Посол - Грэм Макнилл

Посол почувствовал, что женщина глядит на него, отвернулся от танцующих, поднял ее руку и поцеловал теплую кожу.

— Вы и вправду галантный кавалер, Каспар фон Велтен.

— Любой мужчина обязан быть галантным в присутствии прекрасной дамы, — ответил Каспар, не отпуская ее руки.

— Если бы только все мужчины думали, как вы, — улыбнулась она. — Но, к сожалению, это не всегда так.

— Грустная правда, миледи, — согласился Каспар. Ему хотелось спросить, как ее зовут и откуда она знает его, но посол чувствовал, что тогда он разрушит чары, окутавшие их в эти мгновения.

— Я Анастасия Вилкова,- сказала она, разрешая мучившую Каспара дилемму.

— Королева-ханша, — выдохнул Каспар и мысленно проклял себя за неуклюжесть и бестактность. Ведь ему положено быть дипломатом, держать язык за зубами, а не выпаливать первое, что приходит в голову.

Анастасия рассмеялась:

— Да, меня назвали в ее честь. Будьте спокойны, я не намереваюсь вздымать вашу голову на кол.

— Что ж, это радует, — откликнулся Каспар. Самообладание уже вернулось к нему.

— Хотя говорят, что во мне есть чертовщинка, но, полагаю, это было бы слишком.

— Вот и хорошо, особенно учитывая должность у вас в Кислеве, — кивнул Каспар.

Взгляд Анастасии метнулся куда-то поверх его плеча, и Каспар обернулся, увидев того самого мужчину, который недавно продемонстрировал столь поразительное мастерство в фехтовании, — он приближался к ним уверенной походкой прирожденного бойца. К красным шароварам прибавились расшитая зеленая туника и алый кушак, завязанный поверх нее; клинки-близнецы успокоились в кожаных ножнах на спине хозяина. Воин снова намаслил чуб, и тот обвивал его шею, как поблескивающая змея. Фиолетовые глаза светились холодным огнем готовности к бою, и Каспар едва справился с желанием попятиться.

Мужчина коротко поклонился Анастасии, игнорируя Каспара, и сказал что-то на кислевском языке. Женщина досадливо поморщилась и нетерпеливо тряхнула головой, метнув осторожный взгляд в сторону Каспара.

— Каспар, вы знакомы с Сашей Кажетаном? — спросила она.

— Еще нет, — ответил посол, поворачиваясь к Кажетану и протягивая руку. — Я рад, сэр.

— Что ты тут делаешь? — Кажетан проигнорировал предложение поздороваться. — Почему болтаешь с Анастасией?

— Простите? — Каспар пришел в замешательство. — Я не совсем понимаю…

— Зато я все понял! — рявкнул боец. — И не думай, что я не соображу, чего ты пытался добиться. Анастасия моя, а не твоя.

— Ох, перестань, — вмешалась женщина, — вряд ли стоит заводить здесь подобный разговор.

— Ты хочешь сказать, что секунду назад он не целовал тебе руку?

— Он джентльмен, — надменно заявила Анастасия, хотя Каспар уловил в ее голосе намек на возбуждение и понял, что она наслаждается тем, что двое мужчин спорят из-за нее.

Он видел, как наливается кровью шея Кажетана, и, понимая, что Саша не тот человек, с которым разумно вступать в драку, сказал:

— Заверяю вас, герр Кажетан, мои намерения были честны, а действия продиктованы лишь почтением. Если бы я знал, что вы и мадам Вилкова супруги, я бы никогда не позволил себе столь неуместного поведения.

Анастасия хихикнула:

— Саша и я старые друзья. Мы не супруги.

Каспар заметил, что холодные черты Кажетана на миг дрогнули, и подумал, что догадывается, чем вызваны его эмоции. Посол услышал, что музыка в главном зале стихла, и его гнев на Кажетана вырос, когда боец импульсивно схватил Анастасию за руку.

— Я имел честь быть свидетелем вашего воинского искусства, герр Кажетан. Ничего подобного я раньше не видел,- сказал Каспар.

Кажетан кивнул, на миг отвлекшись:

— Спасибо.

— Действительно впечатляюще. — Каспар щелчком сбил со своего ворота пылинку. — Хотя, конечно, это совсем не то же самое, когда не рискуешь жизнью, а соперники — твои товарищи.

Кажетан покраснел и зарычал:

— Я был бы только счастлив скрестить клинки с тобой и показать, что происходит, когда противник — не товарищ!

— В этом нет необходимости, — торопливо заявила Анастасия, шагнув между двумя мужчинами. Украдкой, так, чтобы Кажетан не заметил, она вытащила из декольте свернутый клочок бумаги и сунула его в ладонь Каспара. Когда же из главного зала вылетел общий вздох смятения, она наклонилась и прошептала: — Это дорога к моему дому. Загляните ко мне.

После этого женщина взяла Кажетана под руку и увела прочь.

Каспар кивнул и убрал записку в нагрудный карман рубахи. К нему уже приближался помрачневший Курт Бремен.

— Что случилось? — спросил Каспар, глядя мимо рыцаря и видя встревоженные лица гостей в холле.

— Вольфенбург пал, — ответил Бремен.

Глава 3

Он смотрел, как боярин привалился к стене проулка, выливая из себя вечерний квас потоком горячей мочи. Он видел, как пьяный покачнулся и как, закончив, с трудом подтянул штаны. Боярин побрел по улице, и в голове его начали роиться мрачные мысли — он снова представил себе ее лицо. Нагой, точно зверь в дремучей чаще, он заскользил по проулку, повторяя зигзаги боярина, пытающегося преодолеть туман темного города и добраться до своего жилища.

Увидев, что боярин покачнулся, он почувствовал разбухающую в груди знакомую горечь. Не удовлетворившись избиением до полусмерти кочергой его матери, отец повернул длинный черный железный прут против мальчика, вколачивая в него повиновение и набожность одновременно.

Он всхлипнул, вспомнив боль и унижение. И бессилие, сжимавшее его в своих тисках, пока он не поднялся над своей сутью, обретя истинное «я». В своем неведении люди этого города звали его Мясником, а он смеялся над неуместностью этого имени.

Боярин вздрогнул и прижался к стене, услышав за спиной смех. А он застыл, слившись с кирпичами кладки, задержав дыхание, чтобы этот пьяный дурак случайно не заметил его.

Он знал, что это маловероятно. Тусклый свет луны заставлял туман мерцать, превращая его в призрачнуюбелую пелену, в которой факелы дворца становились отдаленным воспоминанием. Шаги боярина теперь звучали громче, и он легко различал грузную фигуру в мехах, неуверенно рассекающую густую, похожую на молочный суп дымку. Знакомое слово зазвенело в мозгу.

Попался.

Он снова нарисовал себе ее лицо, избитое, окровавленное, с заплывшим глазом и сочащимися из него слезами. Стиснув зубы от гнева и любви, не притупившихся со временем, сжав кулаки, он думал о конце жизни этого жалкого представителя человечества, который идет, спотыкаясь и рыгая, перед ним. Он пообещал себе, что на этот раз получит удовольствие от того, что должен сделать. Его другое «я» скулило и рыдало, хныкало и кричало, но что он такое, если не иное, тайное лицо того «я»? Слабость загнана в самый дальний угол сознания и будет освобождена, только когда он исполнит задание.