Карьерист - Юрий Иванович

«Надо сильней атаковать, – пожалел Поль, всё ещё сомневающийся в необходимости такого шага, – но вдруг этот хам вообще копыта здесь отбросит? Непонятно, что в мой адрес подумают, но вот сиделке точно не избежать неприятностей…»

Рассуждения косвенно подтвердили раздавшиеся звуки:

– Мм!.. Что это со мной? – Мужской голос стал испуганным и прерывистым. – У-ух… О-о-о!..

– А нечего руки распускать! – гневалась женщина. – Пошёл вон отсюда!

– Да что ж такое? – уже чуть не всхлипывал неудавшийся насильник. – Сердце… И дышать не могу…

Профессионализм сиделки перекрыл её личные антипатии.

– Пошли быстрей к врачу! Наверное, у тебя приступ какой…

Оба только ощущаемых силуэта двинулись на выход. Раздался скрип двери, и Труммер прикрикнул мысленно сам на себя:

«С какой стати я жалею этого потенциального врага? Ещё столько же могу спокойно выдоить!..»

В самом деле, наличных силёнок могло и не хватить. А потому воздействия «отбор» и «подбор» нагнали донора уже непосредственно в дверях. Скорей всего он и не умер, но грохот падения его тела в коридоре раздался солидный. Да и работница госпиталя сразу же крик подняла изрядный:

– Врача! Немедленно врача! Господину интенданту дурно стало!

Начиная самолечение, Поль с некоторым злорадством подумал:

«Интендант? Хм!.. Сидел бы у себя на складе, не гонялся бы за сёстрами милосердия – не стонал бы сейчас на полу! Может, на будущее наука козлу этому будет?»

Глава одиннадцатая. Неожиданный союзник

Естественно, что вылечить себя полностью имеющимися силами не получилось бы при всём желании. Слишком изрядные имелись повреждения бренного тела. Поэтому Труммер основные усилия сосредоточил на регенерации внутренних тканей. Благо ещё, что кости оставались целы (если не считать боль в одном ребре), а какие-либо открытые раны отсутствовали.

Мало того, имелись опасения: залечит он наружные раны, ожоги и потёртости, а тут и врач явится для осмотра. Что после этого подумает? За кого примет? И что предпримет?

Пришлось лечить болезненные ушибы, явственные растяжения и трещинку пострадавшего ребра. Ну и глаза следовало восстановить, хотя бы до уровня «морщусь, плачу, но всё-таки что-то с трудом различаю». И времени на это ушло порядочно, часа три, не меньше. И все эти часы больной находился в полном одиночестве. С одной стороны, хорошо, никто не мешал и не отвлекал. Шум в коридоре и ажиотаж вокруг интенданта давно стихли. Но с другой стороны, куда запропастилась сиделка? Могла бы водой напоить или бульоном прикормить… Или у неё неприятности возникли из-за хамоватого ухажёра?

«Да и женщин порой понять невозможно, – философствовал а’перв, пытаясь посторонними мыслями вогнать себя в сон. – Вначале оттолкнёт самца, а потом слезами умывается, жалея, что тот не проявил должной настойчивости. Полно таких случаев… Вот и помогай после этого слабым и ущемлённым…»

Заснуть никак не удавалось по банальной причине: хотелось кушать неимоверно. И пить! И снова кушать. А так как к больному никто не наведывался, его возмущение росло в геометрической прогрессии. Дошло до того, что Поль уже собрался вставать и самостоятельно отправляться на поиски госпитальной столовой.

Конец ознакомительного фрагмента.