Что случилось с Гарольдом Смитом? - Бен Стайнер

Да, некрасиво получилось. Это было заметно по лицу Уолтера. Два большущих фингала под глазом.

Зато он поимел свой «Скейлекстрикс».

Продолжение эпизода

Винс наблюдает, как Джоанна ставит на поднос еду. Уолтер оценивающе разглядывает Джоанну.

УОЛТЕР

Семь с половиной.

ВИНС

Девять!

УОЛТЕР

Семь и три четверти. Максимум.

ВИНС

Она уже подарила мне рождественскую открытку.

Уолтер потрясен.

УОЛТЕР

Рождественскую открытку? Вот это да! Парень, тебе светит.

ВИНС

Ты думаешь?

УОЛТЕР

Светит, причем ярко. Ого. Она идет к нам.

Джоанна подходит к ним с подносом, садится. Окидывает взглядом Уолтера.

ДЖОАННА

Тройбан.

Уолтер реагирует добродушно.

УОЛТЕР

А как насчет моего друга?

Джоанна окидывает взглядом Винса.

ДЖОАННА

Еще не решила.

УОЛТЕР

Люблю остроумных девушек, а, Винс? Позвольте представиться: Уолтер Беннет, компания «Финансы Премиум», третий этаж. Пенсионные и прочие накопления, а также страховки. Вы знаете, сколько будет стоить потребительская корзина в 1999 году?

ДЖОАННА

Представления не имею.

Теперь Уолтера не остановить. Кошмар.

– А вам и не надо задумываться, солнышко. Поберегите свои серые клетки, не утруждайтесь, потому что, знаете, это без толку, совершенно без толку. И вот почему. Потому что вы все равно не угадаете. Потому что в 1999 году вам будет худо, очень худо. Но ничего страшного. На такие случаи есть Уолтер Беннет. Он не задает вопросы – он отвечает на них, он не создает проблем – он их решает.

Я слышал этот монолог столько раз, что и сам бы мог его зачитать. Правда, без выпендрежа.

– Вы удобно сидите, прелесть моя? И крепок ли под вами стул, ибо то, что я скажу, разлучит вас двоих, а именно – вы просто грохнетесь со стула от удивления.

Джоанна покосилась на Уолтера, потом на меня.

– Он заводится ключиком или от батареек работает?

Молодец, подумал я.

Но Уолтер – настоящий профессионал: утрется и дальше пойдет.

– Отлично, какая веселая девушка, Винс. Кстати, о батарейках. Возьмем обычную батарейку на пять вольт. Сегодня она стоит 45 пенсов. А сколько, вы думаете, она будет стоить в 1999 году? Один фунт 45 пенсов? Ничего подобного. Два фунта сорок пять пенсов? Холодно, холодно. А вы можете себе представить, что стоить она будет семь фунтов тридцать семь пенсов? Да-да, солнышко мое: именно такая цена будет проставлена на ценнике батарейки в пять вольт через двадцать два года, а это будет пора, когда на горизонте замаячит старость, думы о пенсии, и каждое утро, просыпаясь, вы будете мучиться и причитать: сможет ли наша семья позволить себе такую роскошь, как батарейка? Или батон хлеба за восемнадцать фунтов тридцать девять пенсов? Или пинту молока за три фунта семь центов? А проезд от Шеффилда до Лондона и обратно будет стоить двадцать четыре фунта! Знаю, киска моя, трудно поверить, но это так. Эти цифры были получены – со стопроцентной достоверностью – с компьютера в самой Америке, того самого, что контролировал полет человека на Луну.

Слава богу. Я знал, что он иссякает, потому что тарелка его почти опустела. Даже когда сделка на мази, но тарелка пуста, – Уолтер уходит.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА

Джоанна с насмешливым равнодушием выслушала, как фонтанирует Уолтер.

УОЛТЕР

Знаете что. Вот, держите, радость моя: вам это пригодится, помяните мое слово.

Протягивает Джоанне визитку. Встает из-за стола.

УОЛТЕР

Встречаемся в субботу, братан.

Хлопает Винса по плечу. Подмигивает.

УОЛТЕР

Да пребудет с тобою сила! Ха-ха!

Уходит. Джоанна и Винс молча едят. Винс волнуется. Джоанна это замечает. Берет карточку Уолтера, накалывает картошку на уголок, как на вилку.

ДЖОАННА

Пригодилась!

Винс вымученно смеется.

И тогда она меня поцеловала (план 2 накрылся медным тазом)

И тогда она меня поцеловала.

Чтоб мне лопнуть.

Ладно, признаюсь: это был первый полновесный поцелуй в моей жизни.

Прежде меня целовала только мама да тетушка Мэдж: и еще я учился целоваться с головой от манекена, которую купил на гаражной распродаже.

Место знаменательного события: остановка 88-го автобуса на Хангар-лейн, рядом с нашим офисом.

