Что случилось с Гарольдом Смитом? - Бен Стайнер

С этим пора завязывать. Нужно что-то предпринять.

Но что?

Выход нашла Люси. Умница.

Две недели вдвоем с отцом они разрабатывали этот проект. Каждый день Люси посвящала ему полчаса, в промежутке между домашним заданием и игрой на виолончели. Потом приходила с результатами к Питеру, и они совещались.

Первые попытки были многообещающими, но Люси слишком увлекалась, и в первом черновике получилось сто пятьдесят строк. Длинно, слишком длинно, сказал Питер. Прелесть поэзии в простоте и прозрачности, когда каждая строчка, каждое слово, каждая метафора сверкают, точно отполированный алмаз. Стрела, попадающая в сердце.

Короче, еще короче.

Следующий вариант состоял из пятидесяти восьми строк.

Короче, еще короче.

Питер не сильно разбирался в поэзии. Но он знал основные правила: должна быть рифма, ритм, структура. Кажется, у Люси был поэтический талант.

Ничего удивительного.

Стрела, попадающая в сердце

18.02.

Мусака остывала. Мусака торжественно стояла посередине обеденного стола, рядом примостилось блюдо с зеленым салатом. Питер, Маргарет и Люси были готовы и желали приступить к трапезе, но не имели возможности, поскольку четвертый стул пустовал.

Семейный ужин. Традиция, через которую нельзя переступить. Нерушимая, в отличие от рождественской семейной пробежки.

Что ж, пусть мусака стынет. Это будет на совести Джоанны.

В 18.03 хлопнула входная дверь.

Наконец-то: Джоанна.

– Простите, что опоздала. Автобус стоял в пробке.

– Джоанна, три минуты седьмого. Ужин стынет.

– Сейчас я спущусь.

Ну, конечно, подумал Питер, в этом вся Джоанна.

– Если бы ты щадила чувства близких, ты давно была бы дома.

И Питер посмотрел на Люси. Бросил один короткий взгляд.

Да, лежит у нее в кармане.

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ – ВЕЧЕР

Входит Джоанна, она нарочно так и не сняла пальто. Садится за стол и начинает есть. Все остальные молча приступают к ужину. Атмосфера сгустилась – хоть ножом режь.

Пауза. Люси неодобрительно фыркает.

ЛЮСИ

Кое-кому из присутствующих грозит смерть от рака легких.

ДЖОАННА

Если хочешь знать, мы все когда-нибудь умрем. Даже ты.

ЛЮСИ

Не спорю: но умные люди короткой жизни предпочтут длинную.

ПИТЕР (Люси)

Люси, давай посмотрим на этот вопрос с другой стороны. Может, мы чего-то не понимаем. Возможно, курение Джоанны – это не вызов опасностям, а, наоборот, бегство от них.

ДЖОАННА

Какого черта!

МАРГАРЕТ

Джоанна.

Питер смотрит на Люси, кивает.

ПИТЕР

Джоанна, Люси написала стихотворение, пытаясь выразить нашу общую озабоченность. Чтобы ты задумалась.

Люси вытаскивает из кармана листок бумаги. Набирает в легкие побольше воздуха и начинает читать.

ЛЮСИ

В гневе мы. Оно не странно:Что творит наша Джоанна!Неразумная, не знает,Что почти что умирает.Курит, курит и дымит,А статистика гласит:Красота твоя увянет,На тебя противно станетПосмотреть. К чему курить?Просто хочешь нас позлить?Шляпник чокнутый – и тотНе возьмет отравы в рот!Что за вредная натура!Ты ведешь себя как последняя дура!

ДЖОАННА

ЧЕРТ! ИДИТЕ ВЫ НА ХУЙ!

Джоанна вскакивает из-за стола и выбегает из комнаты. Маргарет порывается пойти за дочерью, но Питер твердой рукой ее останавливает…

Наступает пауза… Потом Люси, переваривая то, что сказала сестра…

ЛЮСИ

На хуй? На хуй?

Маргарет в ужасе от нехорошего предчувствия…

ПИТЕР

Маргарет, мне кажется, что нам пора…

МАРГАРЕТ

Питер, ей всего девять!

ПИТЕР

Она ранний ребенок.

ЛЮСИ

Понятно. Пора меня просветить насчет секса.

Как ты это сделал, отец?

Я знал, что этим дело не кончится.

Это было в тот же самый вечер, осененный поцелуем на автобусной остановке.

Я шел домой, стараясь не расплескать подаренный мне поцелуй. Потом я танцевал от счастья в своей комнате. Я поставил пластинку: то ли «Шик», то ли «Роуз Ройс», то ли «Таварес»,[ix] точно не помню. Я танцевал на коврике: помните, были такие – их прилагали бесплатно к журналам про поп-музыку. Разворачиваешь коврик, а там нарисованы следы с цифрами – видно, в каком порядке передвигать ноги. На таких ковриках можно танцевать не хуже Траволты в «Лихорадке субботнего вечера».

Ну, почти.

Я все танцевал и танцевал, а потом пластинка кончилась, и я услышал, как к дому подъехала машина и засигналила этим своим новомодным гудком.

Это могло означать только одно.

Рой.

Да неужели?

Неужто сам Великий Занкини нагрянул?

Я же знал, что этим дело не кончится.

Обычно Рой приезжал только на Рождество, чтобы собрать урожай подарков. Слишком «занят» все время.

Рождество пришло и ушло, и здрасьте пожалуйста.

Ну вот.

Я спустился вниз в гостиную, и моему взору предстало странное зрелище. Отец сидит в кресле, смотрит «Человека на шесть миллионов долларов».[x] Он любил этот сериал. Кажется, он в тот момент курил трубку. Но в том не было ничего странного. Странно было, что рядом на диване – на самом краешке, не лицом к телевизору, а наклонившись к отцу, сидел Рой. Собираясь что-то сказать.

– Привет, Рой, – сказал я.

– А привет, Винс.

Рой выпрямился: мое появление было явно некстати. Ага.

– Рановато для Рождества.

– Ага, очень остроумно, Винс.

– У Великого Занкини выдалась пауза?

Отец оторвался от телевизора и сказал:

– Просто Рой проезжал мимо и решил заглянуть.

Да неужели, подумал я. Ну да, конечно, кто бы сомневался.

Ну да, ну да. Это так похоже на Роя.

Ну, и Рой повернулся ко мне спиной и снова наклонился к отцу, явно надеясь, что эти его телодвижения дадут мне понять, мол, шел бы я отсюда и дал людям поговорить.

Да черта с два.

Если бы сейчас за окном проскакала на быстром коне сама голая Леди Годива, с голыми Джоанной с Фарой Фосетт[xi] в придачу – даже они не смогли бы выкурить меня из комнаты.

Рой что-то замыслил, в том не было никаких сомнений.

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ СМИТОВ – ВЕЧЕР

Рой наклоняется к Гарольду и говорит как можно тише, чтобы не услышал Винс…

РОЙ (Гарольду)

Отец, я тут подумал: давай сходим и выпьем по кружке пива?

ВИНС

Я не против.

РОЙ (не обращая внимания на Винса) Что скажешь, отец?

ГАРОЛЬД

Что, в паб?

РОЙ

Может, даже во «Флаг», там интересная публика собирается.

ГАРОЛЬД

Почему бы и нет.

РОЙ

Вот и отлично.

ГАРОЛЬД (Винсу)

Пойдем, Винс?

Рой в тихом бешенстве от того, что Гарольд хочет взять с собой Винса.

ВИНС (ехидно улыбаясь, назло Рою)

Конечно, почему бы и нет.

Интересная публика

Ну и.

Рой не страдал особым даром красноречия: но даже он превзошел себя, назвав «интересной публикой» то, что мы увидели в забегаловке под названием «Флаг».

Затерянный в темном переулке Аттерклиффа, «Флаг» оказался далеко не самым шикарным местом в Южном Йоркшире. Натолкнуться на него можно было, разве только имея несчастье проживать поблизости или случайно заплутавши в переулках.

Интерьер вполне оправдывал ожидания, производимые жалким фасадом: протертая до дыр бархатная обивка стульев и тусклое освещение, которое, скорее всего, объяснялось жалкой попыткой сэкономить пару шиллингов на электричестве.

Что касается «интересной публики», то она была представлена несколькими пьяными экземплярами, парочкой целующихся подростков и двумя вульгарными леди, которые визгливо хохотали, разглядывая какие-то фотографии.

Все очень логично.

Рой ни за какие коврижки не захотел бы появиться на людях с отцом, поэтому привел его туда, где ни при каких условиях не столкнется со знакомыми – прошлыми, нынешними или даже будущими.

В этом смысле «Флаг» идеален.

Но коварный план Роя не увенчался успехом. Потому что, затащив в паб отца, он, к своему величайшему неудовольствию, получил в довесок меня.

Вот мы и сидим миленько втроем. Я и Рой пьем «Уотни», а папочка мирно посасывает пиво, разбавленное лимонадом.

Ну и продолжаем сидеть.