Лев Троцкий - М. Загребельный

Близился двенадцатый час переворота, вокруг Троцкого и его боевиков сосредоточилась судьба страны, жизнь державы, «которая осенней ночью протискивает свою голову из одной эпохи в другую». В подчинении у Троцкого будущие руководители советских спецслужб, закаленные подпольем большевики: Вячеслав Менжинский, Генрих Ягода, Артур Фрауче. В час дня 25 октября 1917 года именинник Троцкий доложил Петроградскому совету, что обыватель мирно спал и не знал, что революционеры бесшумно исполнили свое дело. На следующий день подконтрольный большевикам Всероссийский съезд Советов учредил Временное рабочее и крестьянское правительство «впредь до созыва Учредительного собрания». Съезд принял Декреты о мире и о земле (последний переписали у эсеров). Крестьянам якобы передавалось свыше 150 млн гектаров царской и помещичьей земли.

Правительство, Совет народных комиссаров формировали народные комиссариаты во главе с народными комиссарами. Все эти названия придумал Троцкий. Военную область ненадолго поручили триумвирату наркомов, проверенных в команде Троцкого в октябре: Антонов-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко. Еще один помощник Троцкого по перевороту – Подвойский – единолично сменил их в ноябре. Одновременно большевики выстраивали репрессивный аппарат, затачивали свой карающий меч – распустили ВРК и создали 7 (20) декабря Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией, ВЧК. Первые в российской истории парламентские выборы на манер западных демократий, в Учредительное собрание, большевики как бы разрешили провести в ноябре. Из общего числа 41,7 миллиона голосов они набрали 9,8 миллиона. В начале 1918 года Совнарком окончательно раскрыл свои планы: Учредительное собрание 18–19 января разогнали, а перед немцами капитулировали подписанием мира в Брест-Литовске. Тогда Троцкий трудился наркомом иностранных дел. Его знаменитая позиция в Бресте – «ни мира, ни войны» – сослужила хорошую службу молодому государству, затянула переговоры, максимально возможно сократила срок оккупации Украины и промежуток времени до отмены унизительных соглашений в ноябре 1918 года. Пока Рада выторговывала, как бы подороже себя любимых продать, переименованная в начале 1918-го в РКП(б) партия защищала Украину от агрессора. В феврале 1918 года в Харькове была создана Донецко-Криворожская Советская республика, к апрелю из рабочих Харькова сформировали несколько красноармейских полков. На пути к Киеву кайзеровцев встретили бойцы под командованием Василия Киквидзе.

Делегация Центральной Рады крепко запала Троцкому в душу. Она бегом подписала капитуляцию перед Германией, на месяц раньше России. Не случись этого, Германия и Австро-Венгрия, где в начале 1918 года воцарился голод, без украинского продовольствия пошли бы на прекращение Первой мировой. Именно Киевской раде мир обязан продолжением вселенской бойни до осени 1918-го: «Ее вожди представляли собою украинскую разновидность керенщины, – писал Троцкий. – Они мало чем отличались от своего великорусского образца. Разве лишь были еще более провинциальны. Брестские делегаты Рады были самой природой созданы для того, чтобы любой капиталистический дипломат водил их за нос… Демократические простачки не чувствовали земли под собою при виде того, что солидные фирмы Гогенцоллерна и Габсбурга берут их всерьез. Когда глава украинской делегации Голубович, подав очередную реплику, садился на стул, тщательно раздвигая длинные полы черного сюртука, возникало опасение, что он растает на месте от кипевшего в нем восхищения».

История дипломатии XX века записями из дневника одного из участников брестских переговоров повествует о том, как украинскую делегацию подговорили напасть на российскую. Троцкий уточняет картину произошедшего: «Украинцы переусердствовали. В течение четверти часа их оратор нагромождал грубость на наглость, ставя в затруднительное положение добросовестного немецкого переводчика, которому нелегко было настроиться по этому камертону. Изображая эту сцену, габсбургский граф повествует о моей растерянности, бледности, судороге, о каплях холодного пота и пр. Если отбросить преувеличения, то нужно признать, что сцена действительно была из самых тяжких. Тяжесть ее состояла, однако, совсем не в том, как думает Чернин [в годы описываемых событий – министр иностранных дел Австро-Венгрии. – Авт.], что соотечественники оскорбляли нас в присутствии иностранцев. Нет, невыносимым было исступленное самоунижение как-никак представителей революции пред презиравшими их чванными аристократами. Высокопарная низость, захлебывающееся от восторга лакейство били фонтаном из этих несчастных национальных демократов, приобщившихся на миг к власти. Кюльман [министр иностранных дел Германии с августа 1917-го по июль 1918 года. – Авт.], Чернин, Гофман [генерал, фактический руководитель германской делегации на переговорах в Брест-Литовске. – Авт.] и прочие жадно дышали, как игроки на скачках, которые поставили свою ставку на надлежащую лошадь. Оглядываясь на своих покровителей после каждой фразы за поощрением, украинский делегат считывал со своей бумажки все те ругательства, которые его делегация заготовила в течение 48 часов коллективного труда. Да, это была одна из самых гнусных сцен, которые мне пришлось пережить. Но под перекрестным огнем оскорблений и злорадных взглядов я не сомневался ни на минуту, что слишком усердные лакеи скоро будут выброшены за дверь торжествующими господами, которым, в свою очередь, придется вскоре очистить насиженные в течение столетий места…

В это время революционные советские отряды успешно продвигались по Украине, пробивая себе дорогу к Днепру. И как раз в тот день, когда нарыв созрел окончательно и стало ясно, что украинские делегаты договорились с Кюльманом и Черниным относительно продажи Украины, советскими войсками занят был Киев. На заданный Радеком по прямому проводу вопрос о положении украинской столицы немец-телеграфист с промежуточной станции, не разобрав, с кем говорит, ответил: «Киев умер». 7 февраля я довел до сведения делегации центральных империй радиотелеграмму Ленина о том, что советские войска вступили в Киев 29 января; что всеми покинутое правительство Рады скрылось; что Центральный исполнительный комитет Советов Украины провозглашен высшей властью страны и переехал в Киев; что украинским правительством приняты: федеративная связь с Россией и полное единство в деле внутренней и внешней политики. На ближайшем заседании я сказал Кюльману и Чернину, что они договариваются с делегацией правительства, вся территория которого ограничивается пределами Брест-Литовска (по договору этот город отходил к Украине). Но немецкое правительство или, вернее, немецкое командование уже решило к этому моменту занять Украину своими войсками». Единственная поправка – не 29-го, а 26 января, как писал Михаил Булгаков, «людей в шароварах в два счета выгнали из Города серые разрозненные полки».