Время: 17.55, 3 января 1977 года.

Вечер того дня, когда мы обедали в столовой с Уолтером. В какой-то степени я должен быть ему благодарен, потому что, когда он дал Джоанне визитку, я подумал.

Открытка. Ага. Точно. Открытка.

Вечером я подождал, когда Джоанна выйдет из офиса, но, памятуя о дневных накладках, проследил, чтоб она не завернула в дамскую комнату или еще куда. Она не завернула.

И мы вышли на улицу. Я следом за ней.

Догоняю.

– Джоанна. У меня кое-что для тебя есть.

– Неужели?

И я вручаю ей открытку. Очень знакомая сценка.

– Что это?

– Угадай.

– Рождественская открытка.

– Ты проницательная.

– Винс, но сегодня третье января.

– Скоро следующий Новый год.

Это был слабый аргумент, но прошло неплохо. Красивый жест, почти как если бы я подарил духи, но не так, ну, очевидно. Как если бы я откопал дома пустую рождественскую открытку и подумал: подарить, что ли, Джоанне?

Но эта открытка досталась мне гораздо дороже, чем вы думаете. Днем, во время перерыва на кофе, я покинул здание через окно мужского туалета на первом этаже (поскольку считалось, что мистер Несбитт следит за центральным входом) и совершил рейд по ближайшим магазинам. Нелегкое это дело – добыть рождественскую открытку 3 января. Вы не поверите: удача улыбнулась мне в выставочном зале компании «Йоркширские бензоколонки». Возвращался я тем же путем, что и уходил. Загородившись многотомным делом Макдермотта, я долго и старательно вымарывал надпись «Компания Йоркширские бензоколонки желает своим клиентам счастливого Нового года», заменив ее посланием не столь корпоративного свойства.

И вот я подарил Джоанне открытку, мы идем к остановке, и я весьма доволен собой, я хозяин положения, достаю сигареты, предлагаю Джоанне, она говорит да, я засовываю сигарету в рот, прикуриваю и отдаю сигарету Джоанне, она курит. Я все проделал как в кино.

Но тут…

– Винс?

– Да?

– Ты девственник?

Черт, а это еще откуда взялось?

Чтобы как-то выиграть время, я засовываю сигарету в рот, закуриваю, делаю глубокую затяжку. И я выглядел бы вполне достойно, если бы меня не скрутил кашель, потому что я засунул сигарету не тем концом.

Зато меня пожалели.

– Господи, ты в порядке?

– Да, просто дым не в то горло попал.

Беру себя в руки, идем дальше, Джоанна молчит, а я думаю: на нее просто нашло, она забыла про свой вопрос.

Ну да.

– Ну и?

– Что?

– Ты девственник? Ты когда-нибудь занимался сексом?

– Я понимаю, о чем ты. Ах да, ну конечно нет. То есть да.

– Понятно.

– У меня было много девушек.

– Ага.

– Сейчас у меня тоже девушка есть.

– Ага. И как ее зовут?

– Ээ… гм… Айрис. Айрис Ротерхэм.

– Ты как-то долго вспоминал.

– Ну да. Просто мы с ней давно не виделись.

По-моему, звучало неубедительно. Особенно если теперь вспоминать – крайне маловероятно, что Джоанна поверила. Особенно в свете того, что я снова закурил сигарету не с того конца.

– Ты разве не видишь, что закурил с фильтра?

– Ну да.

В общем, на этом и скукожились все преимущества, которых я добился открыткой. Ну, так я подумал. Мы уже стоим на автобусной остановке, на моей автобусной остановке. Ее остановка подальше.

Джоанна стоит передо мной, смотрит мне в глаза.

Почему-то мне становится не по себе.

– Что?

Она дает мне пощечину.

– Ооо! За что?

И тогда она поцеловала меня.

Хотелось бы сказать «мы поцеловались», но это значило бы преувеличить свою роль.

Она поцеловала меня. Именно так.

И что вы, думаете, я сделал? Я поступил как настоящий мужчина.

Побежал к автобусу. А затем, подходя к дому, выкурил еще одну сигарету, двадцатую за тот день: так мой план 2 накрылся медным тазом.

Попробую снова в следующем году.

Блестящая идея от Люси

С этим пора завязывать. Нужно что-то предпринять.

Но что?

Выход нашла Люси. Умница.

Две недели вдвоем с отцом они разрабатывали этот проект. Каждый день Люси посвящала ему полчаса, в промежутке между домашним заданием и игрой на виолончели. Потом приходила с результатами к Питеру, и они совещались.

Первые попытки были многообещающими, но Люси слишком увлекалась, и в первом черновике получилось сто пятьдесят строк. Длинно, слишком длинно, сказал Питер. Прелесть поэзии в простоте и прозрачности, когда каждая строчка, каждое слово, каждая метафора сверкают, точно отполированный алмаз. Стрела, попадающая в сердце.