Тайна Тихого океана - Игорь Гречин

На остатки костюма от «Marks & Spenser» было жалко смотреть. Швед был мертв. Последней попала под зубья бананоподобная сигара, и перемолотая душистая табачная крошка осыпала тушу как приправа.

Двенадцать человек за столом сохраняли полное молчание и полную внешнюю невозмутимость. За второй и третий пальцы с непомерно дорогими перстнями боролись под столом ногами Женевьев и лорд – борьба без единого звука. Слышалось лишь прерывистое, натуженное дыхание рейхсляйтера в динамиках. Лицо Бормана посерело, с расслабленной губы на воротник черной кожаной формы сползала струйка мутной слюны.

Выдержав паузу, лорд Кримсон позволил себе обмахнуть лицо от капель чужой крови надушенным платочком. Щелкнула пудреницей француженка. Ей повезло отгрести каблуком под себя оба пальца с перстнями – хотя футбол изобрели англичане.

– Индейцы племени шикрин поймали нгути, когда тот был еще совсем маленький, – подал голос нависший над дальним краем стола Кортес.

– Деда!

Этот крик заставил атлета-метеоролога дернуться и даже поднять лицо от исписываемой страницы. Дверь в выставочный зал распахнулась, и через обширное помещение метнулось розовое облако кружев. Восковая фигура графа Дракулы на поднятом ветру развернулась лицом к груде кровавого мяса, словно привлеченная запахом свежей крови. Адольф Гитлер чуть не выпал из своей ниши.

Герда Хоффер, пятнадцатилетняя правнучка рейхсляйтера Мартина Бормана, упала на колени перед креслом и прижалась к подлокотнику пышной грудью, даже не взглянув на распростертого вон Зеельштадта.

– Грандфатер, ну что ты как маленький!? Я по всему городу тебя ищу! А ты вот где! – Собранные в две косички соломенного цвета волосы затрепетали по не худеньким девичьим плечам. – Опять процедуры пропустил! Тебе же нельзя волноваться!

Следом за правнучкой протрусил невзрачный человечек в белом халате и съехавшей набок докторской шапочке.

Дряхлая рука рейхсляйтера рывками поднялась в воздух, нашарила девичью головку и ласково погладила по завитушкам. Мартин сфокусировал взгляд на Герде и попытался улыбнуться. Получилось.

Доктор быстро набрал из ампулы прозрачную, отливающую малахитом жидкость в шприц и сквозь ткань мундира умело всадил иглу в и без того исколотое, рыхлое и дряблое предплечье Бормана.

– Данке, доктор Вальтер, – просипели динамики.

Неизвестно, то ли лекарство подействовало, то ли близость правнучки, но дыхание старика выровнялось, лицо приобрело более менее нормальный для такого возраста цвет. И лорд Кримсон снова отметил спрятавшуюся в самые уголки губ Кортеса брезгливую улыбочку. Правда, на этот раз это была улыбка разочарования.

Борман сухо прокашлялся. Покосился на окровавленное туловище потомка викингов, на далеко отброшенную руку. Так и не выпустившую трофейной русский пистолет.

– Правильно, – донеслось спокойно из динамиков. – Шнауцеру шнауцерова смерть… И через шесть дней об этом узнает весь мир. Мир думает, что я капут, но я еще удивлю мир… Не забывайте, герры, не забывайте, фройляйн: до начала операции осталось меньше недели. Мы преподнесем этому миру новогодний подарок – мы уничтожим его и на руинах воздвигнем другой тысячелетний мир. Не тот, который не сумел построить бесноватый Адольф, нет. Лучше. Гораздо лучше. Мир Мартина Бормана Первого, Императора Севера и Юга, от Амазонки до Рейна. И я никому не позволю думать, будто он может обмануть будущего властителя Земли. Кто-нибудь со мной не согласен? – В глазах инвалида блеснули надраенные железные кресты.

Гнетущая тишина была ему ответом. Мартин не спешил прерывать паузу. Нет, на этот раз его не сморила старческая дрема. Мартин вспоминал.

Двадцать шестого апреля из бункера сбежал шурин фюрера Фегелейн. Двадцать седьмого на розыски труса фюрер бросил группу последних верных эсэеовцев. Естественно, беглеца поймали. А на следующий день еще работающий приемник принял передачу Би-Би-Си, в которой сообщалось насчет встречи Гиммлера с Бернадоттом и насчет предложения перебежчика о капитуляции. А русские танки уже били прямой наводкой вдоль Потсдамер-плац.

Беднягу Фегерлейна расстреляли. Потом была жуткая, почти траурная церемония бракосочетания с Евой. А потом Адольф стал диктовать перепуганной насмерть секретарше завещание.

«Геринг и Гиммлер – не говоря уж о об их нечестности по отношению лично ко мне – нанесли колоссальный вред народу и германской нации, – тихим, равнодушным голосом диктовал фюрер, – вступив без моего ведома и разрешения в тайные переговоры с врагом и пытаясь противозаконно захватить власть в государстве…»

Тогда же Гитлер назначил Мартина душеприказчиком. И тем же вечером позвал его в свой кабинет. Одного. Выпроводив Еву. Даже отпустив охранников. И поведал Борману самую страшную тайну двадцатого века, воспользоваться которой фюрер не успел. Поведал одному Борману. Только ему. Будто загодя знал, что рейхсляйтер переживет всех сподвижников… Ах, старый хитрый пес, даже после смерти он собирался отомстить миру за падение Рейха!..

Тридцатого апреля, пока догорали трупы застрелившегося Адольфа, отравившейся Евы и семьи Гебельса, последние обитатели бункера выбрались наружу – в надежде просочиться сквозь боевые порядки русских.

Два очевидца засвидетельствовали смерть Мартина. Эрик Кемпки, шофер Гитлера вроде бы видел, как Борман был убит разорвавшимся в центре группы беглецов русским снарядом. А руководитель гитлеровского союза молодежи обергебитсфюрер Артур Аксман клялся на Нюрнбергском процессе, что партайгеноссе проглотил ампулу с ядом, когда понял, что через русские позиции не пробиться. Бормана списали в расход. А он выжил. И продолжал нести в себе зловещую тайну Гитлера. Сквозь годы и континенты, лишения и поддельные паспорта, вынужденные убийства и забвение. Чтобы построить новую империю на обломках старой. И в один прекрасный день выпустить демона за границы пентаграммы.

И вот этот день грядет.

Наваждение воспоминаний отпустило.

– Что ж, последние приготовления завершены, – сообщил Борман твердым голосом. – Силы, которые могли бы нам помешать, нейтрализованы… Почти. Ох уж эти русские. Опять русские… Но руссиш швайн не успеют. Шесть дней – слишком малый срок. Господа, вы свободны. Фройляйн Картье, вы знаете, как поступить с двумя юнцами, что столь беспардонно нарушили ход заседания?

– Конечно, герр рейхсляйтер, – хищно улыбнулась Женевьев.

– Тогда я попрошу вас позаботиться и о моих телохранителях за дверями, прозевавших это вторжение. Кажется, вы что-то говорили про цианистый калий. Никогда больше не буду набирать охрану из местных. Дисциплина для бризильских мачо – пустой звук. А будущие руины Гданьских верфей отныне ваши. Таузант тойфель на эту Бразилию… Кстати, научите мою правнучку покупать красивые вещи. Это на вас «Sergio Rossi»?

– Нет, «Calamo», – потупилась француженка.

Герда, оголив пухлую ножку в белом чулке, что-то жарко прошептала на ухо прадеду. Заскрипела кожа отодвигаемых кресел.

– Герр Кримсон, Герда просит напомнить, что мы ждем вас послезавтра на ужин, – сказал Борман.

– Непременно буду. Заодно и разыграем в «бинго» акции «Вольво», – галантно поклонился лорд Кримсон и прихватил со стола уже не нужную покойнику серебряную зажигалку.

– Комрад Абельдиль, у вас рукав запачкался кровью. Позвольте предложить мой платок, – сказал Борман.

– Ах, пустое. Должно же у меня хоть что-то остаться на память о мнем приятеле Бруно.

– Яволь. Кортес, а вас я попрошу остаться, – сказал Борман.

Глава 4. К диким обезьянам

Редко когда приходилось генералу Евахнову оказываться в шкуре просителя. Но что оставалось делать? Его ребятки весь болотный ил чуть ли не чайными ложечками перечерпали, нашли оплавленный корпус компьютера, нашли много гильз и шапку с «дедовской» кокардой (а мичман Мильян получил-таки свои пять вне очереди за нарушение формы одежды), нашли невесть откуда взявшийся деревянный полусгнивший инвалидный протез на левую ногу с десятком зарубок и вставную челюсть отечественного производства, нашли пуговицу от женского нижнего белья и дамскую пилочку для ногтей, а вот табельный пистолет, закрепленный за товарищем генералом, как сквозь землю провалился.

И теперь на полном серьезе перед генералом Евахновым маячил суд офицерской чести с последующими неторжественными проводами на пенсию.

– Слышь, Гулливер… – обратился как в старые, да что там старые, доисторические курсантские времена генерал Евахнов к генералу Гулину. Обратился не в штабном шестисотом «мерседесе», потому что машина вполне могла оказаться нашпигована жучками – коллеги однокурсника не зевали, да и шоферская рожа доверия не вызывала. А обратился, когда они вышли из машины и стали подниматься по ступеням внешне обычного подъезда с табличкой «ООО „Железная маска"“.