Танец кружевных балерин - Людмила Мартова

Следующая мысль, пришедшая ей в голову, была такой острой и внезапной, что Снежана даже зажмурилась от того, как резко у нее заломило в висках. Постояв мгновение, она со всех ног бросилась обратно в кухню, туда, где стояла жестяная банка с узором, изображающим распускающиеся листья с прожилками из витой проволоки. Национальный иранский узор минакари, кажется, так говорила Лидия Андреевна. Банка из-под кофе, расписанная вручную, в которой хранились размельченные плоды шиповника.

Снежана осмотрела кухню и еще раз прошлась по всей квартире, после чего могла с уверенностью констатировать очевидное. Ни двух статуэток кружевных танцовщиц, ни жестяной банки с шиповником в квартире Лидии Андреевны не было.

* * *

Наши дни. Александр

Наматывая круги по когда-то родному городу, в котором не был более тридцати лет, Саша Баранов снова и снова возвращался в ту точку, в которой все началось. И в ней же и закончилось. Надо же, так странно, что за столь долгое время он не смог с этим смириться. Возвращаться раз за разом его заставлял какой-то нескончаемый зуд внутри. Пламя, которое никак не гасло, а теперь, когда он вернулся, казалось, разгорелось с новой силой и жгло невыносимо. И только когда он стоял посреди заснеженного зимнего парка и смотрел на этот дом, становилось немного легче.

Когда-то, очень давно, когда он был еще маленьким, именно этот дом подарил ему надежду. Надежду на то, что он, маленький, рыжий, неуклюжий тюфяк, может быть достоин любви. Вернее, дом подарил ему Надежду, немолодую добрую женщину, его учительницу немецкого, которую они между собой называли «шпрехалкой», приютившую его, Сашу, внезапно ставшего бездомным. Сироту при живой матери.

К сожалению, надежду, ту, которая не с заглавной буквы, дом как раз отнял, потому что заслужить любовь он так и не смог. Как он ни старался, мать его так и не полюбила. Как не заступилась, когда будущий отчим выгнал его из дома, так и не изменяла своему равнодушию, оживляясь, лишь когда от сына приходил денежный перевод.

Сначала ее устраивало, что мальчишка живет у учительницы, не мешая выстраивать отношения с новым мужем. Чему там было мешать, если этот мужик бил ее смертным боем, пил сам и мать подсадил на стакан. Она даже на выпускной в его восьмом классе не пришла. И к сообщению, что он уезжает в Калининград, потому что поступил в мореходное училище, отнеслась без эмоций, только сказала, что денег не даст.

Можно подумать, он ждал от нее денег. Три с лишним года его за свой счет кормила и одевала на учительскую зарплату Надежда Андреевна Строгалева. Когда об этом узнали в школе, то стали, когда скандал утих, выписывать ей какие-то премии, но это были не деньги, а слезы.

Честно сказать, Надежда Андреевна не бедствовала. Ее отец, пусть и давно умерший, был какой-то большой начальник, оставивший на сберкнижках достаточно денег для того, чтобы его жена и старшая дочь не нуждались. А потом, в лихие девяностые, когда рухнула большая страна, похоронив под своими обломками сбережения граждан, ей помогала младшая сестра, работавшая вместе с мужем за границей и зарплату получавшая в твердой валюте.

Но и Надежда Андреевна его, Сашу, не любила. Жалела, кормила, воспитывала, старалась сделать все, чтобы он смог стать на ноги и получил профессию, позволяющую жить трудно, но безбедно. Лечила, когда он болел. Часами разговаривала на темы, которые его волновали, но не любила. Действовала рассудком, а не чувствами, просто считая своим долгом сделать для рыжего Сашки Баранова все, что было в ее силах. Просто дать любовь была бессильна.

Он был уверен, что это из-за него. Это он такой неудалый, что его не за что любить. Недаром же и мать не любит, и Надежда, и Сашка. Да, Сашка, его первая, а теперь можно признать, что и единственная любовь, его не любила тоже. Относилась хорошо, но как к другу. Это была Сашкина идея привести его в квартиру «шпрехалки» и попросить ту о помощи. И она же больше всех радовалась, что училка не подвела и все сложилось так прекрасно, как они и не ожидали.

В квартиру на третьем этаже элитной сталинки с того момента его друзья могли приходить когда вздумается и провели в ней много времени. В библиотеке, которая превратилась в «его» комнату, было много интересных книг, их можно было брать читать и даже из квартиры выносить, только чтобы с возвратом. И кормили там всегда, если возникала такая необходимость, а уж чай с домашним вареньем можно было гонять беспрестанно. И сидеть на широком подоконнике, глядя на снег или дождь за большим окном.

Иногда, когда Саня болел или уезжал на спортивные сборы, они с Сашкой сидели на подоконнике вдвоем, и он обмирал от желания взять ее за руку, но никогда этого не делал. Сашка с детства была независимой особой и телячьих нежностей не терпела. Да и знал он, что она влюблена в Саньку, хотя и пытается это неумело скрыть. Да, у Сашки Баранова был соперник, приходившийся ему лучшим другом. И что с того. От того, что Саша Шапкина его любила, Саша Белокопытов не становился хуже. Даже наоборот.

Он был достоин любви, а Баранов нет. Вот и все. Правда, в тот последний свой приезд, когда ему удалось застать Надежду Строгалеву живой, она попыталась объяснить ему, что это не так. Просто он ей не поверил.

– Что за глупости? – спросила Надежда Андреевна, слегка задыхаясь. Она к тому времени уже не вставала и полусидела в кровати на высоких подушках. Так ей было легче дышать. – С чего ты вообще взял, что тебя нельзя любить?

– Из жизни, – пожал плечами Саша. – Мама меня не любит, Сашка не любит, и вы тоже не любите. И не спорьте. – Он заметил слабый жест протеста. – Это же правда. Хорошо относитесь. Но не любите.

– Я не спорю, – ответила она печально. – На пороге смерти не говорят неправду, мой мальчик. Я действительно не смогла дать тебе той любви, которую ты, несомненно, заслуживаешь, только причина этого кроется не в тебе, а во мне. Понимаешь, запас любви в каждом человеке конечен. Конечен, а оттого исчерпаем. Всю отведенную мне богом любовь я отдала двум людям, которых он сначала дал, а потом забрал. От того, что я их потеряла, моя любовь стала не меньше, а больше. Не уменьшалась, а только росла с каждым годом. На тебя ничего не осталось, Сашенька. Ты уж не сердись на меня за это. И поверь, что обязательно найдется женщина, которая тебя полюбит. Ты достоин самой горячей любви, потому что ты очень хороший. Настоящий такой.

– Я никак не могу на вас сердиться. – Саша погладил ее руку, тонкую, почти прозрачную из-за болезни. – Вы меня спасли, Надежда Андреевна. Даже и не знаю, что бы со мной было, если бы не вы.

– Как-нибудь бы было, ведь так не бывает, чтоб никак не было. – Она улыбнулась слабой улыбкой. – Помнишь, откуда это?

– Да, из «Похождений бравого солдата Швейка». Вы мне дали почитать в ту первую зиму, когда я у вас жил. Надежда Андреевна, а эти два человека, которых вы так сильно любили, это ваша дочка и ее отец?

Он знал, что в юности у Строгалевой была какая-то несчастная любовь, из-за которой она так и не вышла замуж. Что именно случилось и почему они вынуждены были расстаться, она никогда не рассказывала, а он не спрашивал. Вот только сейчас осмелился.

– Да, – сказала она и снова улыбнулась, теперь воспоминаниям. Эта улыбка делала ее изможденное лицо светлым, почти красивым. – Я не хочу об этом говорить, Сашенька. Ты уж не обессудь. Несмотря на то что это случилось сорок пять лет назад, мне до сих пор очень больно, а уж чего мне в последнее время хватает, так это боли.

– Этот человек, он обидел вас?

Она покачала головой.

– Нет. Конечно, нет. Это я оказалась слабой. Гордой и слабой. Неспособной бороться за самое дорогое в жизни. Он все мне дал для того, чтобы я боролась, а я не смогла. Что же удивляться, что он не простил мне этой слабости. И бог не простил, потому что иначе дал бы мне возможность посмотреть на них перед смертью. Хотя бы одним глазком. Все, что у меня осталось от него, – это два письма и записка. За сорок пять лет. Так мало и так много. И еще сокровище, которое я никогда в жизни не видела.

Наверное, она имела в виду дочку, от которой отказалась после рождения. Эту страшную тайну своей учительницы Саша знал, но никогда ни с кем не обсуждал, даже с друзьями. Надежда Андреевна хотела сказать что-то еще, но их разговор прервал звонок в дверь. Это пришли Сашка и Саня, написавшие ему