оно было под завязку забито тем, что, как я думала, никогда не совершу, и многим другим, о совершении которого я никогда даже не задумывалась. Большую часть из них совершала и Кейси, на пару со мной попадая в неловкое положение.

— Это лето было интересным, — признаю я с улыбкой.

Я поворачиваюсь к седеющему доктору и в надежде на ответ задаю единственный вопрос, на который прежде он не отвечал.

— Зачем Вы заставляли меня все это вытворять? Какой на самом деле в этом был смысл?

Он поджимает губы, словно раздумывает над ответом.

— Ты бы поверила тому, что все это совершалось исключительно ради моего собственного развлечения?

— Возможно, — честно отвечаю я, чем зарабатываю от него смешок. — Я имею в виду, что понимаю цель усиленного хождения на свидания, но не понимаю, как мне помогли уроки танца в линию и изобилующая ругательствами речь. По-моему, это бы вызвало обратный эффект. Знаете…нанесло бы огромную психологическую травму.

Доктор Штейнер скептически смотрит на меня.

— Как вообще танец в линию мог тебя травмировать?

— Вы прежде бывали в подобных местах? С моей сестрой? — выгибаю бровь я.

Он закатывает глаза.

— Ой, ты драматизируешь. Все не могло быть настолько…

— У нее был микрофон! — восклицаю я. — Она пыталась провести импровизированный аукцион и продать свидание со мной! — Слава Богу, с нами была Шторм, чтобы урезонить Кейси…Я вскидываю руку, вспомнив самый лучший момент. — О! А потом она подлила спиртное в мой напиток. — Доктор Штейнер начинает смеяться, пока я качаю головой. — Естественно, я сразу же заметила. Иначе кто знает, что могло произойти.

Я прислоняюсь к скамейке и бормочу себе под нос:

— Скорее всего, целовалась бы с ковбоем или механическим быком или вытворила что-нибудь еще в том же духе. Попу бы свою, может, протатуировала…

Он хрипло смеется, да так, что даже запрокидывает назад голову. Проходит несколько секунд и я, не в силах сдержаться, хихикаю вместе с ним.

— Ох, Ливи. — Он снимает очки и смахивает слезы с глаз. — Смысл был не в том, что я просил тебя сделать. Смысл был в том рвении, с которым ты принималась за решение каждого задания. — Он поворачивается ко мне с изумленными глазами. В его голосе слышится смех. — Я ждал, пока ты пошлешь меня к черту, но ты все отвечала на телефонные звонки, принималась за каждую из моих сумасбродных просьб и с превосходством их выполняла!

Я склоняю голову на бок, внимательно его рассматривая.

— Вы понимали, что просьбы были сумасбродными?

— А ты нет? — Он качает головой, а потом выражение его лица меняется, омрачаясь грустной улыбкой. — За это лето я многое о тебе узнал, Ливи. В перерывах между погонями за дикими гусями и нашими разговорами. В этом и состояла цель лета — в сборе информации. — Он замолк, почесав щеку. — Ты — одна из самых добрейших людей среди моих знакомых, Ливи. Ты так остро реагируешь на сердечные страдания других, словно поглощаешь чужую боль. И несмотря на свою чрезвычайную застенчивость, ты сделаешь чуть ли не что угодно, лишь бы не подвести. Тебе не нравится проваливать тесты и, вероятнее всего, подводить людей. Особенно тех, о ком ты беспокоишься и кого уважаешь. — Он кладет ладонь на сердце и склоняет голову. — Я тронут, честно